мог себе представить, что ты способен на что-то подобное.
Булл опустил голову, стойко выдерживая обвинения напарника.
— Тебе все равно не понять, — тихо ответил он.
Шарбу посмотрел на него возмущенно.
— Чего мне не понять? Ты намекаешь, что я идиот? Одного не понимаю: почему ты с самого начала ничего мне не сказал? Для начала объясни: что за дохлятину мы, черт возьми, привезли сюда на «Зодиаке», укрытую тряпкой, как попугай в клетке?
— А сам ты как думаешь? — спокойно спросил Булл, глядя Шарбу в глаза.
Не чувствуя ни малейшей неловкости, тот сделал шаг вперед, пока не оказался перед своим напарником.
— Это не имеет имени, и даже если оно у него есть, я не хочу его произносить.
Булл кивнул.
— Ты совершенно прав.
Пару секунд Шарбу смотрел на него, затем притворно усмехнулся.
— Ты хочешь сказать, что это чертов зомби?
— Я просто говорю, что некоторые вещи — именно то, чем кажутся. Иногда самое простое объяснение… — Джейсон пожал плечами.
— Что такое Самеди? — очень серьезно спросила Амайя.
Прежде чем ответить, Булл сжал губы.
— Я не могу вам сказать. Это та часть расследования, которой я занимаюсь вместе с агентом Дюпри. Не имею права разглашать информацию без его разрешения.
— Его разрешения? — заговорил Джонсон. — У агента Дюпри сердечный приступ, или вы не в курсе? Его жизнь висит на волоске. Я — следующий по званию, и сейчас я главный. Приказываю доложить.
— Вы не можете мне приказывать, я не агент ФБР. Характер моего сотрудничества с агентом Дюпри таков…
Шарбу схватил его за грудки и прижал к стене. Булл не сопротивлялся.
— Я был на твоей свадьбе, я крестный твоего младшего сына, а ты такое мне заявляешь…
Джонсон и Амайя постарались удержать Билла, но не слишком усердно.
— Хорошо, — сдался Булл, закрыв глаза.
Шарбу отпустил его и отступил на два шага.
— Ее зовут Медора, Медора Лиретт. Ее похитили десять лет назад, когда ей исполнилось шестнадцать, во время урагана «Касильда».
Джонсон кивнул.
— Продолжайте.
— Я тогда занимался преступлениями против личности. Медора была младшей сестрой Джерома Джея Лиретта, известного торговца наркотиками из Терребонны… это на болотах, примерно в часе езды отсюда. Джером начал торговать наркотиками еще в юности, но был умен и хитер. Ни разу не попался, бизнес его процветал, пока он не превратился в довольно известного наркоторговца с кучей работающих на него людей. За несколько лет он заработал определенный авторитет, если это вообще возможно в его мире. Джером заботился о своих матери и бабушке, а главное — о младшей сестре. В ту ночь, когда над болотами пронесся ураган «Касильда», в их дом ворвались люди, по описанию похожие на тех, что похитили сестер Джейкоба, и забрали трех девушек — Медору, которая внешне была очень хорошенькая, и двух ее подружек, ночевавших у них дома.
— Медора — жертва похищения десятилетней давности? Вы уверены?
— У нее на затылке вытатуировано имя, это был подарок брата на день рождения. Единственная примета, по которой ее теперь можно узнать. И это была кража, а не похищение. Воры ничего не желали взамен, потому что не собирались ее возвращать. Несмотря на то что наркоторговцы сами улаживают свои дела, после исчезновения Медоры ее брат обратился в полицию. И не в Терребонне, где жил. Он отправился сюда, в Новый Орлеан, и явился в полицейский участок в сопровождении трех адвокатов; все вместе представились и потребовали встречи с капитаном и прокурором.
Его отправили ко мне. Джером был в отчаянии. Он явно долго не спал. Каким бы он ни был крутым парнем, тут он ничего не мог поделать. Сначала Джером не сказал ни слова. Он был настолько измотан, что, казалось, в любой момент грохнется в обморок. Потом заявил, что его сестру украли — он употребил именно это слово: не похитили, не увели, — сказал, что ее украли. Якобы он знает, у кого она сейчас, и готов раскрыть имена всех местных наркоторговцев в обмен на иммунитет и сотрудничество с полицией Нового Орлеана и ФБР в расследовании похищения его сестры. Думаю, вы можете вообразить наши лица. Больше Лиретт не произнес ни слова, остальным занялись его адвокаты. Они сказали, что мистер Лиретт осознает всю серьезность дела, а также важность того, что собирается раскрыть. Он понимает, что это повлечет за собой разоблачение внутренних механизмов его собственного бизнеса: партнеры, дистрибьюторы, каналы доставки товара, работники порта и таможенники. Он рассказал, что в основном наркотики поступают через каналы и болота, но даже в этом случае знание о том, как устроена доставка через порт, являлось бесценным подарком, от которого невозможно было отказаться. Они изложили все в письменной форме и готовы были передать показания, если нам удастся прийти к соглашению. Заперлись в кабинете с капитаном и дали прокурору пятнадцать секунд, чтобы пролистать заявление на двадцати страницах. Через десять секунд тот сообщил, что согласен. Документы были подписаны, материалы сданы, и специалисты по наркотрафику сразу приступили к работе.
Джером рассказал нам, что месяц назад у него были какие-то деловые отношения с организацией, о которой он знал только то, что она из Батон-Ружа. Джером не понимал, где дал маху. Вопросы заставили его заподозрить, что интересы этих парней заключались не в гарантированной сделке, а в захвате инфраструктуры его сетей. И он разорвал с ними отношения. За две ночи до его появления в участке, когда в их районе бушевал ураган «Касильда», вооруженные люди ворвались к нему в дом, связали мать и бабушку и забрали шестнадцатилетнюю сестру и двух ее подруг. Они сказали, что их забрал Самеди.
— То же самое говорила бабушка Джейкоба, — сказала Амайя. — Мальчик описал двух вооруженных людей в капюшонах и человека, похожего на Медору. Он подробно рассказал, как произошло нападение, и опознал главу похитителей, забравших его сестер, указав на анатомический плакат с изображением человека без кожи.
— О господи! — воскликнул Шарбу. — Его напугали бабушкины сказки, к тому же при виде Медоры у кого угодно крыша съедет. Не забывайте, что мальчишке четыре года.
— Пять, — возразила Амайя. — Он очень умный мальчик, к тому же один из самых надежных и хладнокровных свидетелей, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело.
— Если вы верите четырехлетнему ребенку, беседовать нам больше не о чем.
— Пятилетнему, и не знаю, с какой стати я не должна ему верить. Я не понимаю, почему показания детей ставятся под сомнение. Почему Джейкобу верят меньше, чем Джерому Лиретту, по чьим показаниям открыли дело, — раздраженно бросила Амайя.
Джонсон посмотрел на нее, чувствуя что-то вроде дежавю: у него часто возникало ощущение,
