— Хватит, Марко, хватит преувеличивать, ― смущалась Вера.
— Я ни капли не преувеличиваю, — итальянец говорил так, как будто внутри него полыхал костер, — вот и сейчас, ты посмотри, как они смотрят на тебя. И все мне завидуют!
И действительно, все прохожие оглядывались на прекрасную пару — светловолосую стройную женщину с огромными голубыми глазами и большим букетом белых роз в сопровождении элегантного морского офицера в белоснежном кителе, отливающим золотом погон и пуговиц.
— Это что, такое роскошное такси? — Вера показала на большую белую машину с открытым верхом, что стояла у крыльца музея.
За рулем БМВ сидел средних лет мужчина в черной фуражке, как у полицейских Нью-Йорка.
— Почему такси? Это моя машина, и мой водитель, — ответил Марко, открывая дверцу.
Машина плавно тронулась, и у него сразу же зазвонил мобильник.
— Да, да, она называется Orto de' Medici.
Вера вздрогнула, услышав название своего отеля.
— С кем ты говоришь?
— Тут уже полгорода пришлось поднять на ноги, чтобы отыскать тебя. Ах ты, хитрюшка, — Марко погрозил пальцем, — все время убегаешь.
— Почему все время? — спросила Вера, — от тебя я убежала только один раз.
— Я и сам не знаю, почему так сказал, — вдруг задумался Марко, — мне почему — то так показалось, что это у тебя в привычке — убегать. А, ладно, лучше посмотри на Геную. Ты ведь приехала не в бумагах копаться.
— Я как раз и приехала «копаться в бумагах».
— Твои друзья не поймут тебя, если, приехав, ты сообщишь им, что не видела ничего кроме исторического архива. У тебя есть друзья? Муж?
Вера отвернулась и вдруг затихла.
— Что есть муж? — Марко взял ее за рукав.
— Его нет.
— Странный ответ, — с облегчением пробормотал итальянский ухажер, — «Его нет»! Так ответила, как будто он есть, но его нет. Умер, что ли?
— Можно сказать, так.
— Ты просто женщина — загадка. А как еще можно сказать?
— Все, вопросы окончены, — Вера строго посмотрела на своего спутника.
— Ну и хорошо, — согласился Марко, — лучше полюбуйся на мой город.
Машина тем временем выехала через большую арку, чем — то напоминавшую въезд на Дворцовую площадь в Питере и оказалась на площади. Как большие торшеры ее украшали фонари с четырьмя шарообразными светильниками. Воркование голубей, мужчины, неспешно читающие газеты на массивных скамьях с чугунными литыми ножками, спотыкающиеся дети, пытающиеся поймать птиц — у Генуи был свой дух.
— Таких площадей в Италии много, — говорил Марко, — а мне больше нравятся узенькие улочки. Средневековье очень влечет меня, сам не знаю почему. Вот посмотри. Фабио, — обратился он к водителю, — остановись на via Orsanmichele.
Машина замерла на углу узкой улочки. Через нее был переброшен наклонный крытый переход, а серое здание слева было сплошь покрыто резным каменным орнаментом.
— Церковь Orsanmichele, — пояснил ловкий экскурсовод, не забывая поглаживать руку Веры, — здесь в древности нашли какое-то святое изображение или еще что-то, но, в общем, переделали место для торговли зерном в храм.
— Неплохо получилось, — согласилась Вера.
— Говорят, здесь раньше был фруктовый сад, трудно в это поверить, — продолжал Марко, — все вокруг так плотно застроено. Но и наш дом когда — то стоял в саду — я видел картины, он просто утопал в листве. А, кстати, Вера, я же обещал тебе! Там очень интересные записи.
Вера почувствовала, что Марко хочет заманить ее в дом, но сопротивляться не хотелось. вспомнив про дневник Стефано, она очень захотела узнать — что же писал помощник консула про свою связь с русской девушкой, а главное как потом сложилась его жизнь.
Раздался перезвон курантов, и Вера оглянулась. Машина уже подъехала к грандиозному серому дворцу, высокая каменная стена которого закрывала половину площади.
— Palazzo Vecchio, — Марко с гордостью показал на дворец, — а посмотри, видишь там ряд гербов?
Действительно в верхней части дворца была расположена целая галерея ярких щитообразных изображений.
— Вон тот со львом, видишь?
— Вижу, вижу, — Вера старательно задирала голову.
— Это наш герб— ди Монтальдо! — Марко улучил момент, когда его подруга отвлеклась, и поцеловал ее в шею.
— Марко! — отпрянула Вера, но поклонник уже успел обхватить ее за талию.
— Это шутка, Вера, — улыбнулся он, — вон лучше смотри, какие здесь прекрасные скульптуры.
— И то приятно, что не военные, — ответила Вера, разглядывая Давида работы Микеланджело, — надоели эти грозные фигуры с мечами.
— Только вот зря Микеланджело не прикрыл кое-что ему листочком.
— И листочек понадобился бы совсем маленький, — согласилась молодая женщина.
— Оказывается, ты все хорошо видишь! — улыбнулся Марко. — Фабио, едем домой, я голоден как волк.
Второй дневник оказался совсем не такой, как тот, что Вера видела вчера. Это была небольшая, но толстая книга. Обложка из тисненой красной кожи с золотыми застежками приятно легла на руки. С торца страницы были покрыты позолотой, а из них виднелась широкая закладка, сплетенная из шелковых лент.
— И что же он, закрывал ее? — спросила Вера, показывая на застежки, приспособленные для небольшого замочка.
— Думаю да, — ответил Марко, дотронувшись до ажурного приспособления, — только вот замка я не нашел. Да тут и есть что скрывать. Я кое-что прочитал, но мне трудно разбираться в этих буквах, да и слова такие старинные. Может, ты почитаешь?
Вера развернула книгу прямо по закладке и побежала глазами по рядам готических букв. Марко пододвинулся к ней поближе и молодая женщина начала читать, одновременно переводя старинные слова:
— Бедная Вера, — писал Стефано, — ее в последний раз видели на берегу. Неужели она утонула? Скорее всего, ведь она не могла просто так исчезнуть. Так и погибла в расцвете молодости и красоты. И ее смерть на моей совести. Уже прошли долгие годы, а я все никак не могу забыть ее. Эльма не смогла заменить ее. Да и как бы это было возможно? Мне пришлось жениться, как подобает наследнику рода ди Монтальдо, но никто — ни я, ни она не были счастливы в этом браке. Несколько лет она была просто как фурия, а потом мы фактически расстались, так и не став близкими людьми. Живем как кошка с собакой, видимся раз в год. И сын растет как трава, не зная ни отцовской, ни материнской ласки.
Вера посмотрела на Марко. Мужчина внимательно слушал и будто переживал каждое слово автора. Лицо Марко каким-то чудесным образом могло отражать все чувства, которые бурлили в его горячей итальянской крови. Сейчас по нему пробегала целая гамма чувств: сострадания, боли, любви и внимания.