гараж на две машины, большие окна с зеркальными стеклами выходят на пруд.
Приехав на своем синем пикапе, Рейли понял, что он не единственный приглашенный. У обочины стояло больше десятка машин. На этот инструктаж Собукве созвал всех полевых командиров среднего ранга, и в гостиной бунгало их собралось не меньше сорока.
– Товарищи! – приветствовал их Собукве. – Мы готовы размять мышцы. Вы много работали, пора собирать плоды ваших трудов. Во всех местах, где сильны позиции Панафриканского конгресса, – не только здесь, в Витватерсранде, но по всей стране, – мы собираемся научить белую полицию бояться нашей силы. Мы организуем массовые демонстрации протеста против закона о пропусках…
Слушая речь Собукве, Рейли вспомнил о силе личности своего дяди Мозеса Гамы, брошенного в тюрьму, и исполнился гордости оттого, что стал частью этого замечательного собрания. Собукве разворачивал планы действий, а Рейли принял молчаливое, но страстное решение, что в Шарпвилле, в районе, за который он отвечает, демонстрации будут самыми массовыми и впечатляющими.
Он пересказал Амелии все подробности плана и каждое слово Собукве. Когда она слушала, ее красивое круглое лицо словно вспыхнуло от возбуждения, и она помогла ему напечатать листовки, призывающие к демонстрации, и упаковать пятьсот штук в старую картонную коробку.
В пятницу накануне демонстрации Рейли повез в пивную запас спиртного и прихватил коробку с листовками. «Буйволы» ждали его в темноте возле грузовика, один из них фонариком показал место в зарослях тощих акаций, и они разгрузили выпивку и протащили ее в дыру в сетке.
В коттедже Рейли сосчитал пустые бутылки и сверил с суммой на брезентовом мешке с наличными. Все совпало; он коротко поблагодарил «буйволов» и заглянул в «салон», заполненный шумными, веселыми клиентами.
Когда открылась дверь ближайшей спальни и оттуда, улыбаясь и застегивая комбинезон, вышел рослый басуто с металлургической фабрики, Рейли мимо него проскользнул в заднюю комнату. Девушка застилала постель. Она стояла склонившись, спиной к нему; обнаженная, она оглянулась через плечо и улыбнулась, узнав его. Рейли пользовался большой популярностью у девушек. Она протянула ему деньги, и он при ней пересчитал их. Проверить ее было невозможно, но за долгие годы у Хендрика Табаки выработалось особое чутье на девушек-обманщиц, и когда Рейли привезет ему деньги, отец будет знать, все ли ему отдали.
Рейли дал ей коробку с листовками. Сидя рядом с ним на кровати, она слушала, как он читал листовку.
– Я выйду в понедельник, – пообещала она. – Расскажу все это моим мужчинам и дам каждому листок.
Она спрятала коробку на дне шкафа, вернулась к Рейли и взяла его за руку.
– Задержись, – пригласила она его. – Разомну тебе спину.
Девушка была маленькая, пухлая и хорошенькая, и Рейли почувствовал искушение. Амелия – настоящая нгуни, она не страдает ревностью на западный манер. В сущности, она побуждала его принимать приглашения других девушек.
– Если мне не позволено острить твое копье, пусть девушки для веселья держат его острым до тех пор, когда мне позволено будет ощутить его поцелуй.
– Давай, – звала девушка и принялась гладить Рейли сквозь ткань брюк. – Смотри, как просыпается кобра, – рассмеялась она. – Позволь мне вытянуть ей шею!
Рейли сделал шаг к кровати, смеясь вместе с девушкой, – но вдруг застыл, и его смех резко оборвался. Он услышал свист часового из темноты.
– Полиция! – выпалил он. – Леопард…
Отчетливо послышался шум быстро приближающегося «лендровера», и по дешевым занавесям на окнах коттеджа прошелся луч фар.
Рейли подскочил к двери. В передней комнате клиенты пытались выбраться через двери и окна, столы со стаканами и пустыми бутылками были перевернуты, бутылки разбиты. Рейли расшвырял охваченных паникой людей и добрался до кухонной двери. Она была заперта, но он открыл ее своим ключом, выскользнул и закрыл за собой.
Выключил свет, прошел к двери черного хода и взялся за ручку. Он не даст маху, не выбежит во двор. Леопард скор на стрельбу. Рейли ждал в темноте, он слышал крики и шум, удары полицейских дубинок о плоть и кости, кряканье людей, орудовавших этими дубинками, и старался сохранять спокойствие.
Потом сразу за дверью послышались легкие шаги, и неожиданно ручку с той стороны схватили и сильно дернули. Человек снаружи пытался открыть дверь, а Рейли держал ее. Человек снаружи выбранился и потянул изо всех сил.
Рейли выпустил ручку и нацелил всю силу тела вперед. Дверь распахнулась. Он почувствовал, как она ударила человека, и мельком увидел фигуру в мундире, отлетающую назад. Используя разгон, он перескочил через офицера полиции, как бегун через барьер, и побежал к дыре в проволочной сетке.
Нырнув в отверстие, он оглянулся и увидел офицера, стоявшего на коленях. Хотя его черты были искажены усилиями и гневом, Рейли узнал его. Это был Нгви, убийца, в его руке блеснул вороненый револьвер, который он выхватил из кобуры на поясе.
Страх придал юноше прыти: Рейли бросился в темноту, петляя, как заяц. Что-то с хлопком пронеслось мимо головы – барабанные перепонки заныли – и заставило нагнуться и дернуть головой. Сзади грянул второй выстрел; на этот раз пулю он не услышал и увидел перед собой темные очертания «форда».
Рейли прыгнул на переднее сиденье и включил двигатель. Не зажигая фары, перевалил через кювет и понесся в темноту, увеличивая скорость.
И тут обнаружил, что все еще сжимает в левой руке брезентовый мешок с деньгами. Рейли испытал огромное облегчение. Отец придет в ярость из-за гибели запасов спиртного, но если бы Рейли потерял и деньги, гнев его был бы во много раз сильнее.
* * *
В редакцию Майклу Кортни позвонил Соломон Ндули.
– У меня есть для вас кое-что, – сказал он. – Можете прийти в редакцию «Ассегая» немедленно?
– Уже шестой час, – возразил Майкл, – и сегодня пятница. Я не смогу раздобыть пропуск на вход в пригород.
– Приходите, – настаивал Соломон. – Я буду ждать вас у главных ворот.
Он сдержал обещание: под уличным фонарем у главных ворот
