Голос Медоры вызывал нездоровое, тревожное чувство.
— Где ты была раньше?
Женщина чуть пошатнулась, переместив вес с одной ноги на другую. Казалось, она вот-вот рухнет, однако все же сумела устоять на ногах.
— …в могиииле.
— Спросите ее, где она находилась перед смертью, — предложил Булл.
— Где ты была до могилы? — спросил психиатр.
Молчание. И вдруг легкий всхлип, словно женщина собиралась заплакать.
— Я умирала.
— Что случилось потом?
— Могииила.
— А потом?
— Самеди. — Она умолкла, словно задохнулась.
— Что? Вы что-нибудь поняли? — обернулся доктор.
Булл шагнул вперед и встал рядом с ним.
— Разрешите?
Доктор покосился на него в нерешительности. Булл посмотрел на невролога, стоявшего рядом.
Тот кивнул.
— Медора Лиретт. — У Булла был низкий, вкрадчивый голос.
Женщина не шевельнулась, однако Амайе показалось, что она чуть склонила голову, словно прислушиваясь.
— Медора Лиретт. Что сделал с тобой Самеди?
— Самедииии… убил меня… и достал из могииилы.
Булл вздохнул.
— Кто такой Самеди?
Неожиданно женщина выскочила из угла, где пряталась все это время, пересекла палату и врезалась в окно. Лицо впечаталось в стекло, тонкая кожа на покрытых герпесом губах лопнула, и на ней выступили темные капли. Все инстинктивно подались назад. Амайя подумала об обонятельных галлюцинациях. Ей показалась, что она явственно различает запах картофелины, только что вытащенной из земли.
— Она нас не видит, — успокоил их невролог.
Словно опровергая его слова, мертвые глаза пробежали по комнате, вглядываясь в каждого. Потом глаза закрылись, и женщина снова застыла. Губы не шевелились, однако откуда-то изнутри вырывалось рычание. Тело ее задрожало.
— У него есть mon petit bon ange, — сказала она неожиданно чистым, почти детским голосом.
— Кто это? — переспросил Булл.
Женщина стояла неподвижно, но глаза ее открылись. Взгляд сверлил стеклянную стену, отделявшую ее от Булла. Затем она издала звук, подобный протяжному крику. И снова раздался все тот же звонкий, девичий голос — Амайя готова была поклясться, что где-то в недрах этого существа скрывается еще одна женщина.
— Ле Гран…
Глава 48
Нана. Обещания
Стадион «Супердоум», Новый Орлеан
Обнаружив, что Селета впала в кому, они принялись обыскивать внутренние коридоры стадиона, пытаясь отыскать пост Красного Креста. Множество людей, вынужденных жаться в коридоре из-за дождя, который теперь заливал внутренние помещения стадиона, невозможность протиснуть между ними инвалидную коляску Селеты и неуклюжесть Наны, опирающейся на свою палку, превратили этот поход в настоящее мучение. Каждые несколько шагов Бобби останавливался, чтобы поправить голову матери, которая через мгновение снова падала на грудь с тяжелым хрипом.
В конце концов они нашли фельдшеров, которые подтвердили, что Селета в коматозном состоянии. У них не было ничего, кроме жаропонижающих препаратов и физраствора, но, по крайней мере, они переложили ее на носилки, и в лежачем положении дышать ей стало легче. Нужно было дождаться, пока не стихнет ураган, чтобы отвезти ее в Благотворительную больницу, расположенную поблизости.
Потрясенный Бобби переводил взгляд с матери на Нану и доктора.
— Но что-то же нужно делать…
Доктор пожал плечами и посмотрел в потолок, прислушиваясь к чудовищному грохоту урагана, который бряцал оторванной крышей «Супердоума».
Так, сидя на полу и опираясь на носилки, где задыхалась Селета, а затем перебравшись в крошечный медпункт, до последнего дня служивший складом инвентаря, они провели ночь и следующее утро.
На другой день в час пополудни явился доктор.
— Мы вывезем вашу мать. Ее переправят на плоту в Благотворительную больницу.
Бобби протянул Нане руку и помог ей встать.
— С больным может проследовать только один сопровождающий, — предупредил санитар.
— Но как же так, посмотрите на нее, — сказал Бобби, кивнув на Нану. — Она тоже больна, ей недавно сделали операцию, и она почти не ходит… Я не могу оставить ее здесь одну.
Медик был непреклонен.
— Переправы ждут больше ста человек, а в лодке двадцать пять мест. Вас пустят, потому что ваша мать в тяжелом состоянии, но здесь есть и другие больные, а она, — добавил он, имея в виду Нану, — хотя бы может стоять.
Бобби принялся возмущаться.
— Мне очень жаль, — перебил его доктор. — Или вы сейчас едете с матерью, или ждете все вместе, пока не найдется место на катере. Но я не могу гарантировать, что это произойдет.
Бобби не ответил. Он резко выдохнул, беспомощный и злой.
Нана взяла его за руку.
— Бобби, дорогой, ты должен отвезти Селету в больницу. Со мной все будет в порядке.
— Вы решили? — нетерпеливо спросил доктор.
Бобби снял рюкзак и протянул его Нане.
— Держи его спереди, а то украдут. Не пей чужую воду — здесь есть бутылка с чистой, а из кранов течет только грязь.
Он в отчаянии огляделся:
— Нана, я хочу, чтобы ты осталась здесь, рядом с медпунктом, и не двигалась. Ты меня слышишь? Я вернусь за тобой, как только маму положат в больницу. Вернусь, обещаю. Но ты не должна никуда отсюда уходить, потому что иначе я тебя не найду.
Нана печально кивнула.
— Пообещай мне, — попросил Бобби, когда санитары уже толкали носилки его матери. — Обещай, Нана! Скажи, что ты никуда отсюда не уйдешь.
— Обещаю, — сказала она, растерянно оглядываясь.
Глава 49
Цирк уродов
Благотворительная больница,
Новый Орлеан
Джонсон ждал в дверях; при виде них он махнул рукой. Они вошли в палату Дюпри. В небольшом помещении стояли пять носилок, и все были заняты. Носилки Дюпри задвинули вглубь палаты к окну, из которого кто-то — вероятно, «Катрина» — выбил стекла. Лицо Дюпри было таким бледным, что, казалось, он замерзает. Это впечатление усиливали посиневшие губы, хотя лицо покрывали капли пота. Когда они вышли, он был полуобнажен и сейчас без особого успеха пытался надеть футболку.
— Что это вы делаете? Доктора запретили вам напрягаться! — возмутился Джонсон и забрал футболку из его рук.
Измученный Дюпри откинулся назад. В этот миг их взглядам открылись старые шрамы у него на груди.
— Мне нужно выбраться отсюда… — Его голос был едва слышен.
Амайя подошла поближе. Несмотря на внешнюю слабость, Дюпри был преисполнен решимости.
— Мы обсудим это позже; сначала вы должны нам все объяснить, — сказала она.
Дюпри на пару секунд закрыл глаза.
— Это непросто…
— Лгать обычно труднее. Не знаю, что думают остальные — если вам интересно, можете их спросить, — но мне вы должны были сказать сразу, что мы охотимся за Самеди. Это не означает, что я действовала бы с меньшей отдачей, но, по крайней мере, не стала бы терять время, думая, что преследую Композитора.
— Я вас не обманывал; цель нашего расследования — Композитор.
— Он — официальный предлог, — возразила Амайя, — для того чтобы быть здесь. Но
