Уже совсем свечерело, когда трофейный конь вывел их к людям. Правда, к тем, дел с которыми иметь Бурцеву совсем не хотелось: лес заканчивался, и в просветах между деревьями замелькали сторожевые огни тевтонского замка. Умное животное нашло дорогу к родной конюшне, да только проку от этого… Бурцев схватил конягу под уздцы, потащил обратно в лес. Наездница даже не шелохнулась. Похоже, вымотанной, издерганной и голодной Аделаиде все уже было до фонаря.
Нужно убраться подальше от замковых стен, прежде чем стемнеет! Задыхаясь, с трудом переставивляя ноги, он вел немецкого жеребца через сугробы, буреломы и непролазный кустарник, а потом… Потом идти вдруг как‑то сразу стало легче. Деревья по‑прежнему сплошной стеной возвышались справа и слева, но промеж них пролегала широкая просека без конца‑краю. По такой даже сани с телегами пройдут беспрепятственно.
– Вацлав, это же дорога! – тихонько окликнула его Аделаида. – Орденская дорога.
А ведь в самом деле! Не княжеский тракт, конечно, но и не тайная тропа беженцев. Хорошо расчищенная просека половинила лес, словно рубящий удар длинного прямого клинка.
– Интересно, куда она ведет? – заерзала в седле полячка.
– В Наревский замок, куда же еще. Там, должно быть, и обрывается. Замок‑то поставлен недавно, значит, дальше пути нет.
– А если ехать из замка?
Он осмотрелся. Если ехать из замка, дорога вела в сторону зашедшего уже солнца – на Запад. Значит, не по пути им с лесной просекой. Ни в ту, ни в другую сторону.
– Ну, так как?
– Дядька Адам говорил, что в этих местах проложена только одна орденская дорога. И ведет она к Кульмской комтурии – в Хелмно. Короче, уходить нам с этой дорожки нужно.
Аделаида задумчиво покачала головой:
– Нельзя, Вацлав. Никак нельзя. Если уйдем – заплутаем, погибнем от голода.
– Не погибнем. На крайний случай у нас конь есть. Целая гора мяса! Совсем туго придется – съедим.
– Фу! – полячка поморщилась. – Есть конину?! Да я лучше сдохну, чем уподоблюсь твоим дружкам‑татарам.
– Ничего, поголодаешь еще денек – умнешь за милую душу. Поехали.
Он потащил тевтонского жеребца прочь с опасной дороги. Аделаида в ярости спрыгнула с седла.
– Послушай меня, Вацлав. Хоть раз послушай! Даже если мы с тобой съедим целый табун лошадей, все равно добраться до Руси без проводника не сможем. Вернуться во Взгужевежу – тоже. Тем более пешими. Это же Пруссия – дикая страна. Кругом леса да болота. И язычники, ненавидящие добрых христиан лютой ненавистью. Меня уже чуть не принесли в жертву на капище идолопоклонников. Второй раз испытывать судьбу я не желаю.
– Нам известна дорога к Наревскому замку. Для начала обойдем его, а там видно будет.
– Обойдем?! А ты уверен, что нас пропустят? Да, возможно, твою дружину оставшиеся в крепости тевтоны остановить не смогли, но с нами‑то уж как‑нибудь управятся. Даже если не убьют сразу – устроят допрос, которого ни тебе, ни мне не выдержать. Здесь не безопасная Кульмская комтурия, Вацлав! Здесь немцы наверняка осторожничают сверх всякой меры и тщательно проверяют каждого путника. Если таковые вообще заходят в эти проклятые края.
– Что ты предлагаешь? Ждать у тракта продовольственный обоз из комтурии? Так маловато нас для грабежа‑то. Пан Освальд – и тот на такие дела целую ораву с собой водит.
– Я предлагаю ехать по этой дороге в Хелмно. И добыть там себе пропитание честным путем.
У Бурцева отвисла челюсть. Неужели гордая дочь Лешко Белого Агделайда Краковская готова наняться в работницы к какому‑нибудь орденскому кастелянину? Или муженька запрячь хочет? Так ведь он никакому ремеслу не обучен.
– О чем ты говоришь, Аделаида?
– Помнишь Фридриха фон Берберга из Вестфалии?
Бурцева передернуло – еще бы не помнить! Он вовек теперь не забудет этого типчика.
– Так вот, благородный Фридрих направлялся в Хелмно, намереваясь принять участие в турнирах.
– Чтоб его там зашибли, на фиг, – прошипел сквозь зубы Бурцев.
– Что?
– Нам‑то, спрашиваю, какая с того радость?
– Как какая? Почему бы тебе тоже не поучаствовать в турнирах? По правилам ристалищного боя победителю достается все имущество побежденного. Ты бы отбил для нас чьих‑нибудь коней, припасы и снаряжение, с которым можно смело отправляться в дальний путь. Там же, в Хелмно, можно передохнуть и поискать проводника. Ты, Вацлав, главное, выбери противников побогаче и выиграй побольше боев. А я, если хочешь, буду вдохновлять тебя на победу.
Ах вот в чем дело! Бурцев усмехнулся. Как же все просто выходит у Аделаиды. Нет, он, конечно, не возражает. Только есть тут одна загвоздочка.
– Нам ведь придется лезть прямо в лапы к кульмским крестоносцам. А они вряд ли проявят гостеприимство по отношению к малопольской княжне, за которой охотился еще Конрад Тюрингский. Да и меня после Легницкой битвы и дружбы с разбойничьим паном Освальдом немцы, наверное, не шибко жалуют.
– А как они узнают, кто я такая и кто ты? – Аделаида скорбно скривила губы. – Я и на княжну‑то уже давным‑давно не похожа. А ты… Ты что, ни разу не был на турнирах? Не видел, какое там столпотворение?
«Не был, не видел», – он вовремя прикусил язык – незачем, наверное, признаваться в этом Аделаиде. Но зато ляпнул другую глупость.
– Фридрих фон Берберг знает, кто ты такая, – напомнил Бурцев.
– Бряд ли мы его встретим, но даже если и так…
Показалось, или мечтательная улыбка все же мелькнула на устах княжны? Бурцев нахмурился: фон Берберг опять совершенно беспардонно вторгался в их жизнь. А сам виноват: кто просил упоминать о вестфальце?
– … Фридрих не причинит мне вреда, – продолжала Аделаида. – Он – человек чести. И он дал рыцарское слово хранить мой титул в тайне. За себя тоже не бойся: если я попрошу, фон Берберг никому не скажет о тебе ни слова. Никто не узнает даже, что ты путаешься с язычниками и лично знаком с желтолицым жрецом пруссов.
Бурцев поморщился: вот уж спасибо, благодарю покорно. Ничем быть обязанным вестфальцу он не желал. А Аделаида все тараторила:
– Кроме того, правила турниров позволяют рыцарям драться, не открывая своего герба и лица. На твоем щите герба и так нет, ну а лицо… У тебя ведь к седлу все еще приторочен закрытый шлем хозяина этого коня. Ты, помнится, даже примерял его однажды – и шлем пришелся впору.
– Ну, не совсем…
Если уж быть точнее, то «совсем не». Бурцев вообще не жаловал топхельмы, ограничивающие обзор, а этот к тому же едва налезал ему на голову. Собственно, он уже подумывал вообще выбросить чужое боевое ведро, но тут Аделаида со своими фантазиями…
– Это не важно, Вацлав. Надень его – и будешь биться неузнанным.
– Я не привык драться с горшком на голове, и вообще мне не нравится твоя идея. Идем отсюда.
Бурцева упрямство супруги разозлило не на шутку. Он решительно увлек за собой коня прочь с орденской дороги и ожидал теперь чего угодно, вплоть до привычной истерики и обвинений в трусости. Но Аделаида не стала ни визжать ему в спину, ни размахивать кулачками в бессильной ярости.
– Я голодна, Вацлав, – тихо и жалобно проговорила она. – Я устала. Мне плохо. Я боюсь этого леса.
И расплакалась.
Да, против такого аргумента не попрешь… Бурцев со вздохом вернул коня на дорогу. Ведь, по сути‑то, девчонка права. Даже если им удастся пробраться мимо Наревского замка незамеченными – сгинут ведь оба в незнакомых лесах и болотах без проводника и пищи. Или снова случайно войдут в какой‑нибудь священный лес, откуда местные аборигены чужаков живыми не выпускают. И в конце концов, может быть, на кульмско‑хелминском турнире ему удастся поквитаться с благородным мерзавцем Фридрихом фон Бербергом. Уже ради одного этого стоило рискнуть. Он уступил всхлипываю‑молодой жене.
Глава 31
Лес кончился вдруг, неожиданно. И почти сразу же началось столпотворение.
Пестрое турнирное ристалище раскинулось на правом берегу Вислы. Яркие шатры и палатки многоцветного европейского рыцарства, привлеченного обещаниями легкой добычи и обширных ленных земель на отвоеванных у врагов христианской веры территориях, стояли вдоль реки шумным беспорядочным табором. Разношерстный лагерь в заснеженной долине издали бросался в глаза. На промозглом ветру, поддувавшем с Вислы, лениво шевелились тяжелые полотнища солидных штандартов и бойко трепетали малые флажки‑банеры. Люди в зависимости от своего статуса либо вальяжно прохаживались и разъезжали по протоптанным тропкам, либо сновали и суетились, всячески расхваливали свой товар.
Здесь было все и вся.
Благородные господа, целая армия кнехтов, оруженосцев и слуг, немецкие крестьяне‑колонисты, торговцы, попрошайки, мелкие воришки и жулье, боевые и вьючные кони, быки, мулы и прочая скотина, повозки, сани и ярмарочные балаганы… Вокруг ристалища вовсю кипела торопливая жизнь. Неподалеку бурлил Хельминский городок, давно обжитый переселенцами из Германии. В связи с наплывом авантюристов всех мастей его население увеличилось вдвое, а то и втрое. Тесное пространство за городскими стенами и переполненные предместья вместить всех приезжих уже не могли. А давние обитатели городка словно посходили с ума. Предприимчивые купцы, ремесленники и просто бедные, но сообразительные горожане спешили воспользоваться турнирной лихорадкой, продавая все, что могло продаваться.