Еще один рывок… Фу‑у‑ух, пробились наконец! И без потерь, как ни странно. Аделаида тут же вынырнула из‑под руки, навалилась на прочное ограждение. Забор, добротно сбитый из жердей и досок, жалобно скрипнув, принял на себя молодую и упругую грудь полячки. Бурцев глянул через голову жены.
Ох, ни фига ж себе! Ристалище – с футбольное поле! Только гораздо уже. Но зато и подлиннее чуток. Да нет, пожалуй, и не чуток вовсе. И полное отсутствие привычной стадионной зелени. Вместо травки – истоптанный копытами снег. И грязь. И красные пятна.
Два крупных жеребца, разгоряченных схваткой, все еще гарцуют по разные стороны бойцовской суперплощадки. А посередине вместе с обломками копий валяются в грязи их хозяева. Оба! Один чуть шевелится, второй – неподвижен. Никак зашибли друг друга?
Взвыли трубы. Помахал флажком и что‑то прокричал по‑немецки горластый турнирный распорядитель в шутовских лоскутных одеждах. Старший герольд – так назвала его Аделаида. Оруженосцы не очень почтительно, но зато очень быстро – за руки – за ноги – уносили выбитых из седла бедолаг с ристалища. Конюхи отлавливали лошадей, прислуга торопливо собирала обломки копий. Похоже, рыцари остались при своих – добыча в этом поединке не досталась никому. Боевая ничья, однако…
– Это был парный конный турнир на копьях, – возбужденно объясняла Аделаида. – Благороднейшее состязание. Гештех[66], как называют его немцы. Эх, жаль, мы ничего не видели.
– Да ладно, не расстраивайся, – пожал плечами Бурцев. – Увидим еще.
А смотреть сейчас действительно надо в оба. Прежде чем самому выходить на поле боя, приглядеться да поучиться не помешает. Иначе будешь вот так же лежать посреди ристалища закованным в железо бревном, и даже верного оруженосца не найдется поблизости, чтоб оттащить в сторонку поверженного неудачника. Княжна‑то уж точно об его бренные останки марать свои нежные ручки не станет.
– Ух ты, как интересненько! – Аделаида вертела головкой как заведенная.
– Что такое?
– Он еще спрашивает?! Видишь трибуны для знатных особ? Господи, какое великолепие! Какие гербы! И какой гость!
На противоположной стороне ристалищного поля, где за турниром наблюдала не чернь, а благородные господа и дамы, в самом деле виднелся длинный деревянный помост, сплошь увешанный треугольными щитами и яркими разноцветными геральдическими флажками. Под трибунами выстроилась шеренга орденских кнехтов с копьями: то ли охрана, то ли команда для растаскивания зарвавшихся поединщиков. Ребята чем‑то смахивали на милицейское оцепление, отделяющее на матче зрителей‑фанатов от футболистов.
На помосте – под навесами и балдахинами – установлены скамьи. А в самом центре зрительских VIP‑трибун выделялись три тяжелых кресла с подлокотниками и высокими спинками. Не простые братья‑крестоносцы занимали эти места.
Посередке восседал высокий, немолодой уже человек с заостренными чертами лица и умными, обманчиво сонными глазами. Никаких эмоций он не выражал. Вернее, очень старался этого не делать. Одет незнакомец был в фиолетовую епископскую сутану со стоячим воротником, а в качестве головного убора носил высокую остроконечную митру, раздвоенную наверху и расшитую богатым орнаментом.
Этот католический священник на пестрых ристалищных трибунах казался существом инородным и нелепым. Его свита – широкоплечие угрюмые молодцы в черных монашеских рясах и таких же черных плащах с капюшонами – тоже плохо вязались с празднично приподнятым турнирным настроением.
Вряд ли святого отца охраняли кроткие божьи люди. Под длинными широкими одеждами монахов что‑то предательски топорщилось и выпирало. Явно не вериги для умерщвления грешной плоти. Оружие – то ли короткие мечи, то ли длинные кинжалы. Что именно – так сразу и не разберешь в путаных складках ряс и плащей. Но, в общем‑то, дело понятное: времена и места здесь такие, что без оружия даже церковникам нынче – никак. Впрочем, клинки свои монашеская братия, в отличие от рыцарей, прикрывала стыдливо и тщательно. Видимо, сан все‑таки обязывал божьих слуг по возможности прятать смертоносную сталь.
Глава 33
– Аделаида, ты знаешь, кто этот падре, которого обступили костоломы в монашеских одеяниях? – поинтересовался Бурцев.
– Судя по почетному месту в центре ложи, это сам Вильгельм, епископ Моденский и легат Папы Григория Девятого. Фридрих фон Берберг говорил, что посланник Рима специально прибыл в Хелмно, чтобы уладить разногласия, раздирающие орден. Вильгельм умеет примирять враждующих. Он опытный политик, и ему уже сейчас пророчат большое будущее – кардинальскую мантию, как минимум[67].
«Ага, местный разводящий, значит, – усмехнулся Бурцев. – И кого же он тут будет разводить, интересно?»
– А собственно, чей конфликт должен уладить этот миротворец, Аделаида?
Княжна презрительно скривила губки:
– Ты еще не понял, что здесь соперничают не только рыцари‑поединщики? Взгляни хорошенько на тех, кто сидит по разные стороны от его преосвященства.
Папский легат со всей своей хмуролицей черно‑рясной монашеской братией, действительно, словно являлся некоей разделительной чертой.
Кресла по правую и левую руку от Вильгельма Моденского занимали два человека в одинаковых одеждах германского братства Святой Марии, но похожих друг на друга, как скала и рыхлый снежный ком. Справа – долговязый жилистый мужчина, уже в летах, с благородной проседью на висках и в бороде. Почти старик, однако достаточно крепкий, чтобы выйти на ристалище и свалить не один десяток молодых, но менее опытных бойцов. Сразу видно: дух тверд, а тело закалено суровой жизнью воина‑аскета. Видимо, чувствуя свою силу, могучий старикан смотрел прямо. И смотрел смело. Пожалуй, валить своих противников этот будет по всем правилам рыцарской чести и с истовой молитвой на устах.
В левом кресле сидел более молодой, но хиловатый на вид и душонкой, и телом тевтон. Неопределенно среднего возраста. С неказистым лицом. Неказистым, но запоминающимся, правда. И весьма неприятным. Колючие хитрые глазки… Неспокойные, непоседливые какие‑то, бегающие. Толстый подбородок с редкой бороденкой. И плотно сжатые жирные губы властолюбца. Шагать и шагать такому по трупам. Честно говоря, молодой Бурцеву понравился меньше. Этот не погнушается подленькими интрижками и, если сочтет нужным, не стесняясь ударит в спину. Нет, в поединке все же предпочтительнее иметь дело с пожилым.
Каждое из кресел плотным кольцом окружали рыцари в белых одеждах с черными крестами на груди и левом плече. И, как показалось Бурцеву, обе группки орденских братьев с неприязнью поглядывали друг на друга. Еще большая неприязнь сквозила во взглядах тевтонских предводителей. Хм‑м, действительно любопытно. И еще одну деталь нельзя было не заметить. Позади старшего орденского начальника знаменосец держал классический тевтонский стяг: черное перекрестие на белом фоне. За креслом же молодого тевтона развевалось знамя с изображением Девы Марии. Святая Дева держала на руках младенца‑Христа и занимала почти все свободное место на полотнище. Конечно, здесь тоже присутствовал тевтонский крест, заключенный внутрь изящного геральдического щитка в верхнем левом углу штандарта. Но щиток этот не так сильно бросался в глаза и напоминал скорее вынужденный декор, нежели основной символ.
В ордене появились противоборствующие группировки? Хм, похоже на то…
– Как думаешь, Аделаида, кому принадлежит то знамя с Богородицей? – спросил Бурцев.
– Вообще‑то, это штандарт ливонского ландмейстера.
– Ландмейстера?
– Ну да, тевтонского наместника в Ливонии и магистра Ливонского ордена. Некогда это был орден Меченосцев, основанный рижским епископом Альбертом фон Аппельдерном по подобию братства тамплиеров. В братство входили немецкие рыцари, главным образом из Саксонии. Их символом являлись красный меч и красный же крест на белом поле. Пять лет назад под селением Шауляй меченосцев разбил литовский князь Миндовг. В той битве погиб орденский магистр, а братство меченосцев потеряло треть своих рыцарей. Уцелевшим пришлось примкнуть к тевтонам. С тех пор вместо своих красных мечей на плащах и щитах они носят черные тевтонские кресты и именуются орденом Святой Марии немецкого дома в Ливонии. Или просто братством Ливонского дома. По сути, это ливонская ветвь Тевтонского ордена.
«Вроде как филиал, – сделал вывод Бурцев. – И кто же, интересно, его возглавляет?»
– Слиянием орденов занимался Герман фон Бальке, – с важным видом продолжала восполнять вопиющие пробелы в образовании супруга малопольская княжна. – Он возглавлял посольство, убедившее ливонцев встать под тевтонские знамена. Он же и был провозглашен ландмейстером Ливонии и магистром Ливонского ордена.
– Значит, тот хитроглазый толстяк и есть фон Балке?
