Образ Кузьмы Шквореня подсказан очерком С. В. Максимова «Два пустосвята. (Из воспоминаний)» («Русская мысль», 1887, № 2). Эпиграф к «Встрече» («А зачем у него светящиеся глаза…» и т. д.) — цитата из очерка, портрет убийцы Зыкова, гражданскую казнь которого Максимов наблюдал в 1850 г. (стр. 26). В 1860 г., встретив его в Нерчинске и поговорив с ним, Максимов делал вывод: «Зыков — безнадежно неисправим» (стр. 42). Очерк этот появился, когда продолжалась полемика вокруг философских произведений Толстого, и, очевидно, был напечатан не без связи с ней. Обращением к очерку Максимова Чехов как бы подтверждал собственные выводы о неприложимости к жизни теории непротивления. В этом рассказе — спор со сказкой Толстого «Крестник», где праведник побеждает разбойника жалостью и любовью. Образ Ефрема перекликается с образами героев народных рассказов Толстого: Ефима («Два старика»), Семена («Чем люди живы») (вошли в ч. 12-ю «Сочинений графа Л. Н. Толстого»; см. примеч. к рассказу «Нищий», стр. 629).
При жизни Чехова рассказ был переведен на чешский язык.
Тиф
Впервые — «Петербургская газета», 1887, № 80, 23 марта, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подпись: А. Чехонте.
Включено в сборник «Рассказы», СПб., 1888; перепечатывалось в последующих изданиях сборника.
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. IV, стр. 17—24.
Рассказ «Тиф» был закончен 21 марта 1887 г. В этот день Чехов сообщил Н. А. Лейкину: «Сегодня, в субботу, вечером я посылаю курьерским рассказ в „Газету“ ‹…›».
При подготовке сборника «Рассказы» Чехов сделал несколько стилистических поправок и внес небольшие добавления, усилившие психологическую разработку переживаний Климова и его старой тетки. В издание А. Ф. Маркса рассказ вошел почти без изменений.
Замысел рассказа возник, очевидно, под влиянием поездки Чехова в Петербург, куда его вызвал в начале марта брат Александр, опасаясь за жизнь своей жены, больной тифом. Настроение Чехова тех дней передано в письме к М. В. Киселевой от 17 марта: «Петербург произвел на меня впечатление города смерти. Въехал я в него с напуганным воображением, встретил на пути два гроба, а у братца застал тиф. От тифа поехал к Лейкину и узнал, что „только что“ лейкинский швейцар на ходу умер от брюшного тифа. ‹…› Еду на выставку, там, как назло, попадаются всё дамы в трауре. ‹…› Каковы впечатления? Право, запить можно. Впрочем, говорят, для беллетристов всё полезно». У московского знакомого Чехова — художника А. С. Янова — умерли от тифа мать и сестра, которых лечил Чехов. «Умирая, в агонии, дочь схватила Антона Павловича за руку, да так и испустила дух, крепко стиснув ее в своей руке», — вспоминал М. П. Чехов (Вокруг Чехова, стр. 145). По мнению И. А. Гурвича (Ташкент), Чехов «отталкивался от определенного литературного факта» — от одноименного произведения А. Н. Маслова (псевдоним — А. Н. Бежецкий) «Тиф», составившего часть его книги «Военные на войне» (СПб., 1885). У Маслова описано состояние больного тифом; капитан Иловлин заражает тифом ухаживавшую за ним любимую им армянскую девушку Мариам; она умирает во время его болезни. Книгу Маслова подарил Чехову А. С. Суворин в конце 1886 г. 21 декабря 1886 г. Чехов писал ему: «Мне Бежецкий положительно нравится».
Д. П. Голицын (Муравлин) выразил свое восхищение рассказом в письме к Чехову от 23 декабря 1888 г.: «Прочитал я в первый раз, на днях, Ваш рассказ „Тиф“ и должен Вам сказать, что это — вещь превосходная. Вообще, насколько я понимаю, у Вас замечательный дар на „сюжеты“, и оригинальные темы так и кишат в Вашей голове» (Из архива А. П. Чехова. М., 1960, стр. 180).
В. А. Тихонов относил «Тиф» к наиболее глубоким произведениям Чехова тех лет: «Человек, постигнувший красоты „Святом ночи“, может быть еще только поэтом, полным вдохновения, чутким, нежным, но поэтом. Глубокий и тонкий наблюдатель поймет „Врагов“ и „Ведьму“ и мн‹огое› другое. Созерцатель не бесследно проедет по „Степи“. Психолог и „На пути“ и „Дома“ проследит за каждым извивом души человеческой. Психопатолог перестрадает и „Тиф“ и „Припадок“» (письмо от 8 марта 1890 г. — Записки ГБЛ, вып. 8, 1941, стр. 67). Об отношении Толстого к рассказу «Тиф» см. т. IV Сочинений, стр. 479.
И. А. Бунин считал «Тиф», наряду с «Врагами», лучшим произведением Чехова 1887 г. (ЛН, т. 68, стр. 677). Приведя в пример ряд рассказов, в том числе и «Тиф», он отмечал в них глубину психологического анализа: «Конечно, работа врача ему очень много дала в этом отношении» (там же, стр. 642). «Тиф» и «Скучная история» поражали Бунина «житейским опытом» (там же, стр. 652.)
Журнальная критика не заметила в рассказе глубокого содержания. Так, К. К. Арсеньев не находил в «Тифе» никаких достоинств и причислял его к тем рассказам, которые «слишком бедны и содержанием, и отдельными красотами, составляющими иногда главную силу очерков г. Чехова» (К. Арсеньев. Современные русские беллетристы. — «Вестник Европы», 1888, № 7, стр. 261).
Резче всех отзывался о «Тифе» К. Говоров (псевдоним К. И. Медведского), увидевший в нем «мимолетную сценку, популярное изложение отрывков из медицинской книги». Критик полагал, что задача Чехова состояла в показе «перипетий выздоровления» и что эта попытка писателя оказалась «детской». Чехову Медведский противопоставлял Золя, сумевшего дать «полное, детальное и глубоко потрясающее описание тех чувств, которые волнуют и захватывают человека после долгой и трудной болезни». Он находил «полную неспособность автора к психологии» (К. Говоров. Рассказы А. Чехова. — «День», 1889, № 485, 13 октября). См. также его статью: К. М—ский. Жертва безвременья. (Повести и рассказы Антона Чехова). — «Русский вестник», 1896, № 8, стр. 286.
Другие критики рассматривали «Тиф» в связи со всем творчеством Чехова. В. А. Гольцев заметил, что особый разряд чеховских героев составляют «больные люди со сложными движениями ненормальной души» (к которым может быть отнесен и Климов в период болезни) («Русская мысль», 1894, № 5, стр. 48).
По мнению В. Альбова, тема «Тифа» типична для раннего Чехова, когда его «сильнее всего поразила» «животная сторона в человеке» («Мир божий», 1903, № 1, стр. 90).
В. Э. Мейерхольд в письме к Чехову от 8 мая 1904 г. сравнил с рассказом «Тиф» третий акт пьесы «Вишневый сад»: «„Вишневый сад“ продан». Танцуют. „Продан“. Танцуют. И так до конца. Когда читаешь пьесу, третий акт производит такое же впечатление, как тот звон в ушах больного в Вашем рассказе „Тиф“. Зуд какой-то. Веселье, в котором слышны звуки смерти» (ЛН, т. 68, стр. 448).
При жизни Чехова рассказ был переведен на английский, болгарский, венгерский, немецкий, сербскохорватский, словацкий, финский, французский и чешский языки.
27 августа н. ст. 1901 г. Ф. Кастелль (псевдоним: «Fannendorf») из Reichenau, близ Вены, обратилась к Чехову с просьбой разрешить ей опубликовать перевод рассказа «Тиф» в газете «Wiener Zeitung» (ГБЛ, франц. яз.). В конце августа 1901 г. на ее визитной карточке Чехов напасал: «Мадам. Я разрешаю Вам перевод рассказа моего „Тиф“ для помещения его в журнале „Wiener Zeitung“…» В ответном письме от 23 октября н. ст. переводчица благодарила Чехова за разрешение.
На чешский язык рассказ перевел А. Врзал (см. его письмо к Чехову от 23 июня н. ст. 1890 г. — ЛН, т. 68, стр. 749), на французский язык — Д. Рош (там же, стр. 706).
Житейские невзгоды
Впервые — «Осколки», 1887, № 13, 28 марта (ценз. разр. 27 марта), стр. 4—5. Подпись: А. Чехонте.
Включено в сборник «Невинные речи», М., 1887.
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. I, стр. 158—162, с исправлением по журналу «Осколки» и сб. «Невинные речи»:
Стр. 138, строка 26: в августе 1896 года — вместо: в апреле 1896 года.
Рассказ написан 22—23 марта 1887 г.
За работу над рассказом для «Осколков» Чехов принялся после многочисленных писем Н. А. Лейкина, обиженного тем, что Чехов с большей охотой стал сотрудничать в газетах. В письме к Лейкину от 21 марта 1887 г. он обещал: «…завтра я обязательно сяду за рассказ для „Осколков“ и вышлю его заказным, так что получите Вы его во вторник к вечеру ‹24 марта›. ‹…› Для рассказа тема имеется, так что засяду на готовое». 29 марта Лейкин отвечал: «За рассказы спасибо. Один уже напечатан в № 13…» (ГБЛ).
В сборнике «Невинные речи» изменено название конторы (вместо Ф. А. Клима — Зингера) и внесены небольшие стилистические поправки. В тексте собрания сочинений контора получила вымышленное наименование (Кошкера); переписан конец. Самоубийство героя заменено другим финалом — он сходит с ума.
В «Житейских невзгодах» отразились наблюдения Чехова над бытом обитателей «Медвежьих номеров», в которых жил в годы учебы в Училище живописи его брат Николай (Вокруг Чехова, стр. 170—171).
«Услуги» банкирской конторы Ф. А. Клима, обманывавшей обывателей, разоблачал А. Колчанов, председатель Днепровской уездной земской управы, в статье: «Столичные аферы на счет провинции» («Неделя», 1886, № 3, 19 января, стлб. 105—107): приведя перечень различных платежей, подобных описанным в рассказе Чехова, Колчанов сообщал об одной даме, приобретшей билет 1-го займа: «всего, кроме 15 р. задаточных, 299 р. 90 к., которые Ф. А. Клим рассрочил на 43 платежа, по 5 руб. сер. в месяц, а в последний 44 месяц покупательница должна уплатить 84 р. 90 к. и получить свой билет с текущим в то время купоном; значит, все купоны, в течение всего времени платежа, или более 3 Ѕ лет, поступают в пользу г. Клима. Словом, Ф. А. Клим, при помощи своих мудреных вычислений, берет на каждом билете, проданном с задатком в 15 р. и с уплатою стоимости билета по 5 руб. в месяц, от 65 до 70 руб. сер. сверх стоимости билета». В «Неделе», № 15, 11 апреля, в заметке «Внутренние известия» (стлб. 513), сообщалось, что служащий банкирской конторы Сафонов, «занимавшийся мошеннической продажей выигрышных билетов с рассрочкою», «приговорен к лишению прав и ссылке в Архангельскую губернию».
