— Ох, ё, — только и смогла выдать Дануха, постепенно переходя из ступора в состояние ликования и эйфории, — ты даж не представляшь сябе деточка, насколь поняла. Ай да Дева Лясна, ай да благодарствую за подарочек.
С этими словами она повернулась в сторону и поклонилась в пояс не видимой Душе Леса.
Они весело шагали по лесной тропе и почти уже дошли до норы, которую Данава гордо называл своим жилищем, как шедшая за Данухой Неважна неожиданно спросила:
— Дануха, я вот что не пойму. Я конечно тебя всему научу, но вы же старые. Зачем вам всё это.
Дануха в ответ только хмыкнула весело.
— Каки твои лета, сястра, помёшь. А учить ты мяня не бушь. Я без эт жила и уж как-нибудь без эт и помру. Учить ты бушь других, таких же аки ты молодых да дерзких.
— А где они?
— Они? — переспросила Дануха и сделала паузу, обдумывая что-то, — они, сястра, идут все сюды. Со всех концов зямли. Скоро нас будет много.
Она ещё что-то хотела сказать возвышенного и торжественного, но её перебил братец:
— А я хочу. Научишь?
— Конечно, — ответила охотница.
— Ох, ё, — взревела Дануха со смехом, — непутёвый. Тябе то в како место эт упёрлось?
— А чё? Полезная вещь, — не сдавался колдун.
— Люба полезна вещь в дурных руках — бяда.
Так весело и легко добрался маленьких отряд до своего нового поселения, на Чуровом столбе которого их дожидалась нетерпеливая Воровайка, мотая длинным хвостом вверх — вниз и без устали стрекоча какую-то свою, наверное, тоже радостную песню.
Маленькое поселение в лесной глуши в скором времени обжилось и потекла неторопливая, размеренная жизнь. Дануха и Неважна сразу и на отрез отказались жить в земляной норе Данавы и тем более рыть новые норы для себя. Молодая охотница, отыскав недалеко свободное от деревьев и кустарника местечко, устроила там свой походный шатёр. Девка всем и во всей красе расписала его простоту и удобность. Шкуры, из которых он был сшит, были тонкие и мягкие. Стенки, сшитые в небольшой круглый конус с остроконечным верхом, мехом внутрь. Только на полу шкура была цельной и толстой — беровой, а на стены были использованы шкурки различных мелких зверьков, в основном белка и зимний заяц, притом это было сделано сознательно для получения некого узора. В одном месте стены, шкуры были не сшиты, а образовывали нечто вроде входной двери, открываясь вверх. Весь шатёр собирался обычно на трёх палках, которые упирались в края пола с трёх сторон и соединялись вверху, хотя при желании можно было установить его и на одной, просто надев острый конус изнутри на шест и упереть в центр пола. Кроме того, используя ещё две палки, можно было входную, откидывающеюся часть, растянуть так, что вся эта конструкция превращалась в летний домик с навесом у входа. Но самое интересное, что понравилось всем то, что можно было использовать его для сна, даже не раскладывая и не ища для этого подходящих палок. Стоило просто разложить его на земле и залезть туда, как в мешок, прикрываясь откидной дверью, что Неважна тут же продемонстрировала.
Дануха внимательно изучив его снаружи и изнутри, в собранном и разобранном виде, изъявила желание иметь такой же, только побольше и так как она никуда не собиралась с ним ходить, сделать его весь из толстых шкур, притом однородных, а по центру в крыше обязательно дыру, так как Дануха во что бы то не стало хотела иметь в доме очаг.
В конечном итоге что-то подобное они и соорудили. Шатёр получился просто огромный. Пришлось рубить деревья, делая целую поляну, ровнять землю и делать его не острым конусом, как у Неважны, а сначала устанавливать круглые стены, выше роста человека, только потом сводить их крышу в тупом конусе, где отдельно делать дыру, которая получилась не круглой, а скорее квадратной. Местные леса являлись лосинными угодьями, поэтому основном шкурным материалом, естественно, был лось. Девочка охотилась, как в игрушки игралась, с такой лёгкостью добывала зверя, что повидавшие виды Дануха с Данавой, только дивились, не успевая за ней бегать по лесу и сдирать с убитых шкуры. А мясо как жалко было, но куда его было столько девать? Дануха вся изворчалась, из раза в раз бросая горы мяса в лесу, но лося, как не странно, в лесу меньше от этого не становилось.
Кстати, тогда вскрылась ещё одна странная особенность девочки. Во-первых, она не могла заблудиться даже в незнакомом лесу и даже непонимающе удивлялась, как это можно сделать, ведь в лесу нет двух одинаковых деревьев. Во-вторых, что ещё больше удивило, она всегда знала в каком направлении нужно идти, чтобы попасть в нужное место. Она даже похвасталась, что может прийти куда угодно хоть с закрытыми глазами, на что Данава, по мальчишечьи азартно побился с ней об заклад, не веря, но завязывать глаза ей не стал, а просто надел на голову мешок и даже раскрутил, чтоб та не смогла запомнить направление. Неважна сделала несколько мелких шажков, по дуге, как бы выбирая направление, а затем вытянув перед собой руки, уверенно пошла к роднику за водой, что и потребовал от неё Данава.
Как выяснилось, именно так она и пришла сюда, добираясь по незнакомым лесам, перелескам и через открытые степные участки, прячась в высокой траве. Ей, оказывается, даже не надо было бывать и знать те места, куда она шла. Достаточно было подумать о том, куда надо и какое-то внутреннее чутьё, безошибочно направляло её в нужном направлении. Например, чтобы забить лося на шкуру и мясо, она просто представляла его себе, думала о нём и тут же внутренним чутьём отыскивала направление, в котором тот находился, шла, находила, заставляла выйти его под выстрел и убивала одним выстрелом через сердце на вылет. Девочка самым естественным образом удивлялась, что её не понимают и ей не верят. Она, почему-то, была уверенна, что так делают все люди, ведь это так легко и просто. Что здесь могло быть сложного? Да, до того, как отец взял её с собой в лес, девочка по лесам никогда не шастала, но и не боялась их никогда. А став охотиться с отцом, она всегда так делала, и отец несколько этому не удивлялся, наоборот хвалил. А может просто делал вид, что не удивлялся…
Неважна добывала из леса всё, что требовалось. Дануха готовила, мыла, прибиралась, драла крапиву на волокно, которой по краю леса были целые заросли. Данава наловчился работать со шкурами. Он выделывал их и сшивал. Притом не только обшивал шатёр для Данухи, но и стал шить одежду и делал это с таким азартом и удовольствием, что Дануха даже как-то похвалила его, выразив сожаление, что такое умение мастера оказывается раньше пропадало в лесу. Он сшил для Данухи рубаху, так как от распашной курточки, как у Неважны она отказалась. Ну и естественно подол к рубахе, штаны даже не стал предлагать. Себе хотел было, но не положено по статусу. Кроме этих обязанностей, Дануха регулярно наведывалась на развалины старого баймака, проверяя не появился ли ещё кто-нибудь. Ну и наконец четвёртый член поселения Воровайка, а как же без неё, взяла на себя самые важные обязанности. Она регулярно снимала пробы с кухонных шедевров хозяйки и зорко следила за окружающей обстановкой, охраняя покой и безмятежность маленького лагеря. Сорока, наверное, сильно переживала, что не может никак отличиться на этом поприще. Ей так хотелось подать хоть маленькую тревогу, чтоб всем показать, какая она замечательная охранница, но никто не покушался на их границы и безмятежную жизнь. Но птица не унывала и зоркости не убавляла.
Так продолжалось почти до бабьего лета. К тому времени селение обжилось окончательно. Шатёр Данухи был полностью достроен, погреба для хранения запасов выкопаны и сами запасы в них опущены, притом с большим запасом. Данава, достроив дом Данухе, загорелся и для себя такой же выстроить и тут же приступил к созданию второго шедевра. Дануха каждый день, уходя к старому баймаку, надеялась, что вот сегодня, точно кто-нибудь придёт, но день шёл за днём, а в отряд пополнение всё не прибывало.
И в тот тёплый, солнечный и тихий день, ничего особенного не предвещало. Дануха сготовила обед. Поели. Она осталась убирать. Остальные разбрелись по своим делам. И тут, как гром среди ясного неба, прогремело яростное стрекотание сороки. Тревога!
