— Предлагаю подняться ко мне в кабинет, — предложил Криницкий, ещё раз оглянувшись на оператора, — непосредственной угрозы сейчас нет, а связь можно держать и оттуда.
Михаил согласился, и они отправились в резиденцию постпреда. Криницкий пропустил их вперёд, дал соответствующие распоряжения Логинову и поспешил следом.
В функционально обставленном кабинете они расположились гораздо комфортнее, чем в практически необорудованном подвале. Секретарь подала им чай с "юбилейным" печеньем и расположившись за рабочим столом полпреда, харьковские начальники вернулись к осуждению сложившейся ситуации.
Криницкий мягко, но настойчиво внушал Щербинину, что никаких оснований для беспокойства не существует, все проблемы решаемы в рабочем порядке, без бряцанья автоматами и прочих решительных действий. Несмотря на подобное благодушие, режим "крепость" и прочие распоряжения Щербинина охране полпред всё-таки не отменил.
— Если что, оформим как учения, — благодушно сказал уже полностью взявший ситуацию в руки Криницкий. Собственный кабинет, кто бы что ни говорил, придаёт немалый вес словам руководителя. Особенно когда он, начальник, вещает, расположившись в удобном кресле, а даже высокопоставленные, но всё-таки посетители, сидят на обычных офисных стульях.
Но всё изменилось после первых новостей из Харькова. Расшифровав криптопрограммой последнюю сводку и выведя её на печать, Криницкий пробежал её взглядом и медленно, очень медленно протянул её Щербинину.
— В центре Харькова, Богодухове и в Лозовой беспорядки, — ответил он на немой вопрос Мирошниченко, пока Михаил быстро читал сообщения, — митинги коммунистов закончились столкновением с милицией, дошло до стрельбы. А в Лозовой… — он замолчал и поджал губы.
— В Лозовой самый настоящий мятеж, — дочитав сообщение до конца, сказал Михаил, — такие дела.
Он посмотрел сначала на Олега, затем на Криницкого задумчивым взглядом весьма информированного человека, пока не имеющего возможности высказать вслух многое из того, что ему известно и протянул Олегу плотно заполненный буквами лист А4, сказав еле слышно
— Товарищ Сталин оказался прав, — ни хера наше появление не смогло изменить.
— Пока, Михаил Анатольевич, только пока, — ответил ему Олег, впиваясь взглядом в первые строчки, — да и вообще – ему это только кажется.
Столовая департамента, как обычно по выходным, не работала, и перекусывать чиновникам в сверхурочные пятый месяц подряд приходилось всухомятку. Из принесённых домашних запасов. Роскошь доставки салатов и суши в любой харьковский офис прекратилась на второй день после переноса. "Давно так не обедал. Начальник, блин, а тормозком, как студент, перебиваюсь", — вспоминая прошлое, думал Алексей, доставая из маленького холодильника в приёмной замороженные полуфабрикаты, а из стоящей рядом тумбочки – глубокую керамическую тарелку, нож и вилку. Задумчиво рассмотрев блеклые упаковки, вернул в морозильник брикет с надписью "каша пшеничная с овощами", оставив на пластиковом подносе, изъятом из той же тумбочки, упаковку "пюре картофельное с беф-строгановым". Ножом, более подходящим для разрезания праздничных тортов, вскрыл упаковку, поддевая примёрзшие края, вытряхнул светлый трёхсотграммовый кусок с тёмными вкраплениями в тарелку, поставил светло-зелёную ёмкость в микроволновку, включил разогрев.
Сворачивая плотный пергамент, он вспомнил, как на удивление быстро решился вопрос с раскруткой харьковского пищепрома. Оказалось, далеко не все фирмы и предприятия, особенно работавшие ещё с советских времён, утеряли навыки и, самое интересное, возможности работать без всяких химических добавок – красителей, улучшителей, стабилизаторов, усилителей вкуса и прочих достижений высоких кормовых технологий. Было бы сырьё, а уж слепить продукцию по рецептурам из потрёпанных книжек никакого труда не составит. Вот с внешним видом и упаковкой на данный момент была полная засада. Та же приснопамятная колбаса благополучно вернулась к здоровому сероватому цвету отварного или подкопчённого мяса. Почему-то в собственноручно сваренном на домашней плите супе никакого морального отторжения не вызывавшего, но на витрине – по первости – доводившего некоторых покупательниц из молодых до натуральной истерики. Ничего, пообвыклись и притерпелись, теперь за весьма и весьма дорогой колбасой, не входившей в список отовариваемых по соцкартам товаров, кое-где даже выстраивались небольшие очереди.
Пока пюре разогревалось, Алексей запустил кофе-машину. Пшикнув, звякнув, агрегат из недостижимого в будущем Евросоюза исправно выдал две порции капуччино из купленной через шведское представительство арабики. Одну кружку Мишин сразу взял с подставки и потихоньку отхлёбывал, откинувшись на спинку секретарского кресла. Многое, конечно, удалось сделать. Не столько им, чиновникам и служащим нового государства, а обычным харьковчанам, вдруг освобождённым от назойливой властной руки. Вот, например, разогреваемый в печке полуфабрикат, называемый так исключительно по привычке. На самом деле это был вполне готовый к употреблению продукт, выпускаемый уже на пяти предприятиях в области. С жестью для консервных банок и плёнкой для пакетов было весьма тяжело и местные умельцы придумали использовать для выпуска подобной продукции фасовочные машины для масла и маргарина. Всё равно они большей частью простаивали из-за отсутствия нужного для молокозаводов сырья. То молоко, что производилось в области, практически всё уходило на детское питание и, в сухом виде, в резервы и карточный фонд. Пергамин, конечно, закупали в СССР – спешно реконструируемый "на ходу" Шебекенский газоперерабатывающий завод нужного качества гранулят для пластиков и плёнок выдать был ещё не в состоянии. Через год, может быть, а пока приходилось обходится картоном и упаковочной бумагой во всех видах. Во многом из-за этого, например, в продаже не было расфасованного в пакеты молока и других кисломолочных продуктов – инфраструктура для оборота стеклянной тары к две тысячи восьмому году была большей частью ликвидирована, как и сама стеклотара. Именно по этой причине детское питание выдавалось теперь в бутылках из-под пива – зрелище, в прежние времена абсолютно непредставимое. В области наступил ренессанс торговли в розлив, а также резко выросла потребность в соответствующей таре, что вызвало самый настоящий бум в сфере кустарной металлообработки.
"Надо же, — вдруг поймал себя на этой мысли Мишин, — какими словами думать начал. Ещё немного и смогу передовицами "Правды" шпарить – "кустари", "артельщики", "неуклонный рост государственного сектора" и прочее. Что за херня в голову лезет! Да, трудно жить внутри колхоза и хотя бы на словах не перенять часть образа жизни обобществлённых. Тьфу! Надо с эти бороться, ага".
От подобных мыслей его отвлёк телефонный звонок. Развернувшись к селектору, Алексей ткнул кнопку громкой связи. В кабинет ворвался транслируемый из далёкой Москвы шум. Поморщившись, Алексей слегка покрутил регулятор громкости и наклонившись к селектору, спросил.
— Слушай, хватит на товарища Сталина любоваться, пора бы и пообедать нормально.
— Я кофе пью, с печеньем, — ответил Николай, — дочка вчера привезла.
— Хватит сладостями здоровье портить, это я тебе как бывший совладелец кондитерской говорю, — сказал Мишин, — подымайся ко мне.
— У тебя что там, филиал ресторана? — пошутил Меркушев.
— Японского, скажи ещё. Ледяного, как айсберг, суши не обещаю, но не менее замороженный брикет сухпая ещё есть. Тару только свою захвати.
— Иду, — ответил Меркушев и отключился.
Пока в подсвеченных глубинах "Самсунга" крутилось разогреваемое блюдо, Алексей включил радиоприёмник, встроенный китайскими умельцами в канцелярский набор. Одна из граней серебристой пирамидки с торчащими из кармашков ручками и карандашами была отдана ФМ-радио с фиксированными настройками на пять станций.
— …"Голос Харькова" в прямом эфире, — донёсся из маленького динамика бодрый голос ведущего, — сегодня, в день государственного праздника Советского Союза, мы пригласили в нашу эфирную студию представителей всех коммунистический партий республики. Сейчас…
— Тьфу ты, опять они здесь, — Мишин быстро ткнул указательным пальцем в соседнюю кнопку, на жидкокристаллическом экранчике значение частоты мигнуло, появилось название станции.
— Так-то лучше, — констатировал Алексей, сменив политику на допереносные шлягеры, без устали транслируемые "Европой плюс". Одной из немногих коммерческих станций, благополучно переживших хаос первых дней и политику жёсткой оптимизации июля-августа.
В коридоре послышались торопливые шаги и через распахнутую настежь дверь в приёмную быстро вошёл Меркушев, держа в одной руке пакет с чем-то побрякивающим, в другой большой бумажный кулёк.
