глаза и длинное лицо, он решил, что, вероятно, у сэра Джорджа должно быть много душевных положительных качеств, для того чтобы Эрика могла забыть о своих предубеждениях по поводу нежелательных особенностей его внешности. Он оказался хорошим собеседником – без излишней наигранности и подчеркнутой сосредоточенности на своей профессии, столь свойственной медицинским светилам с Уимпол-стрит. Достаточно сказать, что он сумел повести разговор о неудаче Гранта таким образом, что у того не возникло желания его стукнуть. Более того, Грант почувствовал, что разговор с ним приносит ему облегчение: Джордж был способен его понять. Перед ним был человек, для которого нервные срывы – явление повседневное.
Полковник Баргойн запретил упоминать о деле Клей во время обеда, но с таким же успехом он мог наложить запрет на приливы. Не успели унести рыбу, как все за столом, включая и самого полковника, заговорили о Тисдейле. Все, кроме Эрики. Она сидела на самом конце стола, в скромном школьном выходном платьице, и молча слушала. Она напудрила нос, но от этого ничуть не стала выглядеть более взрослой, чем в дневное время.
– Мы так и не напали на его след, – сказал Грант, отвечая на вопрос Меира. – После того как он покинул отель, он просто исчез. Конечно, нам описывали его бесчисленное количество раз. Но все сведения оказались ложными. Мы и теперь знаем не больше того, что знали в прошлый понедельник. Первые три ночи он еще мог провести где-нибудь под открытым небом. Но вы же видели, что творилось прошлой ночью. Проливные дожди. Звери и те попрятались. Он должен был найти какое-то пристанище, если еще жив. И это не местного значения шквал. Везде все залило – отсюда до самого Тайна. Но вот еще целый день миновал, и по-прежнему никаких следов.
– Может, он уехал морским путем?
– Едва ли. Как ни странно, вряд ли один из тысячи преступников спасается таким образом.
– Вот вам и нация мореходов! – рассмеялся Меир. – Море – последнее, что нам приходит в голову. Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в этом, инспектор, но за те полчаса, что мы с вами беседуем, вы мне очень живо нарисовали портрет этого человека. И еще одно мне стало ясно из вашего рассказа – то, что вы, может быть, и сами не осознали до конца.
– Что именно?
– В глубине души вы поражены тем, что это сделал именно он. Может быть, даже жалеете его. Вы не верили, что он на это способен.
– Пожалуй, правильно. Вы бы и сами его пожалели, сэр Джордж, – улыбнулся Грант. – Он очень располагает к себе. И он придерживался правды до тех пор, пока это его устраивало. Как я уже сказал, мы проверили все его показания с начала до конца, насколько можно было проверить. И все совпало. Но история с угоном машины не выдерживает никакой критики. А с кражей пальто?! Самая важная улика в деле!
– Как ни странно это вам может показаться, не думаю, что эпизод с кражей пальто так уж неправдоподобен. Последние недели его занимала только одна мысль: как спастись. Спастись от позорного банкротства, скрыться от приятелей (которым он, судя по всему, успел узнать истинную цену); избежать необходимости снова зарабатывать себе на жизнь (идея бродяжничества для молодого человека с его связями и привычками была такой же дикой, как идея с угоном машины: опять тот же мотив бегства) и, наконец, выпутаться из двусмысленной ситуации, в которой он очутился, живя в коттедже. Знаете, вероятно, он бессознательно страшился того, что с ним будет, когда через несколько дней ему придется оставить коттедж. Из-за постоянных терзаний и отвращения к самому себе он последнее время находился в сильном эмоциональном напряжении (на самом-то деле ему хотелось убежать от себя самого). В момент депрессии (это обычно бывает около шести утра) у него появляется шанс на физическое бегство: пустынная дорога и оставленный автомобиль. На какой-то момент мысль о бегстве захватывает его целиком, вытесняя все остальные. Когда он приходит в себя, то страшно пугается, – именно так, как он вам и рассказывал. Он разворачивает машину и не раздумывая мчится назад. И до своего смертного часа так и не сможет объяснить, что же все-таки заставило его украсть машину.
– Вас, специалистов, послушать, так кража машины скоро вообще перестанет считаться преступлением, – скептически заметил полковник.
– Неплохая теория, сэр, – сказал Грант. – Может, и хлипкой истории с пальто вам тоже удастся придать бо`льшую прочность?
– А вам не кажется, что правда частенько выглядит довольно хило?
– Так вы склонны думать, что этот человек невиновен?
– Представьте, да.
– Почему?
– Я очень высоко ценю ваше собственное суждение.
– Мое суждение?!
– Да. Вас поразило, что этот человек мог убить. А это значит, что первое ваше впечатление было просто затемнено случайно совпавшими уликами.
– Кроме воображения, я достаточно логичен. И слава богу – при моей профессии полицейского. Улики-то, может, и случайно совпавшие, но вполне весомые и сомнению не подлежащие.
– А вы не считаете, что уж слишком все гладко сходится?
– Лорд Эдуард сказал то же самое.
– Бедняга Чампни! – сказал полковник. – Для него это ужасно. Говорят, они были очень привязаны друг к другу. Он приятный человек. Его я не знал лично, но в молодые годы был близко знаком с этой семьей. Они все исключительные люди. Ужасно, ужасно!
– Я путешествовал с ним вместе из Дувра в среду, – проговорил Меир. – Я ехал из Кале – был на конференции в Вене. А он вошел на паром – с обычной своей величавостью – в Дувре. Очень радовался возвращению. Показывал мне топазы, которые приобрел в Галарии для жены. Они ежедневно обменивались телеграммами. Честно говоря, это впечатлило меня гораздо больше, чем топазы. Особенно если вспомнить, сколько стоят телеграммы из Европы.
– Минуточку, сэр Джордж. Вы хотите сказать, что Чампни садился на пароход в Кале?
– Ну да. Он прибыл на яхте «Петронелл». Она принадлежит его старшему брату, но тот одолжил яхту Чампни для обратного путешествия из Галарии. Красивое маленькое судно. Сейчас на якоре в порту.
– А когда лорд Эдуард прибыл в Дувр?
– Насколько я понимаю, накануне поздно вечером. В город он уже не успел в тот день. – Меир замолчал и вопросительно взглянул на Гранта. – Никакая сила логики и никакая игра воображения не поможет сделать из сэра Эдуарда подозреваемого.
– Я это понимаю, – спокойно отозвался Грант, вынимая из персика косточку – занятие, которое он прервал, когда Меир заговорил о путешествии из Дувра с Чампни. – Это не имеет значения. Такая уж полицейская привычка – все проверять и фиксировать.
Внутренне, однако, Грант был далеко не
