Шрифт:
Интервал:
Закладка:
160
Самойлов не раз обыгрывал пушкинскую характеристику предсмертных стихов Ленского – «темно и вяло» (Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 5. С. 111, как прямо цитируя: «Говорим и вяло и темно» («Вот и все. Смежили очи гении…» – 166), «Пишут вяло и темно» («Что сказать официанткам…» – 507), так и давая ее обращенный – позитивный – вариант: «Говорите нам светло и ясно» («Таланты» – 107), «Светло и чисто запоет» («Когда сумбур полународа…» – 520).
161
Ср. позднейшую (17 марта 1977) запись в «Общем дневнике»: «Надо продолжать Ахматову, хотя это почти невозможно» – Самойлов Давид. Поденные записи. Т. 2. С. 284.
162
О семантической многомерности поэмы «Цыганы» см.: Бочаров С. Г. Свобода и счастье в поэзии Пушкина // Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974. С. 10—15; Флейшман Лазарь. К описанию семантики цыган // Флейшман Лазарь. От Пушкина к Пастернаку: Избранные работы по поэтике и истории русской литературы. М., 2006. С. 31—45. Внутренняя противоречивость поэмы, сомнительность цыганского «золотого века» были констатированы (но не истолкованы, а скорее осуждены) наиболее проницательным из первых ее критиков, И. В. Киреевским в статье «Нечто о характере поэзии Пушкина» (1828); см.: Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 49—51. Характерно, что по завершении поэмы Пушкин писал Вяземскому (8 или 10 октября 1824 года): «Не знаю, что об ней сказать» – Пушкин А. С. Указ. изд. Т. 10. С. 80. Несколько позже он сочиняет монолог Алеко над колыбелью сына (включение которого в текст весьма существенно бы изменило поэму; об этом см.: Винокур Г. О. Монолог Алеко // Литературный критик. 1937. № 1. С. 217—231). О том, что Пушкин вполне осознавал многозначность поэмы (и способность ее фрагментов встраиваться в разные контексты), свидетельствует его публикаторская стратегия: начальный отрывок (читающийся как апология цыганской вольности и обрывающийся стихом «Как песнь рабов однообразной…») был отдан в «гражданствующую» «Полярную звезду», рассказ об Овидии – в «Северные цветы» Дельвига. Наконец в письме Жуковскому от 20 апреля 1820 года Пушкин аффектировано отказывается от какой-либо интерпретации «Цыган», выявления «цели» этой поэмы: «Цель поэзии – поэзия…» – Пушкин А. С. Указ. изд. Т. 10. С. 112. Думается, не случайным был не только ответ Пушкина, но и вопрос умного читателя Жуковского.
163
См.: Лотман Ю. М. Русская литература и культура Просвещения. М., 1998. С. 325—384. С большой долей вероятности можно предположить, что ее первая публикация – Блоковский сборник. Труды научной конференции, посвященной изучению жизни и творчества А. А. Блока. Май 1962. Тарту, 1964. С. 98—156 – была известна Самойлову.
164
О сознательном утопизме и антиисторизме поэмы, в которой вынесена за скобки чудовищная – особенно для крестьянства – социальная реальность русского ХХ века (упоминается война как дело общенародное, но нет ни колхозов, ни райкомов, ни примет технического прогресса), подробнее см.: Немзер Андрей. Поэмы Давида Самойлова. С. 409—411.
165
Самойлов Давид. Поэмы. С. 100, 106, 107, 108.
166
Там же. С. 102.
167
Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 4. С. 169; Самойлов Давид. Поэмы. С. 107.
168
Державин Г. Р. Указ. соч. С. 421.
169
Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 3. С. 336.
170
Ср.: «Счастлив (в первой редакции: «блажен». – А. Н.), кто посетил сей мир / В его минуты роковые» – Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений. Л., 1987. С. 105, 309. «Будущие беды» (они же «минуты роковые») – ввод советских войск 21 августа 1968 года в Чехословакию, где Самойлов побывал годом раньше. См. также стихотворения «В этой Праге золотой…» и «Не у кого просить пощады…».
171
Ср.: Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 3. С. 179.
172
Самойлов Давид. Поденные записи. Т. 2. С. 42. Самойлов категорически отказывается от каких-либо иллюзий. Ср. записи от 5 и 7 декабря о знакомых, задающих одни и те же вопросы: «неужели “они” не понимают? Нет, не понимают <…> должны же “они” понять? Нет, не должны» – Там же. С. 44.
173
Подробнее этот сюжет рассматривается в готовящейся работе о «декабристском» мифе Самойлова.
174
Самойлов Давид. Поденные записи. Т. 2. С. 66. Ознакомившись с этой репликой по журнальной публикации дневников, М. С. Харитонов точно соотнес ее с тем, что Самойлов говорил в связи с его повестью «Этюд о масках»: «…мы в некотором отношении писатели прямо противоположного типа <…> Ты показываешь разложение, когда общество делает из людей маски. Я, напротив, хочу показать, как несмотря на все, люди остаются людьми» – Харитонов Марк. Указ. соч. С. 349.
175
Ср. невероятно популярный (до сих пор) фрагмент рассказа Искандера «Начало» (1969): «Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной не разгаданной, – это их постоянный интерес к погоде. Бывало, сидишь у знакомых за чаем, слушаешь уютные московские разговоры, тикают стенные часы, лопочет репродуктор, но его никто не слушает, хотя почему-то и не выключают.
– Тише! – встряхивается вдруг кто-нибудь и подымает голову к репродуктору. – Погоду передают.
Все затаив дыхание слушают передачу, чтобы на следующий день уличить ее в неточности. В первое время, услышав это тревожное “тише”, я вздрагивал, думал, что началась война или что-нибудь не менее катастрофическое. Потом я думал, что все ждут какой-то особенной, неслыханной по своей приятности погоды. Потом я заметил, что неслыханной по своей приятности погоды как будто тоже не ждут. Так в чем же дело?
Можно подумать, что миллионы москвичей с утра ходят на охоту или на полевые работы. Ведь у каждого на работе крыша над головой» – Искандер Фазиль. Собрание: <В 10 т.>. Путь из варяг в греки. М., 2003. С. 23. «Погодные новости» у Искандера заменяют новости политические в двух смыслах. Их ждут, обсуждают и даже критикуют, потому что объективной политической информации на советском радио нет. С другой стороны, они эквивалентны этим самым политическим новостям (уловленным или придуманным по реальным или мнимым намекам или услышанным по западному радио), ибо никак не меняют «уютной», с «крышей над головой» жизни слушателей-москвичей (ср. снятые версии о катастрофической или радующей вести, которых и не ждут). Герой-рассказчик Искандера – выходец из «природного» патриархального мира, в жизни которого погода на деле играет куда большую роль, чем в существовании москвичей, но интонация подсказывает, что в абхазском селе не слишком интересуются погодой. (Как в прямом, так и в переносном смысле; роман-утопия «Сандро из Чегема» повествует о том, как советская власть, многое испоганив в Чегеме, кого-то из чегемцев введя в соблазн, а кого-то и погубив, не поколебала – до времени – чегемских устоев.) В отличие от интеллигентных москвичей герой-рассказчик Искандера независим от погоды. Как и поэт в первых строках «Ночного гостя».
Погодная метафорика не раз возникает в позднейших стихах Самойлова: «Я все время ждал морозов, / Ты же оттепели ждал <…> Я люблю морозы наши. / Только шубу запасти» (1978; обращено к Б. А. Слуцкому – 250); «Мороз! Накликал сам! Ведь слово колдовство» и «После суровой зимы» (оба – 1985; возможно, что здесь «второй план» не политический, а интимный, или актуальны оба; второе стихотворение датировано 16 марта 1985, то есть самым началом горбачевского правления: «Снег все же начал таять. Суть / Победна. И весна, хоть робко, / Но начала торить свой путь. / Уже подтаивает тропка <…> Грядут иные времена, / Извечно, как у Гесиода» – 346, 347); «Переменная погода» (1988); «Январь в слезах, февраль в дожде. Как усмотреть…» (1989). В двух последних стихотворениях наглядны и реальные приметы балтийской «сиротской» зимы.
176
Ср. его магическую функцию в одноименной поэме. Об источниках и колеблющейся семантике мотивов «снега» и «мороза» в «Снегопаде» (и их развитии в «Юлии Кломпусе») см.: Немзер Андрей. Поэмы Давида Самойлова. С. 422—423, 452—453.
177
Ср.: «Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне» – Бальмонт К. Д. Указ. соч. С. 503. Вероятно, в круг подтекстов «Ночного гостя» должны войти и «Колокольчики и колокола», также переведенные Бальмонтом.
178
Проекция «Цыган» на трагедию, приведшую Пушкина к гибели, важная составляющая пушкинского мифа. Здесь, кроме уже упомянутых вариаций Пастернака (в особенности – «Облако. Звезды. И сбоку...») должно назвать третью часть романа Тынянова «Пушкин»; подробнее см.: Немзер Андрей. Карамзин – Пушкин. Заметки о романе Ю. Н. Тынянова // Лотмановский сборник. 1. М., 1995. С. 584—585.
179
См.: Немзер Андрей. Поэмы Давида Самойлова. С. 430—437.
180
Маркович В. М. В. Э. Вацуро: Материалы для исследования // В. Э. Вацуро: Материалы к биографии. М., 2005. С. 6—18 (далее ссылки на это издание даются в тексте, в скобках). Не вдаваясь в анализ этой безусловно глубокой и стимулирующей ответную мысль работы (разумеется, никак не сводимой к обзору прежде высказанных мнений), считаю нужным оговорить один пункт, касающийся меня лично. Характеризуя некрологическую заметку А. Л. Зорина и преамбулу С. И. Панова к публикации фрагментов переписки Т. Г. Цявловской и В. Э. (оба текста напечатаны в мемориальном блоке «Нового литературного обозрения», 2000, № 42), В. М. Маркович замечает, что в этих материалах акцент сделан на обособленности «последнего пушкиниста», с уходом которого «пушкинистика прервется». К этому тезису добавлена сноска: «Та же мысль выражена в заглавии некролога А. Немзера “Последний великий пушкинист”» (8, 17). Но ни в моем отклике на кончину В. Э., ни в развивающих его положения статьях «Право на воздух» (см.: Немзер Андрей. Памятные даты: От Гаврилы Державина до Юрия Давыдова. М., 2002. С. 475—479) и «Тайна Вацуро» (см.: Вацуро В. Э. Избранные труды. М., 2004. С. XIII—XXIV; этот текст, впрочем, не мог быть известен В. М. Марковичу) о конце пушкинистики, филологии или гуманитарных наук не говорится ни слова (просто потому, что я об этом думаю иначе, чем А. Л. Зорин), а В. Э. противопоставляется весьма различным (и глубоко мной почитаемым!) филологам не ради выведения из контекста и/или «возвеличивания», но для того, чтобы как-то приблизиться к ускользающему «необщему» выражению его лица. За словами «последний великий пушкинист» в моем тексте следует разъяснение – «сопоставимый с Анненковым, Модзалевским, Томашевским, Тыняновым, Лотманом». Ясно, что речь идет о творческом масштабе ушедшего, а не о перспективах отечественной науки; логическое ударение падает на слово «великий», а слово «последний» указывает лишь на место, занятое В. Э. в ряду, который я никогда не мыслил закрытым. Вопрос о том, работают ли сейчас пушкинисты (специалисты по «серебряному веку», медиевисты, египтологи и т. п.), чьи научные достижения и общекультурная значимость требуют эпитета«великий», представляется мне бессмысленным. И уж точно не имеющим отношения ни к оценке коллег В. Э., продолжающих общее дело, ни к гадательным (всегда, а не сейчас) судьбам русской гуманитарной мысли вообще и пушкинистики в частности. Необходимо и еще одно уточнение. Слова «пушкинистика прервется» (после ухода Вацуро) в заметку С. И. Панова пришли из его устных бесед с другом В. Э., замечательным историком А. Г. Тартаковским. Мне тоже доводилось слышать от Андрея Григорьевича подобные речения. Здесь сходилось многое: раздражение по конкретным (вполне обоснованным) поводам, естественная тревога за будущее немолодого и много повидавшего человека (к тому же профессионального историка) и, если угодно, законная гордость тем, что было сделано лучшими из поколения А. Г., прежде всего, В. Э. и Н. Я. Эйдельманом («богатыри – не вы!»). Но доводилось (не раз и не два!) слышать и другое – очень высокие оценки как отдельных работ, так и исследовательского потенциала историков и филологов среднего и младшего поколения, в частности – С. И. Панова. Точно так же и В. Э., сурово судя положение дел в филологии 1990-х годов, негодуя на новые трудности и наглядную девальвацию бесспорных ценностей, отнюдь не считал эту ситуацию окончательной и бесперспективной и увлеченно работал с молодыми исследователями, возлагая на них большие надежды. См. в этой связи воспоминания его учениц О. К. Супронюк («Из дневника аспирантки» – 94—109) и Н. А. Хохловой («Об учителе» – 110—116).
- Мир миров - российский зачин - Михаил Гефтер - Публицистика
- Утро магов - Жак Бержье - Публицистика / Науки: разное
- Русская эмиграция в Китае. Критика и публицистика. На «вершинах невечернего света и неопалимой печали» - Коллектив авторов - Литературоведение / Публицистика
- Обед в обществе английского литературного фонда - Иван Тургенев - Публицистика
- Взгляните на себя с пристрастием - Александр Иванович Алтунин - Здоровье / Медицина / Публицистика
- Дни моей жизни - Корней Чуковский - Публицистика
- Запрещенная победа - Прозоров Александр Дмитриевич - Публицистика
- Дневник писателя - Федор Достоевский - Публицистика
- Самоубийцы - Фёдор Углов - Публицистика
- Кабалла, ереси и тайные общества - Н. Бутми - Публицистика