Лайош смотрел через голову барыни. В дверях кухни стояла Тери. Фигура ее никак не выдавала, что еще недавно у нее в животе был ребенок. С чуть насмешливым интересом она наблюдала за барыней. Лицо ее пыталось выказать некоторое сочувствие, в глазах же сквозила радость; вся она была полна каким-то отстраненным выжиданием, любопытством — будто в кино сидела. «Рабочие требуют деньги», — сказал Лайош, осмелев немного от взгляда Тери. «Пусть требуют у того, кто их украл». — «Но они сюда собираются. Если не будет денег, придут всем скопом». — «Сюда? Вы видали такую наглость?» Барыня смотрела то на Тери, то на Лайоша. Тери попробовала было изобразить ужас, но предвкушаемое развлечение явно было ей по душе. «Господи, барыня, они еще грубить станут». — «Грубить? Дай-ка мне платье, Тери. Я покажу им, как мне угрожать!»

Они ушли за стеклянную дверь, и тут же в поле зрения Лайоша за нижней частью дверной створки попали нетерпеливо сброшенные плетеные босоножки, которые Лайош только что видел на барыне. Потом стало видно распахнутую дверцу шкафа и руки, что-то кладущие в белую летнюю сумочку. Лайош заметил: хозяйка оделась нарядней, чем обычно. «Ах, барыня, вы такая храбрая, — сказала Тери, передергивая плечами. — Я б ни за что не посмела к ним идти». — «А чего мне бояться?» — громко говорила барыня, застегивая на ходу блузу. Тери смотрела на нее улыбаясь. Конечно, куда лучше было бы, если б рабочие явились сюда и она все увидела бы своими глазами. А так ей оставалось лишь гадать, чем кончится дело. В отчаяние, владеющее хозяйкой, теперь тоже добавилось своеобразное волнение, какое чувствует охотник перед выездом в поле. Прежде чем открыть дверь, она облизала перед зеркалом губы и разгладила пальцами брови. «Ну, с богом», — улыбнулась она Тери, хотя лицо ее и особенно шея покрыты были красными пятнами. «Целую ручки, — рассмеялась Тери. — А вы, Лайош, смотрите мне, берегите барыню!» — крикнула она им вдогонку с крыльца.

Хозяйка шла так быстро, что Лайош, толкая велосипед, вынужден был прибавить шаг, чтобы не отстать от нее на подъеме. При таком темпе у барыни еще доставало духу на разговор; если б она не шла так быстро, почти бегом, ее, наверно, разорвало бы от волнения. «Божье наказание, видно, лежит на этом доме, — говорила она, не оглядываясь на Лайоша. — Не знаю, найдется ли еще в городе женщина, которая могла бы через все это пройти. Сначала — с участком. В Совете общественных работ говорят: все в порядке, я выкладываю деньги — и тут в поземельной книге выясняется, что даже деление на участки не произведено. Я добилась, я выхлопотала, землемерные работы наконец сделали. И теперь вот — строительство. Сколько я спорила с проектировщиком! Он мне замок, дворец норовил всучить, а мужу избушка нужна была на курьих ножках… И теперь вот этот негодяй! Мужу легко. Он всегда против строительства был, это его принципам противоречило. Повесил рюкзак на спину и уехал себе что-то там изучать в Задунайщине. А моим принципам, видите ли, не противоречит вступать в рукопашную драку с рабочими!»

Слух Лайоша от спешки притупился, и вообще он плохо воспринимал сейчас посторонние звуки: колокольный голос Тери звенел у него в голове. «Вы, Лайош, смотрите мне, берегите барыню». Ему даже не пришлось оправдывать Тери, искать объяснений ее прошлому. Голос этот, словно ангельский глас с небес, сразу убедил его в абсолютной невинности Тери, и теперь, отложив на потом осуждение соблазнителей юных, неопытных девушек, он всю заботу сосредоточил на стремительно шагающей барыне, которую вверил ему ангельский глас. Рабочие, поддержку которых он ощущал по дороге сюда, теперь ждали наверху, у сарайчика, словно самое тяжкое из семи испытаний, предстоящих крестьянскому сыну из сказки. «Однако не для женщины такие дела, — сказал он, когда они с барыней вышли на улицу Арпад. — Этот народ ведь без разумения, могут еще и обидеть». Он даже приостановился: может, одумается барыня и повернет обратно. Но та лишь глянула на него зелеными от волнения глазами. «Ну и пусть, обидят так обидят, — передразнила она Лайоша. — Меня уже и грузчики, что мебель привозили, пробовали обидеть, и угольщики. Не испугаюсь я и черта с дьяволом. Мы с отцом как-то ехали на машине, и между Ишасегом и Геделлё ось сломалась. Так я полтора часа сидела ночью в машине одна. Мимо пьяные проезжали, охотничья компания какая-то, и мне кричали: „Эй, цыпочка!“» Стараясь себя подбодрить, она принялась перечислять свои подвиги. «А когда я рожала Жужику, так муж плакал от страха, а я только зубы стискивала и улыбалась ему — пока уж очень больно не стало. Так что, Лайош, не спешите ради меня жертвовать жизнью», — добавила она, слегка сжав локоть Лайоша, когда они добрались до участка. «Вы, Лайош, смотрите мне, берегите барыню», — снова зазвенело в нем, когда он взглянул в обращенные к нему сердитые и в то же время смеющиеся глаза.

Рабочие, среди которых Даниеля уже не было, поднялись, увидев хозяйку. То, что она пришла сама, они восприняли как добрый знак и предупредительно поздоровались. «Ну что, друзья мои, — смеясь, начала барыня, — вы, я вижу, без меня по домам не хотите идти?» — «Мы, барыня, люди рабочие, — смиренно заговорил редкоусый, — всю неделю трудимся, а в субботу хотим получить, что заработали». Все уверены были: деньги их лежат в этой белой сумочке, и не жалели почтительных выражений. Лишь один пештский каменщик сказал мрачно: «Не очень-то весело нам, барыня, что каждую неделю столько приходится скандалить, чтоб свои кровные получить». — «А мне? Мне весело, думаете, что после стольких расходов меня и сюда еще тащат?» — ответила хозяйка. Рабочие помрачнели и смолкли: что-то такое начало им не нравилось. Неужто пришла, а платить и не собирается? «Вы передали, что собрались все прийти ко мне, — продолжала хозяйка. — Не утруждайте себя: вот она я, перед вами». После первых, обнадеживающих фраз слова эти прозвучали твердо и с вызовом. «Нам только деньги наши нужны», — сказал кто-то. «Разве я вас нанимала?» — «Но мы ведь для вас дом-то строим». — «А если я, скажем, стул покупаю, должна я отвечать за то, кому и сколько столяр задолжал?» — спросила хозяйка. Рабочие угрюмо молчали. «Это дело другое, барыня, — вылез вперед серб. — Вы такими шуточками голову нам не дурите. Мы знаем, что такое стул и что такое дом». — «Так, барыня, не пойдет, — вставил пештский каменщик, — чтоб бедняки страдали, если вы что-то там не поделили между собой. Эти люди целую неделю должны жить на то, что они здесь заработают». — «А как быть с мошенниками, растратчиками? Они разве не у рабочих воруют? Меня ваш подрядчик тоже кругом обманул». «Нам до этого нет дела, барыня! — закричал серб, — мы свои деньги требуем». — «Я вам ничего не должна», — ответила барыня, волнение которой перешло в каменную решительность. «Тогда кровь здесь прольется!» — вне себя завопил серб.

Кто-то из поденщиков положил на плечо серба руку. В Лайоше звучал ангельский глас Тери. Глас подбивал его на безумный подвиг, реальность же подсказывала: если сербу кто-нибудь встанет поперек дороги, драки наверняка не избежать. Хозяйка шагнула к сербу. «Угрожаете? Вы мне угрожаете? Старый мерзавец!» Она стояла почти вплотную к сербу. Тому ничего больше не оставалось, как ударить или отступить. Невероятная отвага женщины притупила в нем безумную ярость. Его нерешительность была воспринята другими, более смирными, как полное поражение. «Не тронь барыню», — сипло сказал редкоусый. Лайош тоже встал меж сербом и хозяйкой. «Только в тюрьму попасть не хватает вдобавок ко всему», — махнул рукой хромой и, отойдя в сторону, сел на траву под сливами. «Господи, что за жизнь? Порядочной женщине приходится такое терпеть!» — расплакалась барыня, чувствуя, что опасность уже позади. Рабочие молча стояли вокруг нее. «Вы думаете, — всхлипывала барыня, — я не понимаю, что для вас все это значит? Да ведь и я не дареным разбрасываюсь. Все, что я здесь теряю, долгами нам обернется, мужу надо будет работать день и ночь, чтоб расплатиться». Сознание, что беда, кажется, миновала, сделала ее великодушной: «Но я все же не отпущу вас без денег. Если тот негодяй откажется кончать дом, мне так и так с вами придется доделывать. Все получат сейчас за три дня…» Деньги, которые она, не собираясь платить ни филлера, все же, подчиняясь какому-то предчувствию, захватила с собой, восстановили нарушенный мир. Лайош сбегал в корчму разменять купюры; люди поставили кривые каракули на листке с авансом. Всё не без денег поедут домой.

Участок вскоре опустел. Белая сумочка, решительно стиснутая под мышкой, отправилась в обратный путь, в шкаф за стеклянной дверью, велосипеды рабочих покатили через Будакалас к станции пригородного поезда, и вот уже серб с зычным хохотом выставил пухлую грудь в вагонное окно. А Лайош все еще был переполнен догнавшим его за оградой виллы сладостным голосом, который, вместо того чтобы тускнеть с уходящим днем, все прорастал и прорастал в нем, словно некое светлое семя, корнем которого был звук, а стеблями и соцветиями — аромат, осязание, цвет. Вечера уже заметно наползали на дни, в саду соседней виллы меж четырех колонн, поверх которых шли балки, — назначение этих колонн Лайош никак не мог постигнуть — слетели, кружась, два бесприютных листка, покинувшие поредевшую крону платана. Для голоса же, прорастающего в груди, в голове Лайоша, никакой осени словно не существовало. Голос сам создавал для себя мир, и материалом служила ему не листва черешен через дорогу, подернутая рыжей ржавчиной, а маленькие домики для садовников, овитые жужжанием пчел; грядки, посыпанные песком и ожидающие клубничной рассады; сверкающие никелированными деталями механические тележки; свежий запах воды, фонтаном взлетающей в небо по мановению рук коммунальных рабочих с окладом. Но не только бликами, летними красками наполнял этот голос близкую осень, он вносил порядок и смысл в бесприютность и одиночество минувших месяцев. Сладкий этот приказ — «Вы, Лайош, смотрите мне, берегите барыню» — был как упавший с небес блестящий поводок, которому теперь остается лишь с радостью подчиняться. Маленькая отважная барыня и белокурая ее наперсница стоят у перил на высоком крыльце, и Тери отдает ему распоряжения: «Лайош, смотрите мне, ровно стригите траву, чтоб барыня была довольна…», «Отгребите-ка землю, Лайош, от барыниных роз…», «Смотрите мне, Лайош, не подведите барыню на коммунальных работах». А все злые силы, причинявшие боль и тревогу, прячутся там, куда не достает этот голос, и если выходят из тайных укрытий, то бродят по свету лишь до тех пор, пока голос не настигнет их, не подымет, растворяя, топя в кружевной своей пене. Легче всего в летучий, невесомый этот мир, творимый голосом, укладывался, как ни странно, ребенок Тери. Ребенок ни в чем не повинное существо. Да и понятно — как раз с самыми чистыми девушками-то и поступают так, что у них появляется ребенок. В солдатах Лайош много раз слышал, что у настоящей, опытной городской женщины никогда не будет детей, если она сама не захочет. Он не станет требовать, чтобы Тери куда-нибудь дела ребенка. Пускай себе топает по дорожкам следом за Лайошем толстенькими непослушными ножонками, в вязаной шапочке, в спадающих штанишках. Лайош сует ему под нос горсть увядающих розовых лепестков: нюхай, братец, апчхи; вечером в маленьком домике в бликах пылающего в печурке огня рассказывает сказку про бабу Ягу. Лайош смирился уже с тем, что на участке не будет жилья для садовника; но ведь он и не подлинное свое будущее представлял и расцвечивал — он лишь искал подходящие образы к тому будущему, которое обещал ему, живым воплощением которого был голос Тери.

1 ... 96 97 98 99 100 101 102 103 104 ... 159

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Избранное - Ласло Немет бесплатно.

Похожие на Избранное - Ласло Немет книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Свечи сгорают дотла - Мараи Шандор - Современная проза
Нежданно-негаданно - Валентин Распутин - Современная проза
Бред сивого кобеля - Екатерина Вильмонт - Современная проза
Народ лагерей - Иштван Эркень - Современная проза
Несколько дней - Меир Шалев - Современная проза
Сожженная заживо - Суад - Современная проза
Рассказы - Валерий Буланников - Современная проза
Шоу - Росса Барбара - Современная проза
Зюзюка, или Как важно быть рыжей - Екатерина Вильмонт - Современная проза

Оставить комментарий