Государственном банке находилось 400 миллионов карбованцев, тогда еще державшихся на довольно хорошем курсе. Даже через два месяца, уже в день эвакуации, за карбованец давали на черной бирже три французских франка. Кроме того, в казначействе находилась некоторая сумма золотом. Помнится, около восьми миллионов рублей.
После эвакуации в Турцию всю золотую наличность, сохранившуюся в целости, так как ее не расходовали, генерал Шварц решил передать генералу Деникину, вместе с оставшимися крупными бумажными деньгами. С этими суммами профессор Бернацкий и уехал к генералу Деникину.
Несмотря на предупредительные шаги Шварца к миссии генерала Деникина, в Константинополь очень скоро пришли вести, что Деникин недоволен всем тем, что произошло в Одессе, и считает генерала Шварца в числе врагов начатого им дела. Тогда генерал Шварц решил послать своих посланцев к адмиралу Колчаку, как Верховному правителю России, для личного доклада и отдачи отчета в своих действиях. Отъезд этих представителей, однако, не состоялся.
Как только образовалась новая власть, к генералу Шварцу началось хождение самых разнообразных лиц: одни давали советы, другие клеветали друг на друга, третьи указывали на различные возможности для новой власти, между прочим, использовать разбросанные в разных местах военные материалы.
Для новой Русской армии Юго-Запада России, задуманной на совещании маршала Франшэ д’Эсперэ с генералом Шварцем, конечно, также были намечены все технические новшества в организации и вооружении, которые были разработаны для десантной армии Гучкова.
Несмотря на то что набор солдат должен был быть всеобщим по призывным возрастам, как это было в старой России, все же решено было сначала призвать только немцев-колонистов из многочисленных немецких колоний под Одессой. Думали, что немцы будут политически более надежны в борьбе с большевиками.
Начальником штаба для этой армии остался тот же генерал Прохорович. Насколько помню, генерал Шварц и управления всех специальных служб новой армии оставил в руках тех же лиц, кои были приглашены им для десантной армии Гучкова. Я также получил его предложение занять должность начальника санитарной части.
Мое управление сорганизовалось с невероятной быстротой, как будто все наши чиновники только и ждали звонка, чтобы усесться за столы. Однако весь этот треск громких должностей и крупных ассигнований в этом хаосе, в котором находилась Одесса, был почти безрезультатен. Механизм управления края был так разрушен, что никто наших приказаний, кроме ближайших чиновников, не исполнял.
Текущий быт поддерживался в силу инерции. Исправно выходили газеты. Играли театры. Синема были переполнены. Жизнь как будто кипела, но как-то особенно. Подобно тому как на пожаре толпа смотрит и живо обсуждает мелочи происходящего, беспомощная спасти от пожирающего пламени свои жилища и свой скарб, так и мы, современники, соучастники и погорельцы мировой революции, наблюдали за языками ее пламени, беспомощные его погасить. Так горела тогда вся Российская империя от спичек «государственных шалунов», среди коих первое место Гучкову и Керенскому.
Единственно, кто мог правильно оценить военно-политическую обстановку в Одессе, были только русские генералы. Однако у них не было никакой воинской силы для действия и принуждения. В Одессе было троевластие. Официально правили французы, неофициально интриговали англичане, флот которых тоже стоял на рейде. Четвертой же властью, и может быть, наиболее сильной и опирающейся на широкие рабочие массы, были большевистские тайные агенты.
Все управление нового правительства генерала Шварца продолжалось около полутора месяцев. Как ни трудно было действовать в этой атмосфере полного разложения, все же благодаря организаторским талантам Шварца кое-что уже начали делать.
При крайнем разложении административного аппарата у власти не было опоры. В распоряжении командующего войсками все еще не было ни одной воинской части. Бригада генерала Тимановского находилась за городом по линии железной дороги и сдерживала наступление большевистских отрядов. Единственной воинской силой в пределах города были только французские войска, очень немногочисленные, около 5 тысяч человек.
Поэтому, когда прибыл обещанный маршалом Франшэ д’Эсперэ греческий корпус, численностью будто бы до 30 тысяч человек, все думали, что порядок скоро наладится.
По городу быстро катили автомобили с греческими офицерами. Все греки были прекрасно одеты в защитные новые шинели с узкими золотыми и серебряными погонами, как у наших чиновников. Офицеры были деловиты и скромны. Солдаты спокойны и хорошо шли в строю. Многочисленное в Одессе греческое население гордилось своими соплеменниками, пришедшими выручать из беды единоверную великую православную Россию.
Греческий корпус был направлен на расширение плацдарма для будущей русской армии, формируемой генералом Шварцем. Греков направили в сторону Николаева. Они скоро вошли в контакт с неприятелем. Как говорили, греки вели себя храбро, но совершенно не знали военного дела в условиях междоусобицы. Русских руководителей с ними не было. Французы же и сами плохо разбирались в этом. О французских войсках говорили, что большевистская пропаганда проникла в их среду.
15 марта я поехал по делу к генералу Шварцу. Там к пятичасовому чаю собралось большое общество самой разнообразной публики, военной, горожан и наехавших политиков. Строились планы на будущее в связи с прибытием обещанных Франшэ д’Эсперэ союзных войск. Казалось, как будто дело сдвинулось с мертвой точки.
Комиссии для призыва солдат выехали в немецкие колонии, чтобы положить начало будущей армии. Это было за два-три дня до объявления эвакуации.
Вечером пришел я домой. Дома был уже и мой брат, адъютант Шварца, и рассказывал моему отцу о возможных больших переменах. Наутро отец, вернувшись с базара, сказал, что все, что я и брат накануне ему сообщили о планах и действиях новой власти, не сбудется, так как на базаре говорят, что скоро всех нас выгонят и через несколько дней придут большевики, и что он лично больше верит пантофельной прессе, чем заявлениям власти. Так оно и вышло.
Через день после этого я вышел рано из своей квартиры. К удивлению моему, вижу, что навстречу едет в экипаже, один, генерал Шварц. Это почему-то встревожило меня. Потом оказалось, что генерал, получив ночью известие от д’Ансельма об эвакуации, ехал к нему для объяснений и протеста. Все было напрасно. События решались в Париже.
С утра мы сидели в моем управлении, как вдруг меня потребовали к телефону из штаба генерала и кто-то мне сообщил, что неожиданно объявлена эвакуация и что в течение двух суток все желающие должны приготовиться к отъезду за границу. Все были поражены, не могли ничего понять. Я отправился узнать о причине происшедшего. Мне сказали, что правительство Клемансо подало в отставку и что новые власти, не надеясь на свои войска, не желающие воевать, срочно вызывают их на родину.
Резоны эти были сомнительны. Если Одесский гарнизон был ненадежен, то целый греческий корпус был вполне
