быть там, чтобы вобрать ее. Сделать
что-нибудь, независимо от того, что выйдет.
Столько слов подряд Раффи, кажется, не слышал от Файфа за все время их знакомства.
Отстраненное выражение у того в глазах медленно таяло. Он моргнул и посмотрел на Лиру, растерянно глядевшую на него.
– Это тебе Диколесье сказало? – глухо и озадаченно спросил Эммон.
Файф помолчал, потом кивнул, почти с неохотой.
Рэд нахмурилась.
– Я ничего не почувствовала.
Файф сильнее сжал Знак на руке и отвел глаза.
– Может, оно знает, что ты не станешь слушать, – тихо сказал он. – Думаю, оно говорит мне то, что вы двое не желаете слышать.
Эммон посмотрел на Рэд с нечитаемым выражением лица. Рэд закусила нижнюю губу так, что та почти побелела.
Раффи страстно желал еще пива.
– Что значит «независимо от того, что выйдет»? – Рэд сглотнула и тоже накрыла ладонью свой Знак, будто надеясь вынудить внутренний лес объясниться. – Выйдет Нив.
– Я говорю только то, что говорят мне, – устало сказал Файф.
– Мы не навредим Нив.
Раффи почти с удивлением услышал собственный голос; судя по метнувшимся к нему взглядам округлившихся глаз, остальные удивились не меньше. Он не заговаривал с тех пор, как они явились в таверну.
Раффи выпрямился и посмотрел в лицо Файфу.
– Чего бы твой лес тебе ни наговорил, мы не станем вредить Нив.
Рядом с ним расслабила плечи Каю. То ли облегченно, то ли признавая поражение, то ли от смешанных чувств – Раффи не понял.
– Да, – мягко согласилась Рэд. – Не станем.
Эммон ничего не сказал, из-под его капюшона виднелись плотно сжатые губы.
Лира разрядила обстановку, коснувшись ладонью плеча Файфа и не убирая вторую руку со своей кружки.
– Давайте вернемся домой, – сказала она, – а там уже будем разбираться, к чему именно нам готовиться.
Не то чтобы такой план сильно обнадеживал, но иного у них не было.
Всеобщее напряжение, связанное с Нив, рассеялось, уступая место более сиюминутным переживаниям. Рэд, прищурившись, посмотрела на Каю.
– Ты меня спасла.
– Вообще-то спас тебя Эммон, – тихо сказала та. – Но я пыталась.
– Не знаю, много ли это значит притом, что ты сама привела нас в ловушку, – прорычал Эммон.
– Не в ловушку. – Из-под капюшона у Рэд выпал усик плюща; она заправила его за ухо. – Даже если все это было спланировано, мы узнали много ценного. И теперь лучше представляем, с чем имеем дело.
– Все равно. – Каю подняла одно плечо и уронила его обратно. Лицо у нее было серым и изнуренным. – Я пойму, если вы решите оставить меня здесь.
– Нет. – И вновь Раффи удивился собственному голосу, и еще больше – тому, насколько уверенно тот прозвучал. Он поднял взгляд на Рэд. – Мы ее не бросим. Это опасно.
Двери таверны открылись. В зал ввалился мужчина, явно уже наполовину пьяный, уселся у барной стойки.
– Слыхал весь этот гам в Храме? – спросил он у бармена. – Вопли да беготня. Можно подумать, кто-то умер.
– Конечно, Каю никто не бросит. – Рэд оглянулась через плечо и посмотрела в окно над стойкой. Небо заливал солнечный свет. – Мы уходим все вместе. Сейчас.
Пить пиво на пустой желудок было скверной затеей.
Раффи прижался затылком к деревянной стене, радуясь полумраку. Его первое впечатление от парусника подтвердилось – грузовой трюм и то, что капитан Нилс называл «пассажирскими каютами», оказались одним помещением с несколькими койками, собранными из сдвинутых ящиков и бугристых матрасов и отделенными друг от друга наспех подвешенной занавеской – три койки по одному борту, три по второму.
Когда все выбрались через заднюю дверь таверны, седой капитан их уже поджидал, а его крошечный парусник болтался на волнах у причала. Глаза у капитана были сонными; он зевал и морщил продубленное солнцем лицо, пока его пассажиры приближались, все еще скрывая лица под капюшонами. Если это его и озадачило, виду он не подал. Каю дала ему много денег.
– Добро пожаловать на борт. – Он махнул большой, грубой рукой, указывая на парусник. – У корабля нет имени, а меня звать Нилсом. Но понапрасну не зовите.
Никто из них и не собирался. Ветерок приносил со стороны Храма приглушенные крики, перемежавшиеся все более громкими голосами из таверны позади. Все шестеро по очереди торопливо взобрались по трапу, едва не срываясь на бег.
– Уходим, – сказал Эммон, замыкая строй.
Это звучало как приказ, и его исполнили. Нилс, видимо, был из тех людей, для которых золото перевешивало любознательность.
Теперь Эммон и Рэд сидели за занавеской и разговаривали так тихо, что Раффи не мог разобрать ни слова. Лира обсуждала что-то с Нилсом наверху, Файф ушел за ней.
Может, и Каю ушла. Раффи изо всех сил старался не волноваться о том, где ходит Каю.
Воспоминания о времени, проведенном в ее келье, то и дело вспыхивали у него в мозгу, словно угольки костра, который никак не удавалось затушить. Тогда было непросто, вовсе нет, но все-таки проще. У него хотя бы была уверенность – пусть и шаткая, – что он знает Каю.
Разочарование горчило. Разочарование и стыд. Ему стоило заметить, что все как-то неправильно. Оглядываясь назад, Раффи даже не понимал, почему он поверил Каю на слово и почему смог признаться ей в чем-то настолько значимом, как пропажа Нив. Конечно, у него почти не осталось выбора после того, как Каю показала то письмо – написанное исключительно и всецело ради этого, как он теперь знал, – но разве ему могло служить оправданием то, что он попался во все расставленные ловушки? Орден написал целую пьесу, в которой Раффи отыграл свою роль безукоризненно.
Каю заронила в его разум и мысль поговорить с Кири, и план отправиться для этого в Рильт. И, хотя они добыли ценные сведения, основным предназначением всего путешествия было убийство Рэд.
Да, в конце концов ее спасла сама Каю. И – да – казалось, что у нее действительно не было иного выбора, кроме как плясать под дудку Кири. Но Раффи мог думать лишь о том, что сказала бы Нив, если бы план сработал и Рэд погибла.
Если бы случилось худшее, Нив никогда, во веки веков не простила бы его. Он бы сам себя никогда не простил. Пусть клинок держала Кири, вина все равно легла бы на Раффи, и даже вопреки тому, что ничего не случилось, он все равно мог чувствовать, что было бы, обернись все иначе – вероятность этого была огромна и витала на расстоянии вдоха, так что он ощущал ее призрачные отголоски.
И все равно заступился за Каю там, в таверне.
