И вот этот-то ничтожный и столь обыкновенный на Кубани случай, под влиянием все еще господствовавшей круглолесской паники, вырос в глазах испуганного населения до колоссальных размеров истребления целых сел и отрядов.
Впрочем, крестьяне по деревням, наученные горьким опытом, стали теперь заботиться и сами о своей защите. Одно официальное донесение отмечает, что они закупали беспрестанно, где могли, ружья с целью, конечно, быть готовыми встретить врага не с голыми руками.
С другой стороны, войска не оставались также равнодушными перед фактами грабежей, и время от времени предпринимались .ответные набеги. Так, первого ноября полковник Победнов с пятьюстами казаков, при трех орудиях, сделал движение к стороне Эльбруса, и высланная им вперед команда из двадцати трех человек, напав на Карачаевский кош, угнала, при слабой перестрелке, до тысячи баранов.
Словом, тревожная жизнь Кубанской линии вступила в обычную свою колею, в которой спокойствия не было, но и не было, по крайней мере, слишком крупных тревог и нашествий.
Вельяминов вскоре уехал на минеральные воды, поручив войска на Кубани своему достойному помощнику Кацыреву.
XXVIII. КАЦЫРЕВ НА ПРАВОМ ФЛАНГЕ (1824 год)
Немногие из кавказских деятелей пользовались такой громкой и заслуженной известностью, как Юрий Павлович Кацырев, давший своими действиями на правом фланге в 1824 году пример самостоятельной и весьма практичной системы отношений к черкесским племенам Закубанья.
Кацырев был личностью незаурядной. Настоящая фамилия его была Казара. По словам Родожицкого, он происходил из греков, поселившихся в Полтавской губернии, куда он часто и ездил с Кавказа в отпуск к матери и сестрам. Но сам он выдавал себя всегда за родственника известного генерала Мелиссино. Воспитание он получил в кадетском корпусе, откуда вышел в 1804 году подпоручиком в седьмой артиллерийский полк, расположенный в то время на Кубани. Хорошо образованный, прекрасно владевший иностранными языками, он обратил на себя внимание генерала Глазенапа, командовавшего тогда Кавказской линией, и сделал с ним Кабардинский поход, бывший началом его необыкновенно деятельной боевой жизни. Вся служба Кацырева есть непрерывная цепь походов в Грузии, на линии, в Чечне и в Дагестане. Ермолов имел случай оценить его военные дарования и постарался выдвинуть его из ряда сверстников. Награжденный за Мехтулинский поход и бой под Лавашами Владимирским крестом и чином подполковника, он получил в командование двадцать вторую артиллерийскую бригаду. Энергичные действия его в Кабарде и поход с Ермоловым в Баксанское ущелье доставили ему чин полковника, орден св. Анны 2-ой степени, украшенный бриллиантами, и назначение командовать войсками, расположенными в центре Кавказской линии. С приездом на правый фланг Вельяминова, Кацырев был вызван в действующий отряд в качестве начальника всей артиллерии, и в обоих походах за Кубань является одним из важнейших его помощников.
Проведя всю свою жизнь среди военных треволнений Кавказского края, Кацырев был незаменим по своей опытности. Для центра и правого фланга Кавказской линии он стал тем же, чем был Греков для левого, хотя, при равных военных дарованиях, они отличались резко друг от друга характерами и самой наружностью. Родожицкий, хорошо знавший обоих, характеризуя в своих записках Кацырева именно по сравнению с Грековым, говорит: “Греков по виду воин не бойкий, смирный, кроткий, и я с первого приема даже не почел его за генерала, так он показался мне молод и неказист. Кацырев, напротив, был человек суровый, скрытный и нелюдимый. Он был очень завистлив к успехам других и не терпел князя Бековича, когда тот стал выдвигаться на Кубани своими боевыми подвигами”. И Кацырев в своих отношениях с горцами был, точно, суров до беспощадности.
Таким образом, когда осенью 1823 года Вельяминов уехал в Георгиевск, оставив охранение правого фланга на руках Кацырева, постигавшего лучше, чем кто-либо, систему черкесской войны, нужно было ожидать важных проявлений его энергии.
Действительно, хотя на всем огромном, в двести пятьдесят верст, протяжении правого фланга, от Баталпашинска до Черноморья, линия оборонялась только двумя линейными казачьими полками, Кавказским и Кубанским, двумя полками донцов да пятью батальонами пехоты (полков Ширванского, Тенгинского и Навагинского с двадцатью двумя орудиями; хотя с этими ограниченными средствами приходилось охранять и пятигорские минеральные воды, и Георгиевск со Ставрополем, и полковые штаб-квартиры в Кавказской и Темнолесской крепостях, и наблюдать еще всю незаселенную часть Кубани, от вершин ее и до Прочного Окопа, где, благодаря гористой, покрытой лесом местности, преимущественно и делались набеги вглубь края до самой почтовой дороги; хотя, таким образом, для действия в поле у Кацырева оставалось не более трех с половиной тысяч пехоты и конницы, так как все остальное было, так сказать, прикреплено к известному месту, а донские полки для действия против черкесов и вовсе не употреблялись,– несмотря на все это он нашел средства не только останавливать мелкие набеги черкесов, но и продолжить Вельяминовскую систему наказания горцев жестоким разорением за каждую их попытку грабежа и насилия.
Главные правила Кацырева в походах были скрытность сбора, секретные марши, внезапность нападения и удар решительный. Он никогда не держал войск на виду; большая часть их была расположена по квартирам в ближайших селениях, некоторые части стояли лагерем где-нибудь в секретных местах и тотчас переменяли стоянку, если Кацырев замечал, что черкесы узнавали о ней. Сам же он не жалел средств на лазутчиков и заранее узнавал решительно все, что затевалось у черкесов.
Замыслив поход, он секретно рассылал войскам приказание, чтобы они по ночам, тайными переходами, собрались к определенному часу прямо на место, назначенное для переправы через Кубань. Заблаговременно собрав сведения о местности Закубанского края, он никогда никому не доверял предположенной им цели экспедиции. Велит, бывало, проводнику вести себя на такую-то речку; придут – “веди на такое-то урочище”. Войска делают ночью усиленный переход – и как снег на голову являются там, где их вовсе не ожидают. И скоро Кацырев стал истинной грозою Закубанья. Важнейшие черкесские князья не раз приезжали на линию исключительно затем, чтобы видеть в лицо человека, который так удачно перенял их систему набегов; имя его до последних дней кавказской войны помнилось и поминалось горцами.
К сожалению, Кацыреву не удалось вполне развернуть свои блестящие военные дарования: он умер слишком рано (седьмого марта 1828 года, на сорок первом году от рождения) .
Став с отъездом Вельяминова самостоятельным начальником правого фланга, Кацырев прежде всего нашел возможным отпустить домой два Черноморские полка, столь необходимые самому Черноморью, и даже послал с ними еще две роты навагинцев на помощь к храброму генералу Власову, защищавшему тамошний край. Всем остальным войскам приказано было стоять в постоянной готовности двинуться в поход по первому сигналу тревоги.
Зима начиналась тревожно. Ходили слухи о неудачном набеге храброго Власова со стороны Черноморской линии, и слухи эти сильно волновали горцев. Многие аулы, считавшиеся мирными, поспешно стали откочевывать в горы. Кацырев нашел, что наступила пора действовать.
К десятому января 1824 года, по ночам, незаметно, в Усть-Лабинской крепости собрался отряд, и Кацырев быстро двинул его за Кубань, чтобы остановить беглецов. К сожалению, он почему-то не решился идти без артиллерии, а между тем по Кубани шел лед, переправа была трудна и громоздка – и, конечно, замечена горцами. Правда, пока пехоту и пушки переправляли на лодках, казаки пустились вплавь, но даже и они опоздали. Джембулат Айтеков успел увести принадлежавшие ему шесть аулов со всем скотом и имуществом и предупредить другие. Войска могли воочию убедиться в этом, проходя мимо аулов, которые все уже были пусты. Тогда раздосадованный Кацырев, бросив пехоту, повернул с одними казаками к бжедугам и на них, что называется, сорвал свое сердце. Аулы их были разгромлены. Случилось, однако, что женщины, дети и старики и здесь успели сесть на арбы и уйти под прикрытием бжедугской конницы. Кацырев приказал нагнать их. Казаки пустились вскачь и скоро увидели огромный обоз, спускавшийся к речке. Командир Хоперского полка ротмистр Шахов со своими хоперцами и волжцами понесся между аулами, на которых спасались бжедугские семьи; триста казаков кубанских и моздокских, под начальством капитана Якубовича, ударили на прикрытие; Кавказский полк, с майором Дадымовым во главе, скакал напрямик, без дорог, стараясь отрезать черкесов от леса и заскакать им навстречу. Казаки не успели, однако, выполнить приказание в точности: головные арбы прежде их дошли до реки – и спаслись от погони. Но большая часть все-таки была окружена – и из всего огромного обоза только сто пятьдесят человек стариков, женщин и детей было захвачено в плен; все остальное, пытавшееся сопротивляться, было перебито или потоплено. Пока на переправе шла кровавая резня, черкесы со всех сторон спешили к месту тревоги, но было уже поздно. Казаки, соединившись, спешились и заняли соседний аул и опушку ближайшего леса. В таком расположении черкесы не могли им сделать никакого вреда. Первая бешеная атака их была легко отбита, и пять бжедугских старшин заплатили жизнью за свою отвагу. Часа три шла затем бесцельная перестрелка. Между тем к месту боя подошли две роты Навагинского полка, а вслед за ними показалась и вся остальная пехота. Черкесы отступили. Четырнадцатого января Кацырев вернулся за Кубань с пленными и добычей в тысячу голов скота.
