В целом исследовательский подход Малиновского, конечно же, был ближе Фёрсу, чем какой бы то ни было другой. Это отчетливо проявилось в сборнике статей 1957 г. «Человек и культура. Оценка деятельности Бронислава Малиновского»[1146], инициатором, редактором и автором ряда статей которого он был. В новых условиях внутридисциплинарного раскола эта теоретическая ориентация Фёрса выразилась в форме защиты принципов «тробрианского рапсода» от нападок доминирующих в науке сторонников структурализма. Правда, эта защита сочеталась с попытками усовершенствовать эти принципы и привести их в соответствие с требованиями эпохи. Речь идет о таких элементах подхода Малиновского, как признание существенной роли личности в социо культурном процессе, акцент на понимание смысла изучаемых явлений культуры с позиции «туземца» (эмпатия), особое внимание к эмпирической конкретике, признание ее самостоятельной важности по отношению к теоретическим схемам. Отстаивание этих установок стало причиной именования коллегами Фёрса «неофункционалистом», «малиновскианцем», хотя его позиция, конечно же, была более сложной, чем простое следование по пути, намеченному Малиновским.
Тем не менее в своей, весьма влиятельной среди антропологов в 50 – 70-х годах, книге «Элементы социальной организации»[1147] Фёрс недвусмысленно подчеркивал свою приверженность традиционным для кафедры в ЛШЭПН исследовательским установкам. В частности, он пишет о «вечных фундаментальных притязаниях и ограничениях человеческого “Я” и сложности контроля над ними даже при вмешательстве рассудка… Ценность биологических исследований социального поведения для изучения человека как общественного животного заключается прежде всего в том, что в них подчеркивается важность систематического наблюдения»[1148]. Что, если не следование эмпирическому холизму Малиновского («калейдоскоп племенной жизни»), содержится в утверждении Фёрса: «…сколь тесно связаны друг с другом – и институционально, и в личном поведении индивидов – разные аспекты социальной деятельности. Религиозная церемония содержит в себе экономические расчеты затрат времени и ресурсов; выполняя экономическую задачу, группа работников сплачивается воедино привязанностями социального и политического характера, выходящими за рамки экономической выгоды»[1149]. Фёрс признал познавательную эффективность метода функционального анализа Малиновского, фактически полностью воспроизведя в «Элементах социальной организации» категории («потребности», «хартия», «аппарат института» и др.) и процессуальные установки известной схемы института последнего[1150]. Вместе с тем, он отмечал, что «в какой-то момент анализа (функционального. – А. Н.)… становится трудно сделать что-то большее, нежели просто вывести человеческие потребности из изучаемого поведения… По этим и подобным им причинам многие современные социальные антропологи, по черпнув многое из Малиновского, все же сочли предпочтительным подходить к классификации типов социального действия путем изучения структурных аспектов поведения»[1151]. Констатируя этот отход к структурализму, Фёрс указывает на негативные, с его точки зрения, особенности этой методологической ориентации. Он обращает внимание на то, что сущность изучаемых явлений от структуралистских методов ускользает, оставляя исследователю либо слишком абстрактное их объяснение, либо узкоэмпирическую констатацию поведенческих актов. «Некоторые антропологи утверждали, – пишет он, – что социальная структура – это сеть всех отношений между парами лиц, существующих в обществе. Но такое определение слишком широкое. В нем не проводится никакого различия между мимолетными и более устойчивыми элементами социальной деятельности…». И далее – «На противоположном полюсе располагается представление о том, что социальная структура заключает в себе лишь связи между основными группами в обществе… Сюда входят такие группы, как кланы, которые сохраняются на протяжении поколений, но при этом исключаются такие группы, как простая семья, которая исчезает вместе со сменой одного поколения другим. Это определение слишком узкое»[1152]. В данном случае речь идет о двух линиях (или фазах) развития британского структурализма в контексте изучения традиционных обществ – о линии отождествления понятия «социальная структура» с сетью бинарных отношений в классификационном родстве (Рэдклифф-Браун) и линии, связывающей это понятие с системами линиджей (Эванс-Причард).
Фёрс критически относится к чрезмерному идеализму структуралистского подхода – «Нет ни малейшего сомнения, что для того, чтобы любое общество эффективно работало и обладало тем, что можно назвать связной структурой, его члены должны иметь некоторое представление о том, чего им следует ожидать. … Однако видеть социальную структуру лишь в наборах идеалов и ожиданий было бы слишком уж отвлеченно»[1153]. И, наконец, познавательная стратегия структурализма, по Фёрсу, не в состоянии отразить процесс социального изменения, так как априорно направлена на фиксацию синхронных процессов функционирования структурных форм (инвариантов), а любое изменение этих форм воспринимает в духе дюркгеймианской традиции как патологию или дисномию (Рэдклифф-Браун). В послевоенной Вели кобритании, потрясаемой бурными процессами социально-политических изменений, такая апология статичности выглядела как анахронизм.
Фёрс предпринял усилия для преодоления ставших для многих очевидными слабостей методологических программ своих учителей. В «Элементах социальной организации» поставлена важная для послевоенной британской антропологии проблема адекватной реакции на изменение в обществе. Традиционный объект изучения этой науки – «примитивные» народы колоний – на глазах теряли признаки «примитивности», и это не в последнюю очередь остро поставило вопрос, уже давно волновавший британских антропологов, о приемах изучения индустриальных обществ. Иными словами, ситуация была чревата потерей дисциплинарной специфики социальной антропологией. Фёрс стремился сделать все возможное, чтобы сохранить наработанный опыт исследований (дисциплинарную традицию), своеобразие своей науки и, соответственно, ее достойное место в академическом сообществе. Для этого он предлагает расширить традиционный объект изучения, но размежеваться при этом с социологией, «застолбив» для антропологии в любом и всяком обществе специфический предмет ее в виде малых групп и тех аспектов их бытия, которые стали для этой науки привычными при изучении первобытности – семья, родство, сфера непосредственного общения и т. п. «В задачи антропологии входит изучение текущей повседневной жизни людей, особенно в ее наиболее интимных аспектах, связанных с домом и общением»[1154]. И далее – «Прежде всего антрополог видит собственными глазами то, что действительно делают люди. Это сосредоточенное наблюдение поведения в малых группах, проводимое обычно с применением языка самой группы, я предлагаю назвать «микросоциологией»[1155]. Специфику антропологического подхода, выраженную, помимо «микроскопичности» видения общественной жизни, также в принципе холизма (целостного, системного восприятия повседневной жизни, что всеми антропологами считалось наиболее ценным в наследии Малиновского) и в сравнительном анализе, Фёрс предлагает усилить методологически. Для этого, по его мнению, надо усовершенствовать приемы наблюдения, выявления смысла наблюдаемого и передачи познанного в тексте[1156]. «Обычно говорят, – пишет он, – что социальная антропология изучает общество, сообщества, культуру. Но это не то, что они наблюдают. Материалом для их наблюдения является человеческая деятельность. …Антрополог как наблюдатель – это движущаяся точка в потоке деятельности»[1157]. Калейдоскоп наблюдаемых поступков – это косная материя фактов. Сами по себе они не выражают сущности общества и культуры. Встает проблема выявления этой сущности, и здесь антрополог «проблемы институционального понимания, эмпатии, экзистенционального мышления… оставляет в стороне»; основной прием выявления сущностного в наблюдаемой реальности, по Фёрсу, – это «контекстуализация», так как антрополог, «если адекватно уловит контекст, то ему удается постичь смысл (выделено мною. – А. Н.) поведения. Контекст сопутствующих обстоятельств позволяет ему увидеть цель деятельности и придаваемую ей ценность»[1158], т. е. понять ее.
Успех представления итогового результата исследования в тексте, по Фёрсу, напрямую связан со степенью адекватности теоретических понятий. В стремлении повысить эту степень он разрабатывает свою концептуальную схему, делая упор на основное понятие современной ему антропологии – «социальная структура». Это понятие он лишает статуса самодостаточной категории и вписывает его в контекст более широкого понятия – «социальная организация». «Под структурным аспектом социальных отношений мы имеем в виду принципы, на которых держится их форма, под функциональным – способ, посредством которого они служат данным целям, а под организационным – направляющую деятельность, которая поддерживает их форму и служит их целям»[1159]. В отличие от понятия «социальная структура», ориентированного на статичность, понятие «социальная организация» включает «признание временного фактора в упорядочении социальных отношений»[1160], т. е. логику изменения структурной формы, вызванного различными историческими обстоятельствами. Фёрс вслед за Эванс-Причардом (или независимо от него) признает необходимость включить в поле зрения антропологического исследования рассмотрение истории изучаемых явлений (общественных институтов, народов или регионов)[1161].
