Я обещал привезти пыжиковую шапку. Я готов был обещать все, лишь бы благополучно совершить рейс. Мы были первым судном, переделанным для перевозки паровозов, и никакого опыта пока не было.
Помню, что в последний день погрузки я отсутствовал несколько часов. Уехал при приливе и приехал при отливе и, когда вернулся, немного струхнул. Над высоким причалом возвышалась лишь судовая труба и сухопарники паровозов. Теплоход сидел совсем низко. При перевозке леса это казалось нормальным, а вот когда над палубой возвышались паровозы, щекотало нервы.
Груда длинных и коротких штанг, тяжелых шайб, гаек, поперечных креплений и стальных тросов, лежавшая на причале, растаяла на наших глазах. Тысяча четыреста различных предметов весом в несколько тонн ушло на крепление паровозов. Рессоры паровозов и тендеров были крепко заклинены деревянными клиньями – этим устранялась дополнительная вибрация тяжеловесов.
Итак, рейс во Владивосток. Вышли в море 16 мая. Под берегом Камчатки спустились отлично, видимость не то чтобы прекрасная, но все мысы различимы, и треугольник при определении по трем пеленгам незначительный. Идем на расстоянии от берега в 10—12 милях. Но как это часто бывает, при подходе к Первому Курильскому проливу погода изменилась. Из Охотского моря через пролив выползал туман и плотно закрывал близлежащие берега. Решено «с ходу» входить в пролив, так меньше путаницы в счислении. Через каждые 15 минут берем радиопеленг мыса Лопатка. Если бы не было в проливе течения, проходить вслепую было бы легко. Распределение сил такое: старпом на мостике вглядывается в туман и прислушивается, не слышны ли буруны. Вахтенный помощник у эхолота– промеряет глубину и замечает показания лага. Старший радист Сергей Лукьянчиков берет пеленги. Я у карты занимаюсь прокладкой. Даже и в то время правило устава, требующее присутствия капитана на мостике при прохождении узких мест, было не всегда обосновано. Непрерывное наблюдение за изменявшимся пеленгом и глубинами при данных обстоятельствах важнее, чем обязанности впередсмотрящего. Но чтобы устав был соблюден, на мостике стоял старпом, заменявший капитана.
Я всегда с благодарностью вспоминаю старпома Василевского. Петр Николаевич был прекрасным моряком, добрым и справедливым человеком. Когда он стоял на вахте, капитан мог спокойно отдыхать. Он пользовался большим уважением у моряков нашего теплохода.
Благополучно прошли банку капитана Чечельницкого.
– Лаг – 38,5. Пеленг – 20°. Глубина – 49, – раздавались голоса в штурманской рубке.
Не скажу, чтобы я чувствовал себя в то время спокойно и уверенно. Вот если бы поставить радиомаяк на мысе Сивучьем! Но о таком удобстве и не мечталось.
Через несколько лет, командуя пароходом «Шатурстрой» и находясь в Петропавловске, я узнал об интересном происшествии, связанном с плаванием в Первом Курильском проливе. Дело было так. Пароход подошел поздно вечером к проливу, следуя из Петропавловска в Охотское море. Видимость была плохая, и капитан решил подождать рассвета. Проложив курс в океан, он дал указание работать машине малым ходом, считая, что в этом случае пароход до утра будет находиться в безопасности. Обольщаясь большими глубинами на карте, вахтенные помощники не измеряли глубину и не брали радиопеленгов маяка Лопатки. На вахте старшего помощника около пяти утра судно неожиданно оказалось на камнях. Радиопеленг маяка Лопатки показал, что судно находится в Охотском море на рифах мыса Лопатка. Течение было сильнее, чем малый ход судна, и благополучно пронесло пароход через пролив, а когда течение стало ослабевать, пароход получил ход вперед и сел на рифы. Это, конечно, глупая авария, и произошла она из-за беспечности капитана и вахтенной службы. С другой стороны, это происшествие характеризует значение приливных течений. Поистине злую шутку может сыграть течение над незадачливым судоводителем…
Охотское море на редкость спокойное, едва заметная зыбь от северо-запада. Каждый час теплоход делает 12 миль.
Настало время, когда можно собрать экипаж на совещание. Военный помощник проводит тренировки стрельб из кормовой пушки.
В каюту ко мне зашел Виктор Иванович.
– Как вы думаете, – сказал он, присаживаясь и закуривая, – из чего сделан табак в этих сигаретах?
– Вы имеете в виду «Вингс»? – спросил я, посмотрев на пачку в его руках. На пачке были изображены крылья.
– Да, «Вингс».
– Табак есть табак, Виктор Иванович. Он может быть лучше или хуже…
– Вы ошибаетесь.
Я разорвал сигарету и стал разминать табак между пальцев. Ничего особенного. Сигареты как сигареты.
– Если хотите узнать, что мы курим, возьмите стакан с водой и вытряхните туда табак. Пусть постоит ночь.
Я последовал совету старшего механика.
Утром я увидел в стакане коричневую воду, а на дне лежали тоненькие белые полоски обыкновенной бумаги.
Табака не хватало, и предприимчивые американские фабриканты решили вопрос по-своему.
Виктор Иванович всегда оставался верен себе. Дотошный человек и в большом и в малом. Все только курили, а Виктор Иванович курил и производил опыты…
Всегда бы такая погода. Хватило бы времени и пофилософствовать. Однако спокойное плавание, без штормов и туманов, имело свои неудобства. В тихие дни моряки были в постоянной готовности вступить в борьбу с коварным и превосходящим по силе врагом.
Главную опасность для нашего теплохода, как и для остальных судов дальневосточного пароходства, представляли подводные лодки. Они могли незаметно занять удобную позицию и выпустить смертоносные торпеды.
Что мы могли им противопоставить?
Прежде всего на судне велось непрерывное и самое внимательное наблюдение за морем и за воздухом. Если лодка обнаружена своевременно, судно с успехом могло уклониться от торпеды. Ночью обстановка изменялась не в нашу пользу.
Мы всегда считали, что торговое судно при встрече должно уничтожить подводную лодку. Возможности для этого имелись. Обстоятельства были таковы: или мы уничтожим подводную лодку, или она пустит нас на дно.
На корме нашего теплохода стояла полуавтоматическая 76-мм пушка. В артиллерийском погребе хранился достаточный запас бронебойных и фугасных снарядов. Пушку мы прикрывали для маскировки брезентом и деревянными щитами. На мостике торчали стволы двух скорострельных пушек и четырех крукнокалиберных пулеметов.
Мы могли уничтожить подводную лодку и глубинными бомбами. На теплоходе хранились в запасе дымовые шашки. При необходимости можно было укрыться дымовой завесой. Подлодка могла выпустить торпеду и всплыть для артиллерийского обстрела – для такого случая мы и прятали кормовую пушку… На худой конец можно идти на таран. Но подлодки, по-видимому, знали о вооружении наших транспортов: они нападали преимущественно в темное время и стреляли торпедами, оставаясь неопознанными.
