кажется, ткни и рассыплется, а руки, как у кузнеца.
Он повернул ее спиной, аккуратно расстегнул перламутровые пуговки, спускающиеся до самого пояса, и несколько раз дернул шнур, ослабляя. Его ладонь мягко скользнула под сорочку, легла на метку. Узоры тут же защипало, словно лилия откликалась на прикосновение владельца. Левкротта наклонился к самому ее уху – волоски на шее приподнялись от его теплого дыхания, – и прошептал:
– Так лучше?
– Да…
– Хорошо.
Он так же быстро застегнул все пуговки до самого верха и повернул ее к себе.
Твила собралась с духом.
– Ле… Левкротта, – глаза вспыхнули – ему нравилось, когда она называла его по имени, – почему тебя так долго не было? Я ждала весь день.
Он привычным движением потянулся погладить ее волосы, но в последний момент осекся и отдернул руку.
– Я ездил в деревню.
– В деревню? – Во рту у Твилы пересохло. – Зачем?
– Очень своевременный вопрос. – Он шутливо коснулся кончика ее носа и позвонил в колокольчик. – Хотел порадовать мою девочку.
Серебристое эхо еще не отзвучало, а дверь уже распахнулась, и в комнату вошел один из близнецов – До или Ре, – толкая перед собой столик на колесах. На нем воцарилось огромное блюдо, уставленное пирожными. Нет, не просто пирожными – настоящими городами пирожных. Наверное, кондитерскую после этого налета закрыли. Раньше Твила могла только любоваться на все эти соблазны через витрину. У них с Дитя даже ритуал был: по пятницам, когда завозили новые сладости, они бегали смотреть, как хозяйка, госпожа Шукр, украшает ими витрину. Сейчас же при виде этого великолепия желудок скрутило в узел.
Корзиночки с мягким грильяжем, пышные кексы в обсыпке из мака и миндальных лепестков, все в потеках густой ароматной патоки, слоеные завитки с запеченными яблоками и корицей, марципановые ежики с нежным пралине, многослойные суфле, крохотные эклеры, начиненные сливочным кремом и политые абрикосовой глазурью, меренги с прослойками из джема. И между ними – россыпи цветов из мастики, миниатюрные пряничные человечки и даже целые сценки: сахарная семья играет в снежки из леденцов.
– Голодна?
Твила очнулась и, заметив, что Левкротта внимательно за ней наблюдает, кивнула:
– Очень.
– Прекрасно, – он жестом отослал лакея, а сам придвинул ей стул и помог сесть. – Какое?
– Вот то, кремовое.
Он подцепил указанное пирожное, примостил на тарелочку и протянул ей, а сам устроился рядом на ковре.
Твила откусила, чувствуя, как рот заполняется невообразимо приторным кремом, и молясь лишь о том, чтобы ее не вывернуло.
– Вкусно?
– Оф-фень, – она с усилием проглотила кусок и протянула оставшуюся часть ему, – м-м?
Левкроттта провел по губам Твилы, стирая сахарную пудру, слизнул ее с пальца и одним укусом покончил с пирожным. Потом вынул из кармана платок и нежно вытер ее липкие пальцы. Твила тоскливо покосилась на стол, прикидывая, сколько пирожных еще нужно съесть, чтобы выглядеть счастливой, но тут Левкротта сам забрал блюдце, отставил на ковер и, придвинувшись, зарылся лицом ей в колени.
Пару мгновений Твила боялась пошевелиться, а потом осторожно погладила склоненный затылок. Он глубоко вздохнул и, не меняя положения, обнял ее за талию.
Твила уже смелее запустила пальцы в каштановые волосы.
– Левкротта…
– Да?..
– А мы можем уехать сегодня?
Еще один вздох, от которого колени стали горячими. Потом он поднял лицо, и Твила не сумела прочесть выражение глаз. Он взял ее руку, перевернул, поцеловал ладонь и прижал к своей щеке.
– Я не злюсь, милая, уже нет. Вот увидишь, на этот раз у нас все будет по-другому. У нас ведь уже получается, правда?
Твила кивнула:
– Правда…
– Я буду стараться… но и ты должна. Мы не станем вспоминать прошедшие два месяца, и это место тоже. Сожжем мостик так, словно его никогда и не было. – Твила вздрогнула, осознав, сколь многое связано у нее с этим «мостиком». – Оборвем все ниточки разом и уедем.
– Оборвем ниточки?
– Чтобы тебя больше ничто здесь не держало. Начнем с чистого листа. Они у нас еще будут… – Левкротта осторожно коснулся ее живота и заглянул в лицо. – Я бы хотел девочку и мальчика, а ты?
– И я… девочку и мальчика.
– Дочка, похожая на тебя. Мы воспитаем ее настоящей леди, а сын – я научу его стрелять, ездить верхом и быть сильным. Можешь постараться, чтоб у него были мои глаза?
– Я… я не знаю, попробую.
– И они будут знать, что их любят…
– Да, будут знать…
– Потому что так всегда бывает в семьях, где родители любят друг друга.
– Да, так всегда бывает.
– Можешь это повторить?
– Что повторить?
– Что ты меня любишь.
– Я тебя люблю.
– А теперь еще раз. И, чтобы вышло убедительнее, можешь представить его на моем месте.
– Что?
– Еще. Раз.
– Я тебя люблю.
– И улыбнись так, словно сама в это веришь, – Левкротта легонько раздвинул уголки ее рта. – Ну же, постарайся.
Твила сделала, как он велел, чувствуя дрожь в губах, и робко спросила:
– Получается?..
С минуту он смотрел на нее, наклонив голову к плечу, потом вздохнул:
– Почти.
И ударил наотмашь. Она полетела на пол вместе со стулом. Вкус соли и сладость ванильного крема смешались во рту в тошнотворный соус. Левкротта встал, отряхнулся и направился к ней. Пока Твила барахталась, пытаясь выпутаться из подола, отшвырнул ногой стул, сдернул с ее головы парик и поднял за корни волос.
– Все вы одинаковые: сплошная ложь и фальшь. Плачетесь, что хотите любви, но под ней разумеете совсем другое. – Он швырнул парик в камин, к догорающим обломкам шкатулки, и от огненной глотки пошел запах жженого волоса. – Слушая признания, прикидываете, что вы с этого получите: как упрочится ваше положение и сколько безделушек он вам накупит. А настоящая любовь – она не такая, неа. Любовь – это когда хочется сжимать до хруста костей и сходить с ума, сознавая, что этого мало, и вообще всего будет мало.
Левкротта потянул ее за волосы, заставляя выгнуться, подтащил ее лицо к своему и мягко провел пальцем по щеке:
– Я бы убил тебя, если б это помогло о тебе не думать.
Перехватив поудобнее, он поволок ее к лежащему на боку стулу. Твила пыталась переставлять ногами, но они то и дело поскальзывались на ковре, правая туфля слетела.
– Как легко люди разбрасываются этим словом! Когда любишь человека, то любишь его полностью, во всех проявлениях – а иначе что это за любовь?! Думаешь, он сможет тебя так любить? Да в этой деревяшке больше жизни, чем в нем!
Левкротта постучал по стулу, поставил его на место и толкнул ее в грудь, усаживая. Сам
