Ненависть африканцев к колониализму распространилась и на социальных антропологов. Африканские ученые подвергли суро вой критике всю их науку – от терминологического аппарата до методологических основ. Наибольшую неприязнь вызывали принцип разделения всех народов на «цивилизованные» и «примитивные», а также термины «дикари», «варвары» и т. п., активно используемые британскими антропологами вплоть до середины ХХ в. Угандиец Окот п’Битек в своей книге «Африканские традиционные религии» вспоминает о своем обучении в Оксфордском университете: «На первой же лекции в Институте социальной антропологии я услышал, что преподаватель называет африканцев и другие незападные народы варварами, дикарями, первобытными людьми, племенами и т. д. Я пытался протестовать, но безрезультатно… В институтской библиотеке у меня вызывали чувство ненависти такие названия книг и статей в научных журналах, как “Примитивная культура”, “Примитивная религия”, “Мышление дикарей…”»[1119].
Среди обвинений в адрес британских социальных антропологов со стороны научной интеллигенции развивающихся стран был упрек в поддержке ими колониализма как такового. Б. Магубане, преподаватель университета в Замбии, в своей статье писал: «Антропологи были внутренне убеждены не только в неизбежности, но и в правомерности захвата белыми Африки», они «принимали колониальные ценности и психологию без всяких вопросов»[1120]. Он отметил парадоксальное, на первый взгляд, обстоятельство: принимая колониализм, антропологи в своих исследованиях давали анализ африканских институтов без учета их положения в социально-экономической структуре колониального общества, как институтов, совершенно обособленных. Магубане утверждает, что «такой стиль анализа политически и социологически действует как мистификация реальной расстановки социальных сил», уводит в сторону от изучения объективных процессов, составляющих сущность происходящего в Африке[1121]. Рассматривая европейские и африканские политические институты как существующие на принципиально разных основаниях, британские антропологи в то же время подчеркивали, что для конфликта между африканцами и европейцами нет серьезных причин и что сохранение колониального status quo на неопределенное время в принципе возможно. «Факт сегодняшней независимости Замбии показывает, – пишет Магубане об антропологах, работавших в колонии Северная Родезия, – насколько отвлеченными, предвзятыми были их исследования»[1122].
Некоторые африканские ученые утверждают, что даже отвлеченные теоретические принципы и методы британской социальной антропологии в колониальной ситуации могут получить негативное этическое или идеологическое звучание. Кениец С. Чилунгу посвятил этому вопросу специальный труд – «Проблемы этики исследовательского метода». Чилунгу рассмотрел все этапы познавательного процесса в антропологическом изучении африканцев – от сбора информации в поле до теоретических обобщений. Он подверг сомнению моральное право антропологов высказывать суждения о том или ином африканском народе в целом, так как, по его мнению, функционалистская полевая методика не позволяет в принципе собрать информацию более чем об одной-двух узких региональных группах того или иного народа. В частности, он предъявил такое обвинение Г. Вильсону, который в своей монографии о ньякиуса делал выводы о всем этом народе, хотя из 234 тыс. его представителей знал едва ли больше сотни, а основную информацию получил от четырех человек[1123]. Не осталась без внимания и характерная для британской антропологии, в особенности для сторонников стиля Малиновского, склонность к чрезмерному эмпиризму научных трудов. Магубане не без оснований отметил, что «фотографическое описание социальной реальности совершенно бессильно показать процессы трансформации в ней. Оно омертвляет реальность… За деревьями в таком описании не видно леса»[1124]. По мнению Чилунгу, «культ» объективности в британской социальной антропологии не всегда способствовал объективному отражению культуры, но нередко приводил к нарушению элементарных норм человеческой этики в полевых исследованиях. Роль антрополога, «использующего неэтичные средства сбора данных», по его мнению, часто может быть вполне «сравнимой с ролью обманщика и шпиона, которую он использует для сбора ценной информации – ценной по стандартам определенной группы, к которой он сам принадлежит и с которой связан отношениями лояльности». Отсутствие каких бы то ни было форм ответственности перед народом, который антрополог изучает, делает его позицию еще более аморальной[1125].
Разработка принципов синхронного анализа культуры и размежевание с «псевдонаучными» основами антропологического эволюционного историзма (предмет гордости британской теоретической антропологии) получили в глазах африканских обществоведов негативное значение постулатов, принципиально отрицающих наличие истории у африканских народов. Тем более что и сами антропологи нередко подтверждали такую точку зрения, в частности, Рэдклифф-Браун в одной из своих работ прямо заявил, что «у подавляющего большинства африканских обществ… мы не можем обнаружить истории их институтов»[1126]. Нигерийский ученый О. Окедиджи довольно резко выступил против такой трактовки вопроса, утверждая, что попытки лишения народа его истории подрывает чувство национального достоинства, способствует духовной колонизации[1127].
Общее отношение интеллигенции развивающихся стран к западной антропологии порой формулируется довольно резко: «Антропологи должны осознать, что народы мира не желают, чтобы кто бы то ни было превратно интерпретировал их культуру… они не хотят, чтобы о них судили по обобщениям, основанным только на опросе, наблюдении и описании оппортунистов»[1128]; «Исследования антропологов проникнуты этноцентристскими характеристиками с точки зрения привилегированной группы… это пропаганда определенных идей под видом социологического анализа»[1129]; «Антропологические исследования использовались для разработки целого ряда реформ, нацеленных на более эффективное функционирование колониальной системы»[1130]. Свою задачу в деле политического и духовного раскрепощения обществоведы развивающихся стран видят именно в преодолении стереотипных представлений о своих народах, представлений, в определенной степени порожденных и трудами британских антропологов. Дж. Касаипвалова, крупный общественный деятель Папуа – Новой Гвинеи, уроженец Тробрианских островов, получивших мировую известность благодаря трудам Малиновского, как-то сказал: «Я заявляю твердо, что, если мы будем основывать наше отношение к собственной истории и собственной культуре на антропологических исследованиях, нам придет конец». Такое заявление небезосновательно, так как сам Касаипвалова, отвечая на вопрос европейцев: «Откуда вы родом?», не раз слышал в ответ – «Тробрианы! О! Малиновский, свободная любовь!!»[1131]. Разумеется, они прочитали монографию Малиновского «Сексуальная жизнь дикарей в Северо-Западной Меланезии», в которой он уделяет очень много внимания мельчайшим деталям взаимоотношений между полами у тробрианцев (отношений, впрочем, очень важных для специалистов по антропологии брака и семьи), но почти ничего не говорит о колониальной ситуации на островах, об эксплуатации островитян англичанами и о негативном воздействии всего этого на меланезийское общество и, в частности, на семейно-брачные отношения в нем.
Индийский антрополог С. Сабервал обратился к своим коллегам из стран, получивших независимость: «Недостаточно указать западным антропологам на их этноцентризм: от этого толку мало. Наша главная задача – создать наши собственные академические центры, где мы могли бы работать и воспитывать наших студентов: наши собственные центры, на территориях, которые пока еще являются интеллектуальной периферией Запада. Если мы этого не сделаем, западные ученые будут по-прежнему надевать на нас маски»[1132].
Критика британской социальной антропологии колониального периода со стороны ее бывшего «объекта» зачастую носит разрушительный характер, отвергающий не только этическую и идеологическую направленность отдельных ее аспектов, но и предметно-логическую ее сторону. Образно говоря, наиболее решительно настроенные критики «выплескивают вместе с водой и ребенка». Между тем, бесспорные теоретические достижения британских ученых и собранный ими большой и добротный фактический материал, который ввиду кардинальных изменений, произошедших в ХХ в. в культуре народов Африки, Азии, Океании, стал уникальным историческим источником, невозможно вычеркнуть из истории мировой антропологии. Да и сами исследователи развивающихся стран объективно не могут не обращаться к нему в своей работе. Это обстоятельство признают многие современные ученые, в том числе и из стран третьего мира[1133].
