несущественный.
– Какие могут быть осложнения, побочные эффекты?
– Ну-у… побочные эффекты… их не должно быть. Вероятность побочных эффектов очень мала. И все-таки: все, что угодно, может произойти. Человек может умереть, ослепнуть, есть риск полностью потерять все зубы… но мы говорим сейчас о случаях крайне редких.
– Так вы считаете, что мне это не нужно? – переспросила я, вспоминая первые слова доктора, как только он меня увидел: «Такая молоденькая, симпатичная девушка хочет сделать пластическую операцию?!»
«Льстит», – мелькнуло у меня в голове. «Похвали клиента и тем самым расположи его к себе». Я сама видела, как они сыплют свои лживые комплименты полным уродинам, эти американцы.
Но теперь мне хотелось услышать даже лживое разуверение. Подвергнуть себя риску смерти, пусть даже маленькому, было страшно. Еще страшнее было остаться беззубой или ослепнуть. Когда идешь на такой риск, чтобы исправить какой-то явный дефект, это еще можно понять. А тут, подумаешь, не ослепительно красива. Что это в сравнении с возможностью остаться совершенно беззубой… или слепой…
А может быть, и не лживое разуверение. Как никак, сказав мне «нет», он лишался семи тысяч долларов, которые спокойненько сами лезли ему в карман.
– У вас есть такие деньги на операцию? – поинтересовался доктор.
Я кивнула утвердительно. Не стала объяснять ему, что для меня нет невозможного: если мне понадобятся семь тысяч долларов или семьдесят тысяч долларов для того, чтобы я смогла купить рецепт Любви или купить что-то, благодаря чему я добьюсь Любви Гарика, то эти деньги всеми правдами и неправдами будут мной добыты. Я пока не думала о том, как я их добуду. Я пока только думала о том, нужна или не нужна мне пластическая операция как средство безоговорочного покорения Гарикиного сердца. А уж деньги… Что может быть проще…
– Ну, нужно или не нужно можете решить для себя только вы сами. Я уже сказал, что нахожу вас очень привлекательной и без операции. Основная часть моих пациентов – это люди в возрасте, которые хотят устранить признаки старения, или люди с существенными дефектами, но! Бывают и такие, как вы, которые чувствуют (он сделал ударение на этом слове) себя недостаточно привлекательными, и для них сама мысль, что в их внешности есть пусть даже пустячный изъян, мешает чувствовать себя вполне счастливыми. Если вам так хочется… – доктор взглянул на меня и улыбнулся, – почему бы не устранить этот пустячный изъян?! Красивому ведь нет предела…
* * *
Я вышла из докторского офиса совершенно сконфуженной. С одной стороны, я понимала, что идти на эту операцию – очередное безумие, только далеко не такое невинное, как выбросить двести долларов у гадалки и помыть три раза пол тремя разными растворами. Здесь под риск ставилась моя жизнь. Я могла на всю жизнь остаться инвалидом. С другой стороны, отказавшись от этой операции, я лишалась своей последней надежды, последнего метода борьбы… Жизнь моя была в безопасности, но кому нужна такая жизнь?
Я бесцельно поплелась вдоль Мэдисон-авеню. Куда-то беспрерывно спешившие прохожие постоянно норовили сбить меня с ног. В полной растерянности я села в каком-то скверике, машинально наблюдая копошащийся муравейник людей. Пригревало солнышко, поблескивая и играя на роскошных витринах. Напротив меня, на лавочке, сидела немолодая, обрюзгшая женщина лет тридцати… с чем-то. Несмотря на дряхлую грудь и вполне заметные морщинки вокруг глаз, она сидела с лицом довольно жизнерадостным (для человека с такой внешностью) и уплетала мороженое. Не видно было на ее лице ни следов депрессии, ни отчаянья, ни даже грусти за то, как обделила ее природа. Она облизывала с наслаждением сливочное мороженое, вовсе не смущаясь тем, что у нее столько морщин, а на боках ее столько лишнего жира. Живут же и такие на свете: и ничего, еще сидит и ест мороженое, с удовольствием ест, солнце играет у нее на губах… По общепринятым меркам, она даже не считается уродиной. Ее внешность любой прохожий охарактеризовал бы как среднюю, обыкновенную. Ведь, если разобраться, то идеальные – и ростом и весом, да еще, чтоб при этом – молодые, да чтобы и лицо изумительное, – это же так редко встречается! А как же живут на свете остальные?!
Вот еще одна женщина с огромным задом и безобразными ляжками склонилась над коляской своего малыша и самозабвенно счастлива, агукая ему и играя с ним на солнышке. Мало, фигура безобразная, еще вкуса никакого, напялила с такой задницей короткие шорты! Любит же кто-то и эту женщину. Вон, раз малыш есть, значит, должен быть и муж. Она – с такими ляжками – замужем, а я вот хожу и не могу добиться любви (уж не говорю замужества), только любви – старого, лысого и толстеющего мужчины. Что бы я делала, если бы у меня были такие ляжки? Что со мной будет, когда у меня появятся морщины?! Что я буду делать? Может, в самом деле, не во внешности тут дело? В чем же, в чем же тогда дело?
Вот девочка-подросток, с лицом усыпанным прыщами, прошла, разговаривая с ядреным, богатырски сложенным парнем. Сколько идеально красивых женщин видишь ты в беспрерывно движущемся потоке прохожих на улице? Ни одной. Во внешности каждой есть какой-то изъян. И ни одной из них даже не приходит мысль о пластической операции. Их недостатки – посущественней моих. По крайней мере, у меня нет прыщей, морщин, отвисшей кожи, плоской груди, торчащего живота, кривых ног, лишнего веса. Отсутствие явного дефекта во внешности – это уже большое достоинство! Не так-то природа и обделила тебя внешностью. Не ослепительно красива! Но посмотри на других!
И все-таки объективно увидеть себя и оценить невозможно. Я помню, в учебнике психологии был такой термин: «защитный механизм». «Защитный механизм» – это когда вполне умный, интеллигентный человек в упор не хочет видеть объективную правду насчет самого себя, потому что это слишком больно.
А может быть, и другое. Откуда мне знать, что там за жизнь у всего этого «среднего» потока людей. Может быть, они просто смиряются с тем, что им бог пошлет. Ведь, если так поверхностно смотреть, то и я не одинока, у меня есть Гарик. А загляни ты поглубже в любые отношения – найдешь три вагона негатива.
Может быть, дело не в том, что я могу возбудить меньше любви, чем кто-либо, а в том, что я требую гораздо больше, чем кто-либо?
«Страстная любовь – или ничего», – говорю я.
Сколько женщин считает так, как я? Все мечтают о страстной любви, не все ее получают. Но никто не заболевает на этой почве. Или заболевают, а я просто не знаю?
И все-таки, как
