всем своим видом показывая, что готова составить им компанию и принять участие в разговоре, еде и питье.
– Это ваш грузовик там стоит? Мне всегда хотелось поездить на таком.
– Да ну?! А мне всегда хотелось стать канатоходцем.
– У вас телосложение не то, – невозмутимо отозвалась Эрика, – так что лучше вам грузовик водить.
Хозяин, нарезавший в этот момент бекон, громко расхохотался. Шофер увидел, что его сарказм не достиг цели – девушка уж больно серьезная попалась, – и, сменив вызывающий тон на вполне дружелюбный, сказал:
– Что ж, для разнообразия очень даже приятно позавтракать в женской компании, правда, Билл?
– А я думала, от женщин у вас отбоя нет. Ведь на грузовике каждый прокатиться рад.
Не успел изумленный верзила сообразить, то ли эта худенькая девчонка издевается над ним, то ли набивается в подружки, то ли действительно так считает, как она спросила:
– Вы, наверное, частенько подвозите бродяг?
– Никогда! – быстро ответил водитель, успокоившись, что разговор перешел на нормальные рельсы.
– Жалко. У меня интерес к бродягам.
– По какой линии интерес? По религиозной, что ли? – поинтересовался Билл.
– Нет. По литературной.
– Да ну? Вы что же, книжку пишете?
– Не совсем. Собираю материал для одного человека. Наверняка вы встречаете много бродяг, даже если их не подсаживаете, – настаивала она.
– Некогда смотреть по сторонам, когда ведешь машину.
– Расскажи ей про Геррогейта Гарри, – вставил Билл, разбивая яйца. – Я видел его у тебя в кабине на прошлой неделе.
– Не мог ты никого видеть в моей кабине.
– Да перестань скрытничать. Не видишь, что ли, это настоящая маленькая леди. Не будет она языком трепать, что ты кого-то там подвозил.
– Геррогейт не бродяга вовсе.
– А кто же он? – спросила Эрика.
– Он фарфором торгует. Разъезжает по деревням и продает.
– А, понимаю! Белые с голубым вазочки в обмен на кроличьи шкурки.
– Ничего похожего. Он отбитые ручки чайников приделывает и все прочее чинит-клеит.
– Да? И хорошо зарабатывает? – спросила она, просто чтобы поддержать разговор.
– На жизнь хватает. Ну еще перепродает иногда то старое пальто, то пару ботинок.
Эрика на какое-то время замолчала. Она опасалась, что находившиеся рядом с ней услышат, как громко заколотилось ее сердце, потому что ей самой его стук казался просто оглушительным. Старое пальто. Что ей теперь сказать? Не может же она просто спросить: «А было у него пальто последний раз, когда вы его видели?» Так она себя выдаст с головой.
– Любопытный тип, – сказала она наконец. И, обращаясь к Биллу: – Принесите, пожалуйста, горчицу. Хорошо бы мне с ним встретиться. Правда, он, наверное, сейчас уже на другом конце графства. В какой день вы его видели?
– Дайте-ка вспомнить. Я подобрал его возле Димчарча и высадил у Тонбриджа. Это было на той неделе, в понедельник.
Значит, это все-таки не Геррогейт. Вот жалость! Так все хорошо на нем сходилось: и то, что он интересовался пальто и ботинками, и то, что он был бродячим торговцем, и то, что он приятельствовал с водителями грузовиков, которые могут быстро переправить его из нежелательного места в другое, более отдаленное… Что ж, зря было и надеяться, что все может оказаться так легко.
Билл поставил горчицу возле ее тарелки.
– Только не в понедельник, – произнес он. – Правда, какая разница. Ты проезжал мимо, как раз когда Джемми разгружал товар. Вторник это был.
Какая разница! Эрика набила полный рот яйцами с беконом, чтобы хоть немного приглушить радостное возбуждение.
Какое-то время в «Восходящем солнце» царило молчание. Отчасти потому, что Эрике была присуща чисто мужская черта – есть молча; отчасти потому, что она не могла решить, как бы ей с наибольшим успехом и с наименьшим риском быть разоблаченной повести разговор дальше. Вдруг она с беспокойством увидела, что водитель отставил кружку и решительно поднялся.
– Вы же мне еще не рассказали про Геррогейта… как его там дальше?
– А что рассказывать-то?
– Ну как же, странствующий реставратор фарфора – это же так интересно! Мне бы очень хотелось с ним побеседовать.
– Да он не больно разговорчивый.
– Я уж постараюсь, чтобы он не остался внакладе.
– За пять монет Геррогейт будет болтать, что твоя сорока. А за десять он тебе расскажет, как открывал Южный полюс, – рассмеялся Билл.
Эрика обратила все свое внимание на более дружелюбно настроенного Билла:
– Так вы его знаете? У него есть постоянное место, где он живет?
– Зимой он никуда не ездит, дома сидит, а летом живет в палатке.
– Вдвоем с Квини Вебстер где-то возле Пембери, – вмешался шофер, которому не понравилось, что инициатива в разговоре перешла к Биллу. Он положил на чисто выскобленный стол мелочь и двинулся к выходу. – И если уж вы готовы его отблагодарить, то на вашем месте я сперва подольстился бы к Квини Вебстер.
– Спасибо. Я запомню ваш совет. Еще раз спасибо за помощь.
Неподдельная благодарность, прозвучавшая в голосе Эрики, заставила его задержаться на пороге и сказать:
– Для девушки с таким завидным аппетитом у вас чудной вкус: подумать только – бродяги ее интересуют!
С этими словами он направился к своему грузовику.
Глава тринадцатая
Завидный аппетит позволил Эрике съесть хлеб с джемом и выпить несколько чашек чая, но информационный голод ей утолить так и не удалось. Билл был готов поделиться с ней всем, что знал, но о Геррогейте Гарри он не знал почти ничего. Ей предстояло принять решение: то ли разыскивать неизвестного и ускользающего Гарри по горячим следам возле Димчарча, то ли пуститься по его остывшим следам в район Тонбриджа.
– Как вы считаете, бродяги – честные люди? – спросила она, расплачиваясь.
– Как сказать, – раздумчиво изрек Билл, – честные-то они честные, пока удобный случай не подвернулся. Понимаете, что я хочу сказать?
Эрика поняла. Вряд ли из полусотни бродяг найдется хоть один, который не соблазнится оставленным без присмотра пальто. А Геррогейт Гарри к тому же определенно питал пристрастие к пальто и ботинкам. И Гарри был в Димчарче в прошлый вторник. Ее задача, выходит, состояла в том, чтобы следовать за склеивателем фарфора через прогретые солнцем просторы, пока она его не догонит. Если ночь застанет ее в пути, то придется придумать что-нибудь убедительное, прежде чем звонить отцу домой в Стейнс. Необходимость прибегнуть ко лжи вызвала у нее укол совести – первый с начала ее добровольного подвига. До сих пор ей не приходилось скрывать от отца свои затеи. Но за последние несколько часов это уже был второй случай, когда ей пришлось изменить своим правилам: предательства по отношению к Тинни Эрика не заметила, но сейчас она предавала отца, и это было очень больно.
Ладно, день еще
