Краснов усмехнулся одной половиной рта и медленно повернул голову в сторону Калинина, впиваясь в него взглядом.
— За два дня до того, как прозвучала команда, Лукьяненко и его орлы захватывают Диану и детей. Вторая группа, в которой полно чекистов, бывших — для профессионального исполнения, и действующих — для прикрытия акции, похищают Гельфера. После этого, банальным шантажом, меня вынуждают сделать перевод денег с корсчета банка на оффшорный траст. И готова кульминация — я должен тихо выйти в тираж. Это, скорее всего, твоя идея. Чувствую по пафосу. По заголовкам оплаченных газетных статей. «Бесследно исчезнувшая с деньгами „СВ банка“ семья Красновых!» «Банкир бежит от народного гнева!» Но происходит осечка в ресторане. Исполнители паникуют и открывают пальбу. Я, к общему облегчению, погибаю в перестрелке. Это, конечно, хуже, чем внезапное исчезновение, но тоже, на крайний случай, сойдет. Тем более, что в запасе остается Диана. И Гельфер, очевидно, тоже должен был сбежать? В ту яму, в лесу, куда его потом уложил Лукьяненко, но один, без семьи. И ты, конечно, не знал, и даже не догадывался, что его разрежут на куски? Откуда тебе было знать, что делают с трупом, когда надо, чтобы его не опознали?
На заклание публичное — ты оставил Андрея. Он и его бизнес, от которого и ты, кстати, регулярно получал свою долю — идеальны для судилища. А в том, что в камере его сломают, ты не сомневался ни на минуту — методы тебе известны. За месяц — два можно взять на себя и убийство Кеннеди. Но одного ты не учел, что Андрей парень смелый, мыслящий не по стандартам, и разбирается, что, кому и когда надо говорить. И знает слишком много такого, что может вызвать не просто скандал — его информация, как кусок дерьма в вентиляторе — покроет всех ровным слоем. Не отмоешься. Поэтому, в качестве свидетеля или подсудимого, он для силовиков — самый страшный ночной кошмар. Его просто никто не хотел арестовывать, во всяком случае — быстро, как надо было тебе. И для «шестерки», и для СБУ, лучше было, чтобы он сбежал, и никаких показаний никому не давал. Вот они ему и давали для этого и возможность, и время. Внезапно потеряли из видимости в Киеве, накануне событий, например. Но кто-то, заинтересованный в скандале, слил СБУ информацию, где и когда может появиться Андрей. Кто бы это мог быть? Ты, случайно не знаешь этого человека? Что молчишь, Миша? Неужели нечего ответить?
Калинин хмыкнул, скривив рот, но ничего не сказал. Лимузин уже вырвался за пределы города и набирал ход по загородной трассе, направляясь на северо-восток.
— И вот тут-то и вступил в действие пресловутый человеческий фактор, — сказал Краснов. — Ты предусмотрел почти все, но разница межу гением и ремесленником и заключается в этом почти. Миша, те, кого ты тасовал, подставлял и предавал — люди, а не куклы. Со своими характерами, достоинствами, недостатками и амбициями. Их не уложить в схему, нарисованную тобой на досуге. Диана не стала покорно ждать, пока эти гоблины сочтут, что она больше не нужна. Не думаю, что ты считал ее способной на сопротивление. Ты всегда относился к женщинам свысока, и это тебя подвело.
— Она жива? — спросил Калинин, холодно.
— Да. И она и дети.
— Ну, что ж, значит ей и тебе — повезло.
— Можно сказать и так, — подтвердил Краснов. — Повезло. И мне, и ей — помогли. И друзья, и малознакомые люди, и вовсе незнакомые. Кто по приказу, кто из собственных меркантильных интересов, кто по зову сердца. А вот Лукьяненко не повезло. Фатально не повезло. И это здорово изменило ход событий.
— Ты хочешь сказать, что твоя жена уложила Олега? — Михаил Александрович резко и зло хохотнул, мотая головой. — Костя, я тебя прошу, не надо сказок! Он профессионал, а его команда, его орлы, как ты их называешь, может и без принципов — принципы им ни к чему, зато с опытом. Твоя профессорская дочка их пилкой для ногтей резала? Не смеши. Олег, конечно, мог начать свою игру, он человек сложный…
— Нет, — сказал Костя, задумчиво, перебивая монолог Калинина, — Диана не убивала Лукьяненко. И Гельфер его, к сожалению, не убил. И Марк. Знаешь ли, Миша, твое предательство открыло для нас другую сторону жизни. Совершенно неизвестный нам берег реки. Оказывается, есть мир, где для того, чтобы выжить, надо уметь убивать. Он не в романах, он рядом с нами, каждый божий день, только мы об этом не знаем. Мы живем, любим, дружим, предаем, рожаем, воспитываем детей — и изо всех сил делаем вид, что в нашей жизни ничего этого нет и быть не может. Что насилие, смерть, кровь — находятся за рамками нашего мира. Мы миримся, мы научились мириться, с человеческой нечистоплотностью, продажностью, враждебностью. Мы мутировали. Мы приспособились, успокаивая себя тем, что это существовало всегда. Но мы, как дети, закрываем глаза, отворачиваемся или прячемся под подушку, когда сталкиваемся с тем, что указывает — мир устроен не так. Нет, говорим мы, это не о нас. У нас все по-другому! И, очень часто, умираем, так и не расставшись с этими иллюзиями. Но когда, внезапно, жизнь ставит нас перед выбором, и мы вдруг оказываемся в этом проклятом мире — далеко не все могут принять новые правила игры. А они просты, и тебе хорошо известны: те, кто выжил — остаются на этом берегу, кто не сумел, отправляются — на тот, откуда уже не вернуться.
Тебе это покажется странным, но твоего крутого профессионала убил Андрюша Тоцкий, который даже на охоту никогда не ходил. А толстый, безобидный Гельфер, избитый, униженный, со сломанной ногой, остался с пистолетом в руках прикрывать побег Дианы. Ты представляешь себе Гельфера с пистолетом? Но это было, можешь мне верить. И моя жена, и мой сын, за что у меня к тебе отдельный счет — тоже дали работу перевозчику. Только вот я, пока, остался в стороне. Все сделали за меня. За меня убили, за меня погибли. Но тут мы с тобой на равных. Ты пока тоже никого собственноручно не убивал. Это делали за тебя. Согласно твоему плану. И, иногда, вопреки ему. Ты, конечно, не планировал ничего против МММа. Но именно к нему бросился Тоцкий в ту ночь, когда бежала Диана. Бросился за помощью, и МММ ее оказал — он не мог отказать Андрею, хотя из политических соображений ему вовсе не надо было соваться в эту драку. Наверное, когда арестовали Андрея, МММ начал вмешиваться серьезно, на своем уровне. И что-то произошло. Я могу только догадываться, кто и почему отдал приказ о его уничтожении, и готов поверить, что это был не ты. Но у тебя достойные партнеры по бизнесу, которыми ты, кажется, управляешь? Кто кем управляет в действительности? Кого играют в темную? Никто не должен был пострадать, да, Миша? Вот я и силюсь понять, зачем ты все это затеял? Неужели из-за денег?
Лимузин въехал в распахнутые настежь ворота заброшенного военного городка. Справа и слева потянулись «хрущевки» — почти знакомый украинский пейзаж. Но городок был мертв, давно и окончательно. Возможно, у него уже были новые, немецкие хозяева, но пока это ни в чем не проявлялось, кроме заваренных стальными листами входных дверей и грубых, наспех сделанных решеток на окнах первых этажей. На некоторых стенах были надписи на немецком, и, судя по ним, ГВСГ провожали, не скрывая истинных чувств.
— На твоем месте, — сказал Краснов спокойно и равнодушно, — я бы ответил на вопросы. Там, за складами, летное поле. За ним ангары и емкости для горючего, вкопанные в землю. Снаружи — одни горловины. Они конечно, узкие, но ты в хорошей форме, Миша, жира не нагулял. И если постараться и не очень беречь кости, то вовнутрь ты проскочишь. Можешь не сомневаться. Я не пугаю. Я рассказываю. Ехать осталось недолго. Повторить вопрос?
«Мерседес» ехал медленно, но длинные одноэтажные складские строения становились ближе с каждой секундой.
— Если он не заговорит, — подумал Костя, — то придется начать выполнять угрозу. А, может быть, и выполнить до конца. Но он заговорит. От страха или от злости, но заговорит обязательно.
И когда они поравнялись с первым из складов, Калинин заговорил.
— А ты, оказывается, близорукий тип, Краснов, — сказал Калинин, чуть погодя. — Почти слепой. Сидишь тут, рядом, с лицом благородного мстителя, и думаешь, что все понял, обо всем догадался. Примитив. У тебя воображения хватило только на то, чтобы сделать главной целью тебя, твою жену с выводком, и твоих мелко плавающих дружков. Да еще твой карманный банк, рубящий капусту отцам-учредителям. Нет, не из-за денег, Краснов, не из-за денег, можешь не надеяться. Ничего бы не произошло, если бы вы все не были так глупы. Вы, с вашей тупой позицией нейтралитета! Сколько раз я призывал определиться? Примкнуть к политической силе? Плевать, к какой, но к силе. Что ты твердил? Что твердили твои зажравшиеся хозяева? Мы нейтральны! Мы занимаемся бизнесом, а не политикой! Только деньги решают все! Нет, Костя! Не всё! Вне стаи вы, со всеми вашими деньгами, предприятиями, заводами и пароходами — всего лишь лакомый кусок. Бутерброд с маслом и икрой на белой мягкой булке. Ничей бутерброд, аккуратно завернутый в пленку и перевязанный подарочной ленточкой. На что вы, вообще, надеялись? На ваших пейсатых американских инвесторов? Так они здесь — никто! Здесь, Константин Николаевич, свои инвесторы и свои законы. Невозможно жить в этой стране и не заниматься политикой. Только торговать пирожками на рынке. И вы тоже ей занимались, несмотря на ваши гордые декларации, но через жопу, как умели и могли. На большее — не хватало перспективного видения. Для вас взять в долю губернатора — это вершина политического мышления. А это не политика, это просто подкуп должностного лица. Имея за спиной такой ресурс не надо лавировать между течениями. А вы только и делали, что лавировали. Да — вы давали деньги и тем, и другим, по секрету, чтобы никого не обидеть, на всякий случай. Ты скажешь, что это умно? Да, вы покупали нужные вам политические решения. Не велики деньги, депутаты — народ недорогой и покупаются со скидкой. Но политиков не надо покупать, ими надо становиться, присоединяясь к стае. Не надо лавировать в потоке, его надо подчинять себе. Деньги — это, прежде всего, политический инструмент, а никто из вас не пошел дальше сраного городского депутатства. Даже тут из вас пёрла ваша проклятая местечковость. Послушайся вы меня, начни конвертировать деньги во власть, а не на свои зарубежные счета и компании — и к вам бы на пушечный выстрел никто не подошел Вы уже не олигархи, а священные коровы. Вы решаете политику целой страны, согласно своим интересам! Вы формируете законодательную базу, бюджет! Ну, и что из того, что этим надо делиться? Зато в перспективе — свой суд, свой парламент, свой президент, в конце концов! Ну, что ты на меня таращишься, будто первый раз видишь? Пять-десять лет — и так и будет. Это уже началось. Или ты, по наивности, до сих пор считаешь, что президента выбирает народ?
