скоро оставить ее в покое.
— Это страшный дом, гнефрау, — таинственно прошептала она. — Ах, почему мы не остались в Праге! Я наслушалась тут таких вещей, что до сих пор у меня гусиная кожа — вот пусть гнефрау сама посмотрит.
Тут Аннерль отвернула рукав и показала Лизе обнаженное предплечье, но сумерки в комнате сгустились настолько, что нельзя было разглядеть, действительно ли у Аннерль гусиная кожа.
— Чего же вы наслушались и от кого? — холодно спросила Лиза.
Она не отошла от окна, опасаясь, что если сядет, то сядет и Аннерль, и тогда еще труднее будет выпроводить ее.
— От кого? Да от кучера, — сказала Аннерль.
С достоинством она поведала тут, что не имеет обыкновения водить компанию и вступать в разговоры с низшими слугами, но поскольку в этом ужасном доме (в голосе ее опять появились нотки горечи) с ней обращаются так, словно она простая горничная у гнефрау, а не барышня к ребенку, каковой она на самом деле является, то ей только и оставалось расспросить о том о сем здешнего кучера, который, впрочем, не какой-нибудь простой грубый кучер, потому как прежде служил у графа Вальдштейна. И вот от рассказов этого самого кучера у нее еще и теперь не сходит гусиная кожа, как это видела гнефрау собственными глазами.
— Что же он вам рассказал? — нетерпеливо осведомилась гнефрау.
Ах, ужасные вещи. Она, Аннерль, не какая-нибудь деревенская дурочка, она уже многое в жизни повидала и служила в хороших домах, но ничего подобного ей еще не встречалось.
— Здесь… — Аннерль боязливо, на цыпочках придвинулась к Лизе и шепнула ей на ухо: — Здесь водятся духи.
— Что, что? — переспросила Лиза.
Она не совсем точно поняла, что хочет сказать Аннерль, но сам звук этих странных слов — «hier wird gegeistert» — внушил ей тревогу. Она начала бояться, и Аннерль тоже боялась, и так стояли они в темноте рядом, и обе боялись, и у обеих выскочила гусиная кожа. Так вот откуда эти странные речи о перевоплощениях, о пребывании душ в астральных сферах, — мелькнуло у Лизы в голове, — вот почему тетушка Амалия сказала при встрече, что ждала ее! Она знала об этом от какого-то духа — конечно, какой-то дух сказал ей, что Лиза появится у них, вот она и приготовила постель, и полотенце, и воду в умывальнике… Ах, что за день! А Аннерль все шептала на ухо, сообщая ужасающие вещи, которые она услышала от дынбировского кучера, служившего ранее у графа Вальдштейна. По вечерам-де внизу, в специальном спиритическом покое, предназначенном исключительно для этих ужасных целей, собираются господа вместе с другими пльзеньскими спиритами и вступают в общение с нечистой силой. И будто толстая госпожа, та, горбатенькая, впадает в магнетический сон, и духи входят в ее тело и вещают ее устами. Так и проводят Дынбиры время в безбожных занятиях, и после этого не удивительно, что дом у них такой мрачный, тихий, ведь все обходят его стороной. И потому Аннерль придерживается следующего разумного мнения — пусть гнефрау поищет какое-нибудь средство отправиться обратно в Прагу, которую гнефрау покинула в ничем не оправданной панике, и пусть они все трое, то есть гнефрау, Аннерль и Миша, мирно вернутся к господину Борну. Ей, Аннерль, пруссаки в тысячу раз милее, чем привидения, которые водятся в этом доме. Гнефрау заметила, как тут что-то стонет и потрескивает? Ах, какая ночь их ждет! Счастье еще, невинное дитя ничего не знает, не ведает. Она же, Аннерль, глаз не сомкнет как пить дать, и это будет уже вторая бессонная ночь подряд.
Лиза, хоть и сама устрашенная и трусившая, самым энергичным образом воспротивилась уговорам Аннерль. О возвращении в Прагу не может быть и речи, эту идею пусть Аннерль раз и навсегда выбросит из головы. Из-за глупых сплетен мужлана-кучера, из-за каких-то бабьих толков о привидениях оставить это надежное пристанище, этот гостеприимный дом и отдаться в руки жестокого, беспощадного неприятеля — нет, Аннерль не может советовать этого всерьез! Аннерль может говорить что угодно и бояться чего угодно — она, Лиза, мать и знает свой долг перед ребенком. Еще раз подвергнуть невинного младенца тяготам долгого пути, чтобы потом в Праге его замордовал какой-нибудь пьяный солдат, — да что это Аннерль воображает!
Они начали спорить, конечно, тихонько, шепотом, чтоб не вызвать ночных привидений; пока они шушукались, внизу послышался нестройный гул голосов. «Вернулись!» — подумала Лиза. Ноги ее задрожали, сердце сильно забилось; перетерпев страх и раздражение, с натянутыми нервами, она вдруг без всякой причины, но с твердой убежденностью сказала себе, что сейчас должно произойти что-то особенное, небывалое.
И это действительно произошло.
Лестница, ведущая на их этаж, чуть скрипнула под легкими торопливыми шагами, потом эти шаги направились к Лизиной комнате и замерли перед дверью. В чернильно-черной тьме появилась под дверью тоненькая полоска света и послышался легкий стук. Лиза с трудом произнесла «Herein!»[46] — горло ее сжалось, а губы одеревенели; дверь медленно открылась, и на пороге стал Оскар Дынбир, освещенный пламенем свечи, которую он держал в левой руке.
Вид обеих женщин, стоявших у окна, прижавшись друг к другу, как испуганные дети, поразил его; с веселым удивлением он спросил, отчего дамы сидят впотьмах, — вероятно, сумерничают? Говорил он по-немецки, то ли потому, что Лиза по-немецки пригласила его войти, то ли из вежливости по отношению к Аннерль. Но Лиза, бледная, словно завороженная его появлением, все молчала и только смотрела своими черными очами на его красивое, улыбающееся лицо; тогда старая дева взяла на себя труд отвечать и бойко, вызывающе, заявила, что действительно они тут сумерничали и говорили о привидениях. И будто в этом доме водятся духи, будто тут вызывают души умерших — правда ли это?
Покоробленный развязностью подчиненной особы, Оскар Дынбир подчеркнуто помолчал, прежде чем холодно ответить, что это правда. Затем, другим, гораздо более оживленным тоном, он обратился к Лизе и сказал, что внизу собралось несколько друзей, чтобы проделать увлекательный и в высшей степени актуальный эксперимент: они хотят вызвать дух какого-нибудь солдата из тех, что пали под Градцем Кралове, и расспросить его, как там все происходило. Может быть, милостивой пани интересно будет принять участие в этом сеансе?
— О да, очень интересно, — без колебаний сказала Лиза и, не подарив няньке ни единого взгляда, подошла к Дынбиру.
В том настроении, какое владело ею, Лиза пошла бы за ним, даже если б он звал ее в курильню опиума или на свидание с самим сатаной; что
