той, которая сидела перед нами.
В конце концов она заговорила, и ее голос зазвучал, как серебряные колокольчики над водой в торжественной тишине. Он был низкий и сладкий, так что в первый момент мои чувства притупились и сердце, казалось, остановилось. В первую очередь она обращалась ко мне.
— Мой слуга сказал мне, — она слегка повернула голову к Билали, который стоял на коленях, — что ты, которого зовут Бодрствующий в ночи, понимаешь язык, на котором я говорю. Это так?
— Я понимаю арабский достаточно хорошо, изучал его на Восточном побережье и в Аравии в прошлые годы, но ваш арабский… о… — Я замолчал.
— Называй меня Хейя, — бросила она. — Это мой титул, который означает, как ты знаешь, Она, или женщина. Если вам не нравится это имя, называйте меня Айша. Я буду рада снова услышать имя из уст человека моего цвета кожи и благородной крови.
Я покраснел от комплимента и повторил с довольно глупым видом:
— Я говорю на несколько другом арабском, чем тот, что используешь ты, о Айша.
— Я думала, что звучание этого имени понравится тебе больше, чем Хейя, хотя потом я научу тебя произносить его. Есть ли у тебя другое имя, которое может идти раньше главного?
— Да, — ответил я. — Аллан.
— О Аллан, расскажи мне об этих людях. — И она показала на моих приятелей взмахом руки. — Потому что я подозреваю, что они не говорят по-арабски. Или лучше я буду говорить, а ты скажешь, права я или нет. Вот этот человек, — и она кивнула в сторону Робертсона, — чувствует себя смущенным. Это пробуждает в нем цвет, который ты не видишь, этот цвет призывает к мести, хотя мне кажется, что в настоящий момент он хочет чего-то другого, того, чего, насколько я знаю, хотят все мужчины и что разрушает их. Человеческая натура не изменилась, Аллан, вино и женщины — древние ловушки. Для него достаточно. Маленький желтый человек меня боится, как и все вы. В этом величайшая власть женщины, хотя она слабая и нежная, все мужчины ее боятся, потому что настолько глупы, что не могут ее понять. Для них миллионы лет она остается загадкой, а для нас все неизвестное — страшно. Ты помнишь римскую пословицу, которая выражает это кратко и понятно?
Я кивнул, потому что латынь была одной из тех наук, которым отец научил меня еще в молодости.
— Хорошо. А этот маленький дикий человек, похожий на обезьяну, от которой мы все произошли… Но ты знаешь ли это, Аллан?
Я снова кивнул и сказал:
— Эти диспуты идут уже очень давно, Айша.
— Да, они начались в мое время, и мы продолжим их позднее. И все-таки он ближе к обезьяне, чем ты или я. Я думаю, что у него есть свои преимущества — он хитрый и дружелюбный и любит всех вокруг. Ты понимаешь, Аллан, что любовь есть во всем?
Я сказал, что все зависит от того, что вкладывается в это слово. На что она ответила, что объяснит мне позднее, когда у нас будет время, а потом добавила:
— Эта маленькая желтая обезьяна понимает, что ей надо преданно служить тебе, или мне так только кажется? Ты расскажешь мне об этом когда-нибудь. А теперь о твоем спутнике — Черном человеке. Я думаю, что это воин из воинов, такой, какие бывали в старые времена, если он не дикарь. Хотя, поверь мне, Аллан, дикари часто лучше. Кроме того, все мы в сердце дикари, даже ты и я. Культура — это лишь прикрытие, чтобы спрятать нашу истинную природу, и часто она становится ядом. Думаю, что во время сражения его топор погружается глубоко, и погрузится еще глубже. Правильно ли я поняла этих людей, Аллан?
— Неплохо, — ответил я смиренно.
— Просто я так думаю, — раздался ее певучий смех. — Хотя в этом месте я становлюсь глупой и бесполезной, как ржавый меч, которым не пользуются. Теперь вы можете отдохнуть. Завтра мы с тобой поговорим наедине. Ничего не бойтесь, вы в безопасности, вас охраняют мои рабы, а я наблюдаю за ними. Итак, прощайте, до завтра. Теперь идите, ешьте и спите, как должны делать все, кто существует на этой земле и цепляется за нее, чтобы выжить. Билали, проводи их. — И она махнула рукой, показав, что аудиенция закончена.
При этом знаке Ханс, который все еще был не в себе, вскочил с колен и прошмыгнул сквозь занавески. Робертсон последовал за ним.
Умслопогас постоял мгновение, повернулся, высоко поднял топор и прокричал «Байете!», после чего повернулся и тоже ушел.
— Что значит это слово, Аллан? — спросила Айша.
Я объяснил, что это приветствие, с которым воины-зулусы обращаются только к своему королю.
— Разве я не говорила, что дикари лучшие из лучших? — воскликнула она со смехом. — Белый человек, твой приятель, не приветствовал меня, а черный знает, когда стоит перед женщиной-королевой.
— В нем тоже течет королевская кровь, — заметил я.
— Если так, мы похожи, Аллан.
Я глубоко поклонился ей так галантно, как только мог. Она впервые поднялась — и оказалась очень высокой и внушительной — и поклонилась мне в ответ.
После этого я пошел искать остальных моих спутников по другую сторону занавеса, однако Ханс успел даже пробежать через длинный узкий холл за циновку в его конце.
Мы с достоинством проследовали за Билали через двойные ряды охраны, которая подняла копья, когда мы проходили мимо них. Там мы снова встретили Ханса, он все еще был чем-то испуган.
— Баас, — сказал он мне, когда мы проходили среди колонн зала, — в своей жизни я видел много ужасных вещей и
