снова опустился перед ней на колени.
– Скажи, разве я всего этого не делал? Разве не старался?
– Старался…
Твила чувствовала, как по щекам бегут влажные дорожки – больше от боли: к его пальцам прилипли короткие волоски, но он даже не замечал.
– Тогда почему ты его любишь? За что его? Я ведь по глазам видел…
И правда, за что? За то, что смазал коленку? Заставил пришивать ноги соломенному чучелу? Рассказал про регулы? Постоянно ворчит и ужасно поет?
– Скажи, где гнездится это чувство, чтоб я мог его выковырнуть. Здесь? – Горячая ладонь прижалась к груди напротив сердца. – Или здесь течет эта отрава. – Палец поднялся от запястья к локтю, следуя за рисунком вен. – А может, тут? – Палец ткнул ее в середину лба, отчего голова откинулась назад, но Левкротта придержал затылок. – Я тебя вылечу, я… – Тут он заметил ее разбитую губу и осекся. – О, прости, милая, я не хотел, правда! – Он потянулся и снял губами капельку крови, а потом обнял так, что стало трудно дышать, прижался щека к щеке, гладя по голове. – Не так, я не хотел, чтобы так вышло, ты ведь мне веришь? Веришь?
Стиснув ее лицо в ладонях, прислонился лбом и горячо зашептал:
– Это все он, из-за него моя девочка заболела. Ничего, совсем скоро я избавлю тебя от него, я бы сделал это уже сегодня, если б нашел его.
– Что? О чем ты?
– Деревня… – бормотал Левкротта, перемежая шепот быстрыми поцелуями, осыпая ими ее мокрые щеки, глаза, нос. – Я ездил сегодня туда, но никто его не видел. Видишь, милая, я же говорил: его ненадолго хватило, он не готов бороться за тебя так, как я. Он спрятался, сбежал, забился в какую-то нору и пережидает…
– Я тебе не верю!
Левкротта резко замер, пальцы на щеках окаменели, а ногти начали погружаться в ее кожу. В глазах закипало привычное бешенство. Лучше пусть так, чем притворство.
– Придется. Сама у него и спросишь, только ответить он не сможет. Мертвые не разговаривают.
– Нет! – Твила оттолкнула его и вскочила со стула. – Я тебе не позволю!
С минуту Левкротта продолжал стоять на коленях, глядя на нее снизу вверх так, словно на его глазах только что совершилось самое страшное предательство: вид растерянный, лента слетела, и растрепавшиеся локоны рассыпались по плечам. Потом опустил голову, уперся руками в пол и начал подниматься, медленно, по-звериному.
Твила попятилась.
– Так вот как моя девочка заговорила? А как же «я тебя люблю»? Дочка и сын, и все остальное?
– Ты сам знаешь, что это неправда! – выкрикнула Твила, чувствуя, как внутри нарастает горячая смесь страха и ярости. – Ты заставил меня это сказать!
– Заставил, говоришь? – Он надвигался так же неторопливо и уверенно. С чего бы ему не быть уверенным? До конца комнаты меньше полудюжины шагов. Левкротта расслабил шейный платок и скинул стесняющий движения камзол на ковер. – Когда это?
– Да с самого начала! Ты спрашиваешь, почему я его люблю?
Он на мгновение замер, а потом продолжил мягкое наступление, спросил вкрадчиво:
– Ну?
– Да потому что он во всем, что я вижу и делаю! В каждом облаке, в каждой балладе, в каждой нитке. Потому что я просыпаюсь с мыслью о нем и засыпаю с его образом. Потому что мне не нужны причины и слова, чтоб это объяснять! Потому что меня самой нет, если нет его!
Левкротта, зарычав, одним прыжком оказался рядом, схватил ее за локоть и отвесил пощечину:
– И так любишь?
Голова дернулась, щека горела.
– Люблю!
– А так?
Вторую щеку ожгло.
– А так еще больше! Ты хотел знать, где она, моя любовь? Да я сама из нее состою, целиком и полностью! Я и есть любовь! Можешь сжечь и распылить меня по ветру, но и тогда она останется в этом мире. И мне неважно, любит ли он меня, потому что моего чувства хватит на нас двоих!
От удара Твила отлетела назад и приземлилась спиной на стеклянный столик. Хрупкая опора рассыпалась под ней и тут же в отместку впилась хрустальными зубами в плечи, руки и спину. Хорошо хоть на ней корсет…
На миг все померкло, а потом комната со всеми ее кошмарами вернулась. С лепного потолка на Твилу глазели вереницы младенцев, неприятно пухлых, с руками и ногами в перевязочках. Они скалились, радуясь разворачивающемуся спектаклю.
Твила вынула осколок из плеча и попыталась провести рукой по глазам, но пальцев стало вдвое больше, и они не желали слушаться, все время промахиваясь. Рука сделалась вся красная. Из круговорота бархата и позолоты снова вынырнуло взбешенное лицо. Левкротта схватил ее за ворот и рывком поставил на ноги.
– У нас еще уйма времени, милая. Повторишь свою пламенную речь? Держу пари, раз эдак на двадцатый ты уже не будешь столь уверена в своих чувствах. Ну что, продолжим проверять их на прочность?
Его пальцы больно впивались в локоть, ноги не держали Твилу. Перед глазами мотался ковер, расцвеченный ромбами и завитушками.
– А еще люблю, потому что он не ты… – выдавила она. – И, пока жива, всегда буду к нему возвращаться. Сломаешь ноги – поползу…
Он крутанул ее и швырнул на ковер в центр комнаты.
– Все вы на словах такие смелые! Поползешь, говоришь… проверим? Или это такая фигура речи? Разберем-ка ее по косточкам.
Твила уперлась локтями в пол и подтянулась, пытаясь отодвинуться. Прижатое коленом платье затрещало. Туфля мешала, и Твила ее скинула. Только бы добраться до края ковра… Руки не слушались, пальцы оскальзывались на мягком ворсе, оставляя красные пятна, гул камина наполнял уши, а перед глазами все кружилось, и все равно она пыталась, чувствуя, что Левкротта неспешно приближается…
– Это ты уже начала демонстрацию? – раздался глумливый голос прямо за спиной.
Ненависть… до этой минуты она не знала ее вкуса. Всего лишь звук, слово, которое внезапно обрело лицо и голос. Его лицо и его голос.
Левкротта потянулся – Твила почувствовала пальцы на плече – и быстрым движением отогнула край ковра, зажмурилась…
Не ради себя, она делает это не ради себя.
В следующий миг ее перевернули на спину. Она распахнула глаза, подалась вперед и всадила нож, который успела спрятать до прихода Ми, по самую рукоятку.
– Вот теперь начала!
Проворачивать не стала – и без того подействовало незамедлительно. Левкротта выпустил ее и, пошатнувшись, удивленно уставился на бедро, откуда била толчками струя, быстро пропитывая светлые бриджи. Он отступил на шаг и только тогда закричал.
Твила вскочила, ощущая, как вся Вселенная кружится вместе с ней, и рванула к
