Тем не менее очевидно, что в ночь на 23 августа Л-19 все же повернула на север и направилась к проливу Лаперуза. Судя по всему, именно на этом пути она повстречала японский эскортный корабль «Кайбо Кан 75», вечером 22 августа вышедший из Вакканая (порт на крайней северной точке Хоккайдо) в Майдзуру. По крайней мере, в пункт назначения корабль не дошел, минных заграждений на его пути не было, и поэтому во всех западных справочниках он числится на счету Л-19. Каково же было удивление командира лодки, когда рано утром 23 августа, выйдя на связь с базой, он получил строгое распоряжение: прекратить атаки вражеских кораблей.
В ответ на распоряжение о прекращении атак командир Л-19 Кононенко недоуменно запросил, как ему теперь понимать свою задачу. Ответ был кратким: «Ваша задача — разведка».
То есть разговора о прикрытии высадки в Отомари уже не шло. Отныне командир лодки должен был действовать только согласно приказу из пакета, выданного ему перед самым выходом. 23 августа в 15:22 он сообщил о том, что был атакован подводной лодкой и что начинает форсирование пролива. Можно представить себе чувства капитана, который сначала получает приказ о прекращении боевых действий, а сразу же после этого подвергается атаке со стороны противника!
Официально лодка Л-19 числится погибшей на японском минном заграждении при форсировании пролива Лаперуза. Одни источники называют датой ее гибели 23 августа — время, когда она, согласно последнему донесению, должна была войти в пролив. Другие источники упоминают 24-е число, но большинство сходится на 25 августа.
А может быть, лодка подорвалась на мине только на обратном пути, уже проведя два дня в Охотском море? Официальный приказ требовал от лодки вести разведку в районе Анива, но содержание приказа из пакета нам неизвестно.
Можно предполагать, что действия по второму варианту (после отказа от высадки в районе Румои) подразумевали высадку разведгруппы в другом районе Хоккайдо.
У северо-восточного побережья Хоккайдо действительно появилась советская подводная лодка. Правда, по японским документам, это случилось двумя днями раньше — утром 22 августа. В этот день в районе порта Абасири, недалеко от восточной оконечности острова, всплывшая на поверхность подводная лодка атаковала артиллерийским огнем транспорт «Дайто-Мару №49», также шедший из Отомари с беженцами. Возможно, лодка пыталась захватить транспорт, но он открыл ответный огонь и, по утверждению японцев, тоже нанес лодке повреждения. По всем раскладам подводная лодка могла быть только советской — американские лодки с 14 августа атак не проводили не только в этом районе, но и вообще на Тихом океане. Однако кто именно атаковал «Дайто-Мару», остается тайной и по сей день.
Логично предположить, что это была Л-19, форсировавшая пролив Лаперуза в указанный ею срок (в ночь с 23 на 24 августа) и днем 24 августа уже находившаяся у северо-восточного побережья Хоккайдо, в районе порта Абасини. Правда, в этом случае приходится предположить ошибку в датировке события уже с японской стороны. Видимо, «Дайто-Мару №49» наткнулся на лодку именно в тот момент, когда она высаживала разведгруппу — поэтому бой и вышел таким сумбурным. Независимо от того, удалось ли ей высадить разведчиков, Л-19 легла на обратный курс — и погибла на мине в проливе Лаперуза, пересекая его уже при возвращении из Охотского моря.
С уверенностью можно сказать только одно: 22 — 24 августа 1945 года в ряде точек на побережье Хоккайдо была предпринята высадка советских разведгрупп. Причем, судя по всему, не с целью сбора данных о структуре обороны противника и тыловых коммуникаций, а с конкретной задачей — проверить, как японцы отреагируют на появление советских войск и не предпочтут ли сдаваться в плен нам, а не американцам. В случае удачного результата вслед за разведгруппами на берег должны были высадиться отряды с ожидавших в море лодок Л-11 и Л-18. Далее из Маока выходили транспорты с основными силами 87-го стрелкового корпуса. И в течение трех-четырех дней остров Хоккайдо оказывался под контролем СССР.
Очевидно, результаты произведенной разведки были признаны неутешительными — японцы не проявили стремления сдаться в плен русским. Операция была свернута. Подробности ее проведения остаются тайной и по сей день...
В. Гончаров
Часть VII
ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
Дэвид Клэй Лардж
Похороны в Берлине.
Холодная война становится горячей
На протяжении сорока пяти лет разделенный надвое Берлин являлся центром того, что Дэвид Клэй Лардж назвал «сюрреалистической игрой, известной под именем "Холодной войны". Но за это время, как и во многих других случаях, не раз и не два возникали ситуации, когда игра могла вылиться в совсем иные формы. Ниже Дэвид Лардж рассматривает ряд наиболее серьезных вариантов такого рода сценария. Что, если бы немцы и русские заключили в 1944 году второй «пакт о ненападении»? Могли ли мы попытаться опередить русских и самим захватить Берлин в апреле 1945 года? Был ли у такой попытки шанс на успех? Насколько реальной была угроза вторжения Советов в Западную Европу в конце 1940-х годов? Чем могла бы обернуться наша попытка силой воспрепятствовать блокаде Берлина в 1948 году? С другой стороны, к чему привело бы решение западных держав оставить город? В чем заключалась опасность превращения Германии в «нейтральную» страну с самостоятельной армией — вариант, предлагавшийся Сталиным в 1952 году? Что, если бы президент Эйзенхауэр не позволил Фрэнсису Гэри Пауэрсу отправиться в свой роковой полет на U-2? Или если бы он прибегнул к силе, чтобы помешать восточным немцам воздвигнуть «Берлинскую стену»? Итак, мог ли Берлин стать Сараево Третьей Мировой войны?
Дэвид Клэй Лардж, профессор истории университета штата Монтана, является автором таких книг, как «Меж двух огней: Европа в 1930-х годах», «Там, где блуждали призраки: Мюнхенская дорога к Третьему Рейху» и готовящаяся к печати работа «Берлин: Роль столицы в созидании современной Германии».
«Холодная война» длилась так долго, что в обоих лагерях разделенного мира многие люди привыкли воспринимать ситуацию как нечто «нормальное» и даже неизбежное. Они не верили ни в наступление перемен, ни в то, что исторические обстоятельства могли сложиться как-то по-иному. Однако на самом деле сорокалетнее противостояние, известное нам под названием «Холодной войны», отнюдь не было исторической неизбежным — во всяком случае, в той форме, в какой оно нам известно сейчас. Возможности для осуществления других вариантов развития событий появлялись неоднократно, особенно на ранних стадиях конфронтации.
Чаще, чем где бы то ни было, они возникали там, где завершилась война в Европе — в Германии, и прежде всего в Берлине. В этом месте недавние союзники, превратившиеся в соперников, сошлись лицом к лицу и танк к танку.
Но существовала вполне реальная возможность того, что сюрреалистическая игра, названная «Холодной войной», могла не начаться совсем, а Германия вполне могла избежать участи главного игрового поля и наиболее желанного приза в этом матче. А окажись она выведенной из игры, сама природа состязания, равно как и соотношение сил его участников, стали бы совсем иными.
Союзники занимают Берлин
Все знают об открывшем для Германии возможность для вторжения в Польшу, заключенном нацистами с Советским Союзом в августе 1939 года «Пакте о ненападении»[298], однако куда менее известен тот факт, что Гитлер обдумывал возможность заключения другого пакта — сепаратного мира с Советами — в конце 1944 года. От самого Сталинграда вермахт терпел на Восточном фронте поражение за поражением и неуклонно откатывался назад, а союзные Гитлеру японцы убеждали фюрера в необходимости заключить мир с Советами, дабы бросить все силы против США и Великобритании. Поначалу фюрер и слышать не хотел ни о чем подобном, однако по мере того, как военная удача отворачивалась от немцев, мысль о том, чтобы сесть за стол переговоров с бывшим союзником, казалась все более приемлемой. Есть основания полагать, что в Москве были готовы выслушать германские предложения. В конце концов, несмотря на формальную приверженность провозглашенному союзниками курсу на достижение безоговорочной капитуляции нацистов, Советы сочли возможным обещать группе антигитлеровски настроенных военных (так называемому «Комитету "Свободная Германия"») сохранение Германии в границах 1937 года в случае прекращения Рейхом боевых действий против СССР[299].
Правда, в конечном итоге Гитлер предпочел переломить ситуацию и повернуть вспять накатывавшие на него с двух сторон валы иным способом — реализацией своего амбициозного плана наступления на Западном фронте, в Арденнах. Да и Сталин, уже почуявший германскую кровь, отказался от попыток заключить сепаратное перемирие. Но что, если бы русские и немцы все-таки подписали, бы во второй половине 1944 года новый Пакт, позволивший рейху бросить все силы на Запад? Мы не знаем, смог ли бы в таком случае Гитлер вынудить к заключению соглашения и западные державы (в 1918 году подобный сценарий так и не удалось реализовать) — но, во всяком случае, это позволило бы Германии избежать одновременного вторжения с востока и с запада. А Россия, со своей стороны, не получила бы возможности урвать себе кусок побежденной Германии и тем более — утвердиться в Восточной Европе. А не возникни под эгидой СССР обширная восточноевропейская империя, весьма сомнительно, чтобы Советы вообще смогли бросить вызов Западу в послевоенный период.
