Бежим трусцой, не слишком торопимся. Пока эти фурии найдут свою часть тела, будем далеко. Хотя, что нас ждёт в пути, один бог знает. Сильно за нас взялись Другие, вероятно, это не последний сюрприз с их стороны.
Семён бежит, посмеивается.
— Что смешного? — удивляюсь я.
— Да так, прохладно на животе.
— Везёт, а меня жар душит. Родник бы на дороге встретить. Так, а почему тебе прохладно? — встрепенулся я.
— Волчонок постарался, видно струсил, напрудил так, что скоро по ногам потечёт.
— Описался, что ли? — хохотнул я.
— Маленький ещё. Какое потрясение испытал, волчий хвост. Зверёныши сильнее нашего чувствуют опасность, — Семён просовывает руку под куртку, ласкает дрожащего малыша.
С уважением кошусь на друга. Какое терпение, доброта, а с виду настоящий терминатор. Волосы отросли, развиваются по ветру, мышцам тесно под плотной тканью, кажется, чуть сожмёт их и одежда разлетится в клочья. А как легко, словно пушинку несёт чудовищный топор. Ну, точно, легендарный Конан Варвар, даже круче! А ведь о Семёне легенды будут слагать. Я почти в этом уверен.
Лес расходится в стороны, с одной стороны заросшие лесом скалы, с другой — обрывы, посередине тропа как проспект.
Сквозь листву выстреливают острые лучи Солнца. Стадо оленей взбегает на пригорок, вожак встряхивает величественными рогами, гордо поводит головой, бесстрашно глянул на нас, но, от греха подальше, повёл стадо прочь, прямо в труднодоступные скалы. Усмехаюсь, вид у нас ещё тот, посмотрел бы в зеркало, сам испугался.
Тропа подозрительно ровная, словно с пути убрали все препятствия. Шагай себе, как по роскошным паркам города Харькова. Тут и до беды недалеко. Оглядываюсь. По бокам бурелом из спутанных ветвей. Справа обрывы, слева начинаются кручи, лишь вперёд идёт ухоженная дорога. Торможу, вытираю пот, с тревогой озираюсь. Семён смотрит на меня, желая понять, чем вызвана остановка.
— Тебе не кажется, как-то всё просто? Ещё б табличек понаставили: прямо, прямо….
— Да, идти приятно, — соглашается друг. — Но мне невероятно хочется влезть на эти склоны и, обдирая руки, ползти между корявыми деревьями, моля бога, чтоб не сорваться, но только убраться подальше от этой удобной трассы.
— Правильно мыслишь, — соглашаюсь я, — тогда, вперёд!
Сворачиваем с тропы, лезем в скалы, камни мигом осыпаются вниз. Хватаемся за трухлявые корни, ломаются, едва не падаем. Вновь штурмуем склоны, ноги скользят, но мы настырные, поднимаемся всё выше и выше.
Земля, вперемешку с мелкими камнями, сползает, поднимая завесу из пыли, оголенные корни метят в глаза, скорпион нахально щёлкает клешнями, но решил не связываться с такими как мы. Кашляем, чихаем, едкий пот раздражает кожу, волчонок с отчаяньем скулит. Бедный, с одной передряги, попадает в другую.
Наконец-то я узнаю наши обычные крымские горы, даже ностальгия пробила слезу. Вот так, когда-то, с вёдрами лазали по заросшим низкорослым лесом горам, в поисках грибов.
Постепенно лес совсем мельчает, под ногами просматриваются сплошные скальные породы, но от этого передвигаться не легче, вся поверхность словно в блестящих черепках, которые съезжают, как санки, лишь на них встанешь, только держись. А ещё, появились "долгожданные" родники, делая поверхность абсолютно непроходимой. Но, мы упрямо прём наверх.
Не раз задаю себе вопрос. Не перестраховываюсь ли я? Может, напрасно подвергаемся такой опасности? В любом случае, обратной дороги нет, даже если захотим спуститься, уже не получится. Семён молчит, в глазах азарт, на лице чуть ли не радость. Вспоминаю князя Аскольда, в минуты опасности, он всегда испытывает непонятное веселье. Вот и Семён, таким же стал. Странно, и мне весело. Неужели это заразно?
Страшный участок из скользких каменных пластин проходим незаметно, словно на одном дыхании. На пути высятся причудливые скалы. Между ними залегают природные дороги, вдоль которых, расставив в стороны великанские ветви, словно спят тысячелетние земляничники. Вступаем под их тень, переводим дух, скоро выйдем на вершину скалистых гор.
Устраиваем привал. Семён вытаскивает волчонка, тот, как пьяный ходит по кругу, затем поспешно ныряет в расселину.
— Куда, пропадёшь? — пугается Семён. Лезет следом, довольно смеётся. — Воду учуял, здесь родник.
Воистину, подарок судьбы. Давно страдаем от жажды. Да, и обмыться следует, кошусь на друга. Тот стягивает куртку, делает из камней запруду.
Решаем сделать основательный привал. Стираем одежду, умываемся, упиваемся ледяной водой, отдыхаем. Развалились на камнях, слушаем тишину, балдеем от покоя, изредка отгоняем расшалившегося зверёныша. Судя по всему, он уже принял нас в свою стаю.
День быстро заканчивается, веет прохладой, Солнце закатилось за горизонт, прозрачное небо потемнело, назойливо затрещали ночные цикады.
Чувствуем себя в полной безопасности. Давно такого не испытывали. На душе хорошо, и словно время затормозило свой бег.
Семён разжигает костёр. Я, задрав голову, восхищаюсь невероятно красивыми деревьями, их гладкой, розовой корой. Собрал изрядное количество спелых, похожих на землянику, ягод, горстями запихиваю в рот и ещё, пытаюсь насвистывать. Волчонок поймал ящерицу, сгрыз ей голову и с наслаждением жуёт упругое тело. Как говорится, у каждого свои гастрономические вкусы.
Почти в полной темноте ухитряюсь подстрелить пару диких голубей, получилась неплохая добавка к ароматным ягодам земляничного дерева.
Одежда высохла, лежим в чистом, у яркого костра. Волчонок залез на Семёна, пытается удобнее устроиться на его животе, сладко зевает, потягивается и моментально засыпает. Очевидно, тоже чувствует полную безопасность.
Мне снятся каменные блоки, на них чарующей красоты цветы. Я парю в пространстве, мне легко и спокойно, набираю целые охапки благоухающих лепестков. И вроде нет пропасти, а лишь пространство, в котором можно летать и жить.
Глава 43
Утро пролилось на нас росой, встряска бодрящая, но приятная. Тяжёлая птица, взмахнув крыльями, вновь сбивает искрящиеся капли с ветвей и, довольная улетает. Мы сидим, весело хохочем. Волчонок возмущённо пискнул, встряхивается, бесцеремонно обрызгивая нас водой.
Красота, дух захватывает. Мы высоко в горах, вниз уходят, изрытые временем красноватые склоны, плавно переходят в шапку бархатных лесов, растворяются в покрытой белёсой дымке долине. Как прекрасен этот мир!
Умываемся в роднике, ждём, когда волчонок сделает свои дела. Пользуясь моментом, посылаю мысль Виргу:- Привет. Ты меня слышишь?
— Очень хорошо. Такое ощущение, что ты на соседней скале.
— Как себя чувствуешь?
— Очень плохо!
— Рана открылась? — не на шутку встревожился я.
— Хуже, — словно в сердцах вылетает мысль из пространства, — постоянно ношу дичь. Дети кушают и никаких проблем. А тут, решил порадовать Игоря подранком, чтоб развил в себе охотничьи качества. Заплакал, накинулся на меня с кулаками, отобрал косулю, обмазал смолой и теперь заставляет отнести её туда, где была. Гзела хохочет, а мне обидно, лишь Светочка меня утешает.
— Ну, и, что ты решил? — смеюсь я.
— Что-что! Придётся тащить её обратно! Она такая тяжёлая, а ещё и вопит, копытами лягается! Ладно, батя, мне некогда, Игорь напрягает, — мысль уходит как самолёт в штопор и обрывается.
Я улыбаюсь, рассказываю Семёну. У него теплеет лицо:- Игорь и без подранков будет хорошим охотником, — с убеждением говорит он.
Волчонок с любопытством просунул тяжёлую голову между пуговиц куртки, пытается укусить пролетающих стрекоз, Семён чешет ему шею.
Мы поднимаемся наверх. Буквально через двести метров выходим на вершину. Перед глазами расстилается плато, покрытое изумрудной травой. Кое-где алеют пятна горных пионов, излучают свет прекрасные эдельвейсы. Стадо мустангов срывается с места, прогибая траву, несутся по степи. Залюбовался. Какие шикарные звери, всех оттенков степи, крепкие, кожа лоснится. Жеребцы задирают друг друга, самки трусят чуть в отдалении, в высокой траве просматриваются жёлтые головки жеребят.
— А это не Кара яйла случайно? — спрашивает Семён.
— Очень похоже на то.
— Значит, скоро будем дома.
— Угу. Если без эксцессов, то, дней через несколько, — соглашаюсь я.
— Надо бы к Альме сходить, — вздыхает друг, вспомнил Дмитрия.
— Завернём, — соглашаюсь я. Дело чести сдержать обещание, данное перед смертью, забрать его семью и отвести в Град Растиславль.
Чувства омрачились воспоминаниями о пребывании в плену, о бесчеловечной Полосе препятствия. Всплыла наглая рожа Стёпки, вспомнился внимательный взгляд Росомахи. Сколько проблем нас ждёт. Копнул в мозгу, словно в пространстве всплыли формулы химических соединений огневых смесей, подарок Гроз Гура. Удовлетворён. Значит, не забыл. По прибытию, срочно отдать в работу. Похоже, времени у нас совсем мало. Пришельцы активизировались. Засыпают мир чуждыми для всего живого существами. Артефакты. Я понял для чего маска, защита от ядовитых газов. Можно сказать, обычный противогаз. А, вот, для чего нужен этот кувшин, залепленный пористой субстанцией? Смутно догадываюсь, это главное оружие против Других. Вот только как его применить? Ни каких сведений. Полный голяк! Наверное, даже мне не раскрывают всей тайны, чтоб она не стала доступна врагу. На Весы Мироздания поставлена судьба Человечества. Как бы КТО-ТО не перестарался с это тайной! Горько усмехаюсь, но знаю, не мне обсуждать решения ТЕХ, КТО НАВЕРХУ.
