…В пробку мы все-таки попали… И по мере того как тащились в унылом ряду машин (Слава со времен йогурта-уёгурта в салоне казенного «форда» больше не рискует нарушать правил дорожного движения), я понимала, что вряд ли полюбуюсь на белоснежный лайнер с эпохальным грузом на борту.
Последние несколько сот метров я просто бежала по набережной, хотя мне страшно мешали загипсованная рука и, как это ни странно, закрытый пластырем глаз… Все-таки для уверенных действий нашему телу, увы, требуется парность всех наших парных органов…
Словом, тяжело дыша, я подбежала тогда, когда публика уже начала расходится, хотя кое-кто еще махал вслед валко утюжащему волны кораблю, неожиданно для меня действительно романтически белому…
Меня кинулись обнимать Яша, Изя и Галина Шмак… Все ахали, цокали, рассматривали мой профиль, громко обсуждая, — на кого я больше похожа, — на Кутузова, Моше Даяна или…
— Жаль, что ты не на корабле, доча, — сказал Изя Коваль. — Тебе бы сейчас корабль пошел, ты прям, как адмирал Нельсон…
Телевизионщики с какого-то новостного канала продолжали снимать лайнер, уходящий в золотое небо, с горящими под солнцем куполами храмов…
— А что, Гройс действительно среди восходящих колен!
— Нет, — сказал Изя… — Но он прислал теплое приветственное письмо… Он считает, что в будущем возникнет нужда еще в одном Конгрессе Потерянных — Возвращенных Колен… Вообще, как-то так получилось, что из VIP-персон на корабле — никого. Я предупреждал, что это — афера… Ну, ничего, Страна примет всех…
— Чем не «Летучий голландец»? — спросил меня Яша. — Пойдем, я на машине, подвезу тебя домой…
— И меня до какого-нибудь метро а то мы верстку не успеем Дина вам придется сегодня прочесть…
— Галина, побойтесь Господа нашего, Норувимыча. Как она будет читать все это одним глазом, — вступился Яша…
— Слушайте, Галина… — спросила я осторожно, — а как вообще-то выглядит Гройс?
Она задумалась — впервые за все три года нашего знакомства, и гораздо медленнее, чем обычно, произнесла:
— А вы разве не видели его?
— Признаться, ни разу… он всегда в отъезде или занят…
— Так мы же часто его фото в газете… кажется… если память не… надо у Алешки…
— Я не помню… — растерянно проговорила я. Мне было стыдно: я ведь всегда очень внимательно читала гранки газеты. Неужели просмотрела?
— Может, потому, что он всегда как-то мелко получается… нерезко. Некачественно… Так, отвернувшись… В общем, он такой… не ярко выраженный… Спросите у Ромы, а? Она ведь с ним живет…
— Вы уверены? — спросила я… — Впрочем, мне все равно, как он выглядит. Я уезжаю…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение №13.647:
Слабый старческий голос:
— Деточка, извините… Я вспомнила имя этого вот, водопада… в который Бузя упал (всхлипывает )… Вы простите нас, старых… мы просто места себе не находим, такое горе, такое горе… Нам в Посольстве сказали, что у вас та же фамилия, и мы подумали, может, мы — родственники… Не знаю даже, зачем звоним… Сейчас… Найду бумажку с этим названием… Фима, где эта бумажка, что я водопад записала? А?.. Не могу найти… (плачет ) Ну, вот, все у нас пропадает, бумажка пропала… сын пропал… все пропало… Все пропало…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Синдики паковали чемоданы.
Уезжала, менялась вся коллегия, каждый возвращался на круги своя…
В последний рабочий день я сама одной левой убирала кабинет, потому что Маша ревела белугой и с утра дважды падала в обморок…
Мы уже выпили за отъезд, за благополучное наше возвращение в Иерусалим, за благополучное воцарение нового синдика на престоле Фенечек-Тусовок…
Я разбирала папки, Эльза Трофимовна с явным удовольствием рвала ненужное, мы с Женей сваливали весь мусор в огромные пакеты, Костян выносил их на помойку…
Посреди всего этого разгрома беспрестанно звонил телефон, — я прощалась, мне желали, я обещала, приглашала, давала честное слово, что…
— А вот интересная заметка… — вдруг проговорила Эльза Трофимовна, — в «Вечерке»… Ее надо сохранить, для Маши… Маша, слышишь, тут для тебя: — и стала торжественно читать:
— «В мире невероятного». В прославленном ставропигиальном мужском монастыре Введенская Оптина Пустынь неизвестно откуда появился святой старец, называющий себя Авадий. Общается он с монахами только на древнееврейском языке, языке святого Писания, благословляет страждущих; прочитанные им молитвы исцеляют бесплодие, болезни позвоночника и легкие формы умственного расстройства. В администрации монастыря считают, что он — земное воплощение одного из отцов раннехристианской Церкви, возможно, из-за иконописной византийской внешности старца…»
…открылась дверь и вошла наша Рома, как всегда, — с видом независимой иерусалимской кошки, — словно бы по пути куда-то, в более важное место, на более важную встречу…
— Ро-ома! — дружно протянули все мы. — Вы разве не на корабле?
— А чего я там забыла, — сказала она, — мне еще сегодня Гройса собирать в Бангладеш, зашить кое-что, простирнуть, погладить…
— Тогда выпейте, вот, — сказал Костян, наливая Роме в бумажный стакан сухого вина. — Мы сегодня начальника провожаем…
Рома с удовольствием выпила, крякнула, закусила бананом…
— …род приходит и род уходит… — сказала она, — а Синдикат остается…
Я рассмеялась, — она была права.
— Жаль только, — сказала я, — что мне так и не удалось уговорить начальство купить для вас новое здание…
— И не удастся, — спокойно отозвалась Рома, со щекой, оттопыренной бананом. — Никому не удастся… Клещатик не позволит. Задушит и саму идею, и того, кто ее породит… Ведь он за этот садик собирает с Синдиката ежегодный отменный урожай.
— Как?! — ахнула я, — Разве и садик принадлежит Ной Ру?..
— …и садик, и садик…
— Вы это знали?! И молчали?!
— А вы не спрашивали, — мстительно ухмыльнулась Рома… — И, честно говоря, — что это изменило бы?
— Ну да… — подхватила я в тон ей, — род приходит, и род уходит… а Клещатик остается…
— Ах, тут пьянка, как всегда! — С какой-то бумагой заглянула Угроза Расстреловна Всех. — Что это с вашим лицом? Доигрались? Вас что, допрашивали? Я хотела сказать: тут последние выплаты Кларе Тихонькой на календарь «Вечная Катастрофа», — так вот, чтоб вы знали, — я не подпишу!
— Не подписывайте! — бесшабашно отозвалась я. — Хрен с нею, не подписывайте, Роза Марселовна! Костян, налей неподкупному Стражу Пустой Казны…
— А знаете что, я выпью, действительно! — сказала Угроза Расстреловна, усаживаясь вдруг на стул… — Сегодня аудиторы закончили наконец проверку… Прямо камень с души…
— Ну и как? — поинтересовалась я ехидно.
— Все в порядке! По моей части — комар носу не подточит!
— Как… а Джеки? Вы же знаете, что…
— А это другая бухгалтерия, не моя, — быстро отозвалась Роза Марселовна… И, понизив голос, сказала: — И потом, — при чем тут Джеки? Вы что имеете в виду?
Она поднялась и под локоть подтолкнула меня к моему кабинету, одновременно плавно прикрывая дверь.
— Но вы же знаете новости… — тихо проговорила я. — Джеки играл на…
— Ну играл!.. — Она смотрела на меня со снисходительной иронией… — Джеки — это беда его собственной мамы или жены, — не знаю — кто там с ним мучается… Джеки свои проигрывал, свои кровные. Всю зарплату просаживал, это правда… Иногда буквально голодал… Я ему часто бутерброды из дому приносила… Уважаю честность! Страсть у него, понимаете… Бывают такие случаи. Достоевский. Некрасов. Но казенных денег он не касался…
Я, не отрываясь, смотрела на эту загадочную женщину. Она достала сигарету, закурила:
— У вас тут не курят, я знаю, но вы уж, считай, что уехали… Я одну затяжку, на минуту…
— Но… позвольте!!!.. Куда же — деньги… на что?!.. Миллионы!!!
Угроза Расстреловна Всех усмехнулась.
— Вы уезжаете? — спросила она. — Уезжайте, с Богом… — Она махнула рукой, налила сама себе из бутылки остаток вина… — Уезжайте… И не будите лиха… Вот, я выпью, чтоб вам дорога была… — Она поднялась, выпила стоя. — Так вас что это — не допрашивали, нет? Знаете, в той организации, где я работала до Синдиката…
Зазвонил телефон, и поскольку заплаканная Маша не брала трубку, чтобы не гундосить от имени всего департамента, я — через стол — потянулась к телефону.
— Мое терпение на конце, мерзавцы, подонки, паскуды!!! — заорал мне в ухо знакомый голос. — Я написал на вас куда следует!!! Я обещал, и я написал, обещал и написал!!! Пусть вам жопы-то начистят в вашем детском садике! Воры!!! Воры, подонки, мерзавцы!!! И ваш корабль паскудный, и ваши липовые евреи — это я, я сообщил, куда следует!
