Написано черным: «Не знаю, за что можно любить людей. Ведь это просто мясные бочонки. Некоторые с жиром. Воняют и с душком».
Что-то подвигло моих мучителей – или он один? – на темы о еде… В ушах звон, но, кажется, это дребезжат равнодушные серые стены. Наверное, похититель и видит, и слышит меня. Я же болтаю без умолку – боюсь замолчать. Боюсь услышать снова тот шорох и потрескивание.
Я где-то читал, что человеческий мозг не выносит тишины. В долгом одиночестве тишина приводит к галлюцинациям, как зной над асфальтом вызывает миражи. Но на меня смотрят только серые стены. Они реальны настолько же, насколько реален я сам. И по этим стенам все ползут и ползут надписи – черная, красная. Попеременно.
Красная надпись на несколько секунд открывает невидимый мне воздуховод. А черная его закупоривает, преграждая доступ самой мизерной порции свежего воздуха. От чего я умру раньше – от жажды, от голода, от теплового удара или задохнусь? Давайте сделаем ставки!
Хохот снова душит меня, но в горло будто песка насыпали– смеяться больно, и я только трясусь и кривляюсь.
Если будет слишком много черных надписей на стенах– я задохнусь. Медленно. Кто-то придумал эту пытку…
* * *
Кажется, еще утром я был свободным человеком. Спокойно вышел себе на улицу, ни о чем не догадываясь, не подозревая. Шел, стискивая ключи в кармане плаща. Воробьи утром дрались у помойки, воюя за корку, выпавшую из чьего-то ведра. А я шел себе. Повернул на Афанасьевскую… И вдруг за моей спиной зашуршало. Как будто там волокли по земле чей-то труп. Что-то мертвое, длинное и сухое… Сердце тут же обросло льдом.
Черная надпись. Уже трижды подряд – черная. Мышцы напряглись сами собой, тысячи горячих иголок впились в тело. Руки и ноги начали подпрыгивать, хаотично трепыхаться. Что еще за напасть?
Это унизительно: дергаюсь, словно паяц, деревянная кукла на веревочках. Или того хуже – как дохлая лягушка под током.
Черная. Снова. Черная.
В комнате делается темно. Черные надписи… Они наползают, как стаи муравьев. Они тащат меня за собой – в темноту могилы.
Черным… «Ненавижу людей. Перестрелял бы, дай волю, больше половины своих знакомых. Скоты! Сволочи! Уроды! Для них ничего нет, кроме денег. Деньги и карьера. Беспринципные твари. Мало того – они все притворяются. Сделает гадость – и говорит: „Я пошутил!“ Видали такого шутника? Да он хуже свиньи!»
Черным… «И что за мужики пошли? Поголовные эгоисты, маменькины сынки. Тетки не лучше – гламурные дуры. Во что все эти люди превратили страну? Мы же никогда не выберемся из катастрофы!»
Пожалуйста… Дайте красную! Я хочу дышать…
«Кругом шакалы, шкурники. Каждый только за свое держится. Молодые мамашки офонарели, трясутся над своими детенышами как самки какие-то. Коровы. Старухи и старики всюду лезут без очереди. Мужики хамят. Раньше в метро место уступали женщинам, а теперь хоть повесься прям над их головой – задницу не оторвут. Чтоб вы все сдохли!!!»
Темнота перед глазами. Вспышки разноцветных молний.
«Мой парень – настоящий негодяй. На День святого Валентина всем подарили мишек, а мой жмот открыточку принес. Нате вам! Понятно, я ему скандал закатила. Так он меня бросил, мразь бесчувственная. Ненавижу людей!»
Воздуху, хоть немного… О-о-о…
«Каждый человек по-своему интересен. Любить людей надо хотя бы из любопытства». Красное!
Черное…
«Все бабы – суки. Среди мужиков у меня нет друзей. Они тупо меряются членами по каждому поводу. Ненавижу людей».
Змея. Громадная чешуйчатая тварь. Она ползает снаружи, стискивая кольца холодного тела, давит стены моей тюрьмы. У нее плоская черная голова с крохотными злобными глазками, она всунулась ко мне сквозь стену… Черная пасть с шипением раскрывается. С острых зубов капает яд.
«Я живу среди людей и не могу их не любить. Если человек не любит людей, значит, он не любит самого себя, ведь мы все – люди!»
Змея исчезла. Какое же это счастье – просто дышать! Нашелся добрый человек, написал красным. Ужасно жалко себя. Плачу, лежа на полу. Внизу кислорода должно быть больше. И здесь, наверное, холоднее.
Красная надпись. Черная надпись. Опять черная. В людях столько злобы.
От нехватки кислорода я начинаю зевать, дышу все чаще и чаще.
* * *
Красная надпись – вдох. Глоток воздуха. Черная – выдох. Нечем дышать. Ненавижу черное.
Вдох. Выдох.
Красное. Черное.
Сколько людей – столько здесь ненависти.
Щеки мои втягиваются и опадают, дрожа, словно жабры у рыбы. Сам себе я напоминаю рыбу – вялую, оглушенную плотвичку. Кто-то зацепил меня и выбросил на берег… И здесь я погибну. А тот, кто меня погубил, возможно, и не хотел ничего плохого. Он мечтал о другой рыбе – крупной, красивой. Я просто попался в сети. И теперь умру, забив песком пересохшее горло.
Кто, кто пишет здесь красным и черным на стенах? За что они губят меня?!
Почему я?!
Силы на исходе.
То, что творится со мной, – никчемная, глупая фантазия.
Но разве это единственная человеческая выдумка, способная убивать?
«Люби ближнего своего, прощай врагов твоих».
Глоток воздуха.
«Зачем лицемерить? Люди – враги, с ними надо бороться. Лицемеры, все до одного. Я ненавижу людей».
Я пытаюсь подняться – не знаю, зачем… На ногах мне уже не устоять, я и сидеть не в силах: слабость во всем теле. Голова кружится, перед глазами мельтешат мухи. Скоро ли конец? Я не хочу досматривать это кино до конца.
Я запутался в мыслях и во времени. Когда жизнь отмеряют короткими глотками воздуха, это немудрено – запутаться в секундах, утопить разум в мгновениях.
Как прекратить пытку? Неужели никто не придет на помощь? Я же ни в чем не виноват! Я ничего не сделал плохого. Да, да, я ответил на вопрос… Поставил галочку и согласился, чтоб ради всего человечества страдал один, но почему же непременно меня?!.
«Посмотрите на себя, какие вы подонки! Ненавидите друг друга, ненавидите людей? Ну идите, убейтесь об стену. Тот, кто ненавидит, – сам заслуживает смерти».
Вдох.
«Люди! Самые мерзкие, самые поганые твари. Они воняют или потом, или духами, их дети воняют какашками, а старики – мочой».
Выдох.
«Дождаться благодарности за свои добрые дела? Нет, это, конечно, редко. Скорее, наоборот. Но это не значит, что можно позволить себе оскотиниться…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
