— Похоже, ты правильно боишься, — вздохнула Ленда. — Потому что в конце концов они разошлись по-доброму. Только кмет удалился вприпрыжку. Беседа явно придала ему сил и храбрости. Он помчался к мосту. А грифон вернулся к пещере — и не бегом, а шагом, поэтому Дроп его догнал. Ну и они поболтали малость.
Из описания беседы следовало, что Пискляк не имел враждебных намерений, хоть наличие хитрости в его стратегических планах было достаточно очевидно. Он спокойно выслушал объяснения попугая, а затем заявил, что его предыдущее предложение остается в силе. Чужаки выезжают на рассвете. Выседелы остаются. Все довольны.
— Это все, — закончила Ленда. — О возмещениях и контрибуциях не было речи, что упрощает дело. Мы можем сейчас же принять решение и еще успеем немного вздремнуть. До рассвета осталось три клепсидры.
— Умные речи, коза. Я здесь с Петункой посижу, в трудное время поддержу присутствие духа, — Збрхл покосился на Йежина, — а ты и вправду дуй наверх. Ложе согрето, лезь под перину и спи.
— Сначала решение, — напомнил Дебрен.
— А что тут решать? Мы уже все решили: остаемся и ждем, пока бестия подохнет.
— Погоди, мишка, — опередила магуна Петунка. Удивительно мягким и одновременно суровым тоном. — Ленда, в постель! Ты еле на ногах стоишь, того и гляди свалишься. Без всякой пользы, так как решать не тебе.
— Потому что бабы лишены права голоса? — ощетинилась девушка. — А почему ты Дебрена под ту перину не гонишь? Он тоже сидя засыпает! Глаза у него в два раза уже моих!
— Именно поэтому. Потому что у тебя глаза большие и синие, из тех, которые и самого разумного парня в дурь вгоняют. А «Невинка» — трактир порядочный, в нем девкам парней под перину не запихивают. Особенно перед дорогой — долгой и, возможно, рискованной. Вам обоим необходим сон, а не…
Она милостиво замолчала. Дебрен хмурился.
— О какой дороге ты говоришь?
Трактирщица переждала, пока беспокойство не передастся остальным. Это было умно. Когда она наконец заговорила, ее слова прозвучали гораздо убедительнее.
— Это мой дом, моя судьба и моя семья. Я ничего не должна объяснять, но поскольку считаю вас друзьями, то причины изложу. Однако это не изменит самого решения. И поэтому ты спокойно можешь идти спать, моя милая.
— И не подумаю, — решительно проговорила Ленда.
— Мне было бы легче объяснить, — Петунка многозначительно глянула на картину с нагой княжной, снимающей проклятие с трактира. — Девочкам не пристало вникать в некоторые проблемы.
— Сама ты девочка!
— В том-то и дело, что нет, — спокойно сказала хозяйка.
Ленда стиснула руками край лавки. Было ясно, что она не отступит. Петунка слегка пожала плечами и перевела взгляд на Дебрена.
— Я решила, — заявила она, — что вы выедете на заре. Так для всех будет лучше. Йежин умирает, мне Пискляк ничего плохого не сделает, на вас, если вы уезжаете, нападать незачем. Нет никаких причин…
— Фигня! — прервал ее возбужденный ротмистр. — Есть, и к тому же чертовски серьезная! А именно — мое слово!
Петунка какое-то время глядела на него. Глаза были серые, очень грустные. Ночь была исключительно темная, и они не жалели лучин, но, хоть комнату и заливал свет, в ее взгляде света не было.
— Ты поклялся из-за меня. С ходу, непродуманно. Вдобавок причиной был не грифон, а Дебрен, раздолбавший дверь. Из милосердия я не упоминаю о щепке в заду, хоть и следовало бы, потому что когда слово берут обратно, то знатоки считают нужным как следует подумать о причинах и намерениях. А щепка в заду… ну что ж, если ты из-за этого станешь драться, то тебя ни и один приличный кабак не впустят. Потому что и в них порой случается, что новая лавка гостя занозой угостит. А новые лавки — не редкость, потому что старые быстро выходят из строя. Известное дело, в драке они полезны, а оружием не считаются, и телесные повреждения приходится под другие параграфы подводить. Я помню, Йежин, когда еще на курсах был, сказал, что средняя лавка выдерживает всего лишь…
— Петунка, — мягко прервал ее Дебрен. Она умолкла.
— Слово — это слово, — буркнул Збрхл. Было видно, что аргументы его убедили. Отсюда и скверное настроение.
— Правда, — согласился магун. — И правда то, что есть слова, которые можно взять обратно, не нанеся ущерба чести. Так, может, выслушаем Петунку до конца. Она наша подруга, не забывай. И мудрая женщина. Не думаю, что она хочет поставить тебя в неловкое положение.
Он в душе поздравил себя: они тут же переглянулись, трактирщица покраснела, а Збрхл сжал губы.
— Для начала я должна перед вами извиниться, — грустно улыбнулась Петунка. — Надо было подумать о замостниках, предостеречь… Глупая я баба…
— Это те приспешники грифона? — догадалась Ленда.
— Не все. Замостье — большая деревня. Но поскольку разрослась она за счет нашего несчастья, то и большинство замостников с грифоном втихую общаются. Особенно те, которые специализируются на земледелии и услугах. Овцеводы — те не так, но этих-то горсточка осталась: покойный Доморец большинство с сумой по миру пустил. Однако в принципе деревня неплохо на проклятии наживается. При Петунеле там всего два шалаша было, в которых смолокуры жили. Потом Претокар провел через пустошь королевский тракт, мост поставил… Сразу же инвесторы появились: кузнец, колесник, корчмарь и поп. При демократии у них даже школа была, но теперь она заперта, потому что случилось общее демографическое падение и реформа. И старосту себе завели того, усатого, которого Дебрен колом по горлу… Кстати, поздравляю! Ты правильно выбрал место, мэтр, именно горлом-то он был особенно силен. За счет горлохватства долгие годы на должности удерживался. Хоть, по правде, теперь вижу, что, возможно, не только горлохватством.
— То есть?
— У нас тут захолустье, — пояснила она. — Тракт не тракт, в глуши живем. Поэтому в Замостье старые обычаи до сих пор блюдут. Сроки полномочия властей: каждые четыре года заново избираются совет и староста, как при демократическом режиме. Ну и против старосты на выборах выступали различные конкуренты. Он славился красноречием, поэтому во время предвыборной кампании многие отпадали, но было несколько таких, которые почти равнялись ему по количеству голосов. По правде-то, демагоги еще почище его: один обещал, что детишек будет в школу на телеге подвозить, другой — что грифона заставит платить подати… Ну и прочие благоглупости демократические. И представьте себе, перед самыми выборами такой мудрила всегда исчезал. Неизвестно как и куда. Зато безвозвратно.
— Говенный строй — эта демократия, — сплюнул Збрхл. — Помню, как однажды нам в список управления такого выборного кассира ввели. Тоже на четыре года. Через три сукин сын в Теллицию деру дал и живет-поживает, как король, за счет нашего серебра, которое тайно в тамошних банках держал. Теперь все по-другому: кассиром не любая лахудра становится. Надобно иметь деревню, замок какой-никакой… Есть откуда долги тянуть. И не на четыре года синекуру предоставляют, а либо на год, либо пожизненно. Любое решение лучше тех лунных четырехлетий. Потому что за один год наворовать и спрятаться не успеет, а избиратели еще помнят, что он обещал и за что ему следует дать под зад. А при пожизненном назначении даже если крадешь, то понемногу, чтобы раньше времени под собой сук не подрубить. Значит, либо у подчиненных больше шансов ворюгу прогнать и после его правления прийти в норму, либо он обкрадывает их аккуратно, не до последних штанов. А четырехлетие… Есть у нас такая поговорка: «У корыта можно жить не тужить». И другая: «За четыре лунных года станет хряком воевода».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
