— Боюсь ошибиться, — вставил реплику Михаил, — но при взрыве тактического ядерного боеприпаса выделяется около килограмма фотонов. Вполне хватает для разрушения небольшого города.
— Не совсем так, — уклонился от точной оценки Пётр Капица, — но пример достаточно наглядный.
— Вы хотите сказать, — ткнул трубкой в Михаила генсек, — что причиной вашего появления был взрыв атомной бомбы? Где?
— Есть такая безумная гипотеза, — ответил Михаил, — но она ничем пока не подтверждается. Как и все остальные, впрочем
— Продолжайте, товарищ Капица, — махнул рукой Сталин, разочаровавшись в услышанном.
— Кое в чём товарищ Щербинин прав, — продолжил Капица, — воздействие на оба наших, введу такой термин "сопряжённых" мира, было оказано извне. Извне обоих миров. Изнутри это невозможно, как вытащить самого себя за волосы из болота.
— Что вы на это скажете? — обратился к харьковчанину Сталин. Судя по всему, это сообщение для него новостью не являлось. Как и для большинства сидящих за этим столом. Судя по неприкрытому удивлению сидевшего рядом с Власиком военного, до армии сведения о новой угрозе ещё не дошли.
— Я не физик, — усмехнулся Михаил, — но научно-популярную литературу читаю и с коллегами из физико-технологического раньше довольно часто общался. Есть такая струнная теория, она же квантовая теория гравитации. Чисто теоретически она допускает для квантов тяготения возможность перемещения между трёхмерными пространствами, находящимися в общем многомерном континууме. Одна мелочь, правда, всю теорию портит. Для неё требуется пространство с одиннадцатью измерениями, вместо привычных трёх. Ещё одно следствие – силы тяготения между материальными телами должны убывать быстрее, чем показано в классической механике. На момент нашего переноса сюда было проведено достаточно много экспериментов на эту тему и пока нарушения ньютоновских законов обнаружено не было. Но теория имеется, в Академию наук мы её ещё в августе отправили.
— Я изучил переданные материалы, — ответил на взгляд вождя Капица, — в принципе, что-то в этом есть.
— Спасибо, — развеселился Щербинин, — значит, наши усилия не пропали даром.
— Вы считаете, что наши учёные не способны оценить ваши "подарки"? — в голосе Сталина прорезался глухой металл.
— Наоборот, Иосиф Виссарионович! К сожалению, наша наука ударилась в нагромождение многоэтажных формул и глобальных теоретических моделей, для подтверждения обязательно требующих немыслимых установок и вычислительных мощностей суперкомпьютеров. Это общий тренд, как у нас говорят. Что в самой компьютерной индустрии, что в естественных науках. За внешней красотой потерян смысл. Да, — спохватился Михаил. — Вы о развилке так и не сказали, — обратился он к Петру Капице с еле заметной иронией, — когда она ожидается?
— Точку бифуркации мы пройдём в январе-феврале сорок второго года, — невозмутимо ответил физик, — как только совпадёт течение времени на вашей территории и остального мира. Сейчас он у вас движется немного быстрее нашего, секунда за сорок дней, но постепенно отклонение уменьшается. В названный мной срок ваше локальное время совпадёт с мировым, встанет на наши рельсы, если позволите такое сравнение.
— А как вы это смогли обнаружить? — не сдержал изумления Михаил.
— По скорости радиоактивного распада некоторых элементов, — только и сообщил физик, оставив подробности на потом. Но даже этого хватило Михаилу, чтобы понять применённую Капицей методику.
— Так, — Щербинин развернулся вполоборота вправо, — Иосиф Виссарионович, получается, ваши представители тайно ввозили к нам радиоизотопы? Без всякого уведомления и декларирования?
— Совершенно мизерное количество, товарищ Щербинин и на совершенно законных основаниях, — ответил вождь без всякого сожаления, — согласно договору, транзитные поезда досмотру не подлежат, не так ли?
— К тому же, — мягко добавил Берия, — в особом списке делящихся материалов нет.
Михаил ничего не нашёлся ответить. Действительно, при составлении списка запрещённых к транзиту товаров власти Харькова как-то упустили из виду радионуклиды. Какой смысл запрещать то, чего нет и давать лишний повод для размышления труженикам многочисленных товарных контор комиссариата путей сообщения? Спорить о нарушении "духа, не буквы" сейчас бесполезно, никаких фактов у него нет, остаётся слушать дальше. Слушать и запоминать, для последующего "разбора полётов" с харьковскими силовиками и "яйцеголовыми".
— Удивлены, товарищ Щербинин? — в голосе вождя билось плохо срываемое торжество. Вот и мы, мол, тоже кое-чего можем! Без всяких компьютерных штучек-дрючек!
— Да уж, — покачал головой Михаил, — удивлён, ничего не скажешь. Я думаю, надо организовать совместную научную группу. По этому вопросу и в кратчайшие сроки. На базе нашего физико-технологического института.
— Организуем, — Сталин снова принялся дымить как паровоз, — с нашей стороны её возглавит, — он внимательно посмотрел на физика, — товарищ Капица.
— Готов сегодня же выехать в Харьков, — ответил недавний почти эмигрант.
— Сегодня – не надо! — добродушно засмеялся вождь, — смотрите, ещё сколько осталось!
Собравшиеся зашевелились, зашумели и пир на ближней даче покатился своим чередом. Ещё после одной перемены разговор нечувствительно перешёл на то, как попаданцы в своём мире дошли до жизни такой. Буржуазной по форме и антисоветской по содержанию.
Михаил спокойно пил вино, закусывал, отвечал на обращённые к нему реплики, стараясь по возможности свести к шутке или занимательному парадоксу плохо скрытые упрёки в измене делу социализма. Постепенно это начало ему надоедать и когда товарищ Микоян в очередной раз помянул о продовольственной независимости, столь опрометчиво потерянной страной в грядущие десятилетия, Щербинин достаточно резко поставил бокал на стол и заявил, обращаясь к невозмутимо пыхтящему трубкой вождю. Совершенно не участвовавшему в общем потоке обращённых к попаданцу вопросов.
— Иосиф Виссарионович, давайте, наконец, поставим все точки над "і".
— Давайте, — неожиданно откликнулся Сталин, спокойно выколотил трубку в глубокую пепельницу и встав, стал расхаживать по достаточно большому пространству у двух прикрытых шторами окон. Курительный аксессуар из рук он так и не выпустил.
— Я, товарищ Щербинин, не буду говорить вам о политической стороне свершившегося в вашем мире. С марксисткой точки зрения ничего нового, — вождь ввернул в свою речь понравившийся ему оборот из доклада Капицы, — там, у вас, не произошло. Об этом ещё Энгельс писал в "Анти-Дюринге". Подкуп верхушки рабочего класса крупной буржуазией. Согласны?
— В общем, можно и так сказать. Только откуда буржуазия взялась в Советском Союзе, да ещё крупная? Вы ведь, товарищи, — Михаил обвёл взглядом притихшее собрание, — уже лет десять как всех вывели?
— Меньше, меньше, товарищ Щербинин. Последних, — только в тридцать седьмом году. Платформа троцкистской оппозиции и примкнувших к ним военных предусматривала реставрацию капитализма и эту, как у вас, "приватизацию". Скажете, нечего у нас приватизировать?
— Ну, как же, — усмехнулся харьковский вице-премьер, — есть, конечно. Все гиганты первых пятилеток и то, что от царя осталось.
— Это что же? — не удержался от вопроса Молотов
— Железные дороги, например. Порты, нефтепромыслы, да много чего ещё.
— Откуда взялась в Советском Союзе буржуазия? — Сталин, словно размышляя вслух, проигнорировал состоявшийся обмен мнениями, — очень интересный вопрос. До сих пор марксистская теория и практика строительства социализма с подобным не сталкивались. Период НЭПа в качестве примера рассматривать нельзя. Это было временное отступление, буквально через несколько лет после социалистической революции. Опыт и навыки работы в частно-буржуазном обществе никуда не делись, и деться не могли. Мы сохранили господствующие позиции в сфере политической власти и основных отраслей промышленности. Фактически, НЭП был уступкой деревне, мелкому сельскому единоличнику. Именно в деревне тогда таилась основная угроза нашему делу. Социализм мог утонуть в море мелкобуржуазной стихии. Этого, кстати, — Сталин остановился и посмотрел на Михаила, — так и не поняли Бухарин с Чаяновым.
— "Путешествие в мир крестьянской утопии", — Михаил вспомнил одну из прочитанных ранее книг.
— Читали, значит? — Сталин буквально ткнул в сторону Михаила трубкой, — я тоже. А теперь ответьте на один вопрос, — могло ли то, придуманное Чаяновым государство, существовать в современной международной обстановке?
— Но такой обстановки могло и не быть, — попытался возразить Щербинин, — не приди Гитлер к власти…
— Ошибаетесь, — резко перебил его вождь, — глубоко ошибаетесь! Гитлер, не Гитлер, какой-нибудь Рейхенау или Штрассер, всё равно! Общественные процессы в Германии всё равно бы вытолкнули наверх, к власти, политика-реваншиста. Слишком велико было унижение немцев после Версаля. Слишком глубоки разногласия между странами победившей Антанты.
