Газетные сообщения бьют наотмашь по сердцу. Большинство солдат с обеих сторон – еще совсем молоды и не имеют ни малейшего понятия о том, что такое война и как следует обращаться с оружием. Они даже не вполне понимают, за что воюют. Сражения проходят так же, как это бывало еще во время наполеоновских войн. Молодые люди выстраиваются в шеренгу и наступают на окопавшегося неприятеля. Те, кто доходит до укреплений врага, вступают с ним в кровопролитную рукопашную. Должно быть, то, что остается после этой резни, представляет собою самое мерзкое, самое неугодное Богу зрелище на земле. Немногим лучше этого ужасная антисанитария и грязь военных лагерей и отвратительные условия жизни, способствующие распространению всякого рода заразных болезней. Один репортер писал, что, даже если пуля вас пощадит, болезнь погубит всенепременно. Сын цирюльника Уолтера Бейтса умер от брюшного тифа. Билли Костнер заболел дизентерией и тоже умер. Оставленные на самотек корь, ветрянка, свинка и коклюш составляют далеко не полный список болезней, которые угрожают жизням солдат, живущих в лагерях, заваленных всяческими отбросами, объедками, навозом и разлагающейся требухой. Подпорченная пища и не вполне пригодная для питья вода – еще один источник постоянной смертельной угрозы для солдата.
Затаив дыхание, я слушаю рассказы очевидцев и читаю газеты. Я все время думаю о Томасе и мальчиках, о том, какие опасности им угрожают, о том, как они живут. Сын входит в специальное подразделение, которое совершает смелые рейды на территорию Луизианы с целью помешать неприятелю переправиться через реку Сабин и вторгнуться в Техас. Им зачастую приходится разбивать лагерь под открытым небом или возле гнилых болот, кишащих змеями, крокодилами и малярийными москитами. Томас во время краткосрочных побывок старается не распространяться об опасностях этих походов, но по пустому его взгляду, запавшим щекам, худому телу и потрепанной униформе мы с Сайласом и так обо всем догадываемся.
Во время последней побывки Томас попросил дать ему оставшиеся в доме чернила и бумагу. Он собирается писать домой родителям и женам товарищей из его роты, которые сгорели в пожаре, вызванном тяжелыми боями с неприятелем в засушливой местности.
– Тебе вся бумага нужна? – спросила я его.
Лицо сына исказила горькая усмешка.
– Вся до последнего листа.
Я очень благодарна Анри – он настоял на том, чтобы самому сшить мальчикам униформу, как нельзя лучше подходящую тем задачам, которые перед ними сейчас стоят. Люди, одетые в эту форму, издали сливаются с пылью на проселочной дороге.
Анри достал для меня чернил и бумаги, поэтому сегодня я решила сесть и писать. Кровь каждого живущего рядом со мной скована льдом страха. Если наши войска, в которых сражаются Томас, Джереми Младший, Арман, Джейк и два брата Присциллы, не смогут сдержать северян у Сабинской протоки, Восточный Техас будет оккупирован в ближайшие недели. Северяне намереваются отсюда нанести смертельный удар в самое сердце штата. Они разграбят все, что смогут, ради того чтобы обеспечить топливом военную машину Севера. А еще они конфискуют хлопок для своих текстильных фабрик. До нас дошли ужасающие новости о том, что груженные тысячами янки лодки и транспортные суда вошли в протоку, вся оборона которой состоит из недоукомплектованного личным составом форта, на подмогу которому послали наших мальчиков.
Если мой сын погибнет, больше я ничего в своем дневнике записывать не буду. Кто-нибудь другой – Дюмон, Уорик или даже Присцилла, если у нее появится желание, пусть продолжит хронику семей-основателей Хоубаткера. Род Толиверов все равно оборвется.
По крайней мере, на то все указывает. Каждое утро я поднимаюсь с постели, едва не сгибаясь под бременем материнской тревоги за единственного сына и Присциллу. После первой же брачной ночи стало ясно, что дела складываются не совсем так, как думалось. Дети спустились к завтраку с напряженными, осунувшимися лицами. Сайлас и я заподозрили, что Присцилла испугалась интимной близости.
В чем-либо обвинять Томаса муж не стал.
– Только взгляни на него! – бушевал Сайлас. – Ты можешь себе представить хотя бы одну молодую женщину, которая не захотела бы нашего сына? Боже правый! Да всякая девушка на его пути прямо тает!
Во всем случившемся Сайлас винит мать Присциллы. В этой ханже женского обаяния не больше, чем в деревянной ложке. Муж ставит ей в вину то, что эта женщина отравила сердце Присциллы глупыми страхами касательно мужчин. Впрочем, я тоже несу часть ответственности за фиаско, постигшее сына с этой девушкой; я в определенном смысле виновата в том, что Томас не смог ее понять. У него нет сестер. Его мать никогда не имела склонности требовать от окружающих, чтобы ее носили на руках и нянчились с ней, как с ребенком. Я никогда не была падкой на комплименты и выражения любви ко мне в словесной форме. Томас понятия не имеет, что Присцилле не хватает именно подобных проявлений любви.
Если бы Томас на самом деле любил эту девочку, то сам, без посторонней помощи, понял бы, чего ей не хватает. Ему бы хотелось делать ей приятное. Я не стала говорить Сайласу, что Присцилла, вполне возможно, уже догадалась, что Томас женился на ней только ради того, чтобы иметь наследника. Возможно, ее упорный отказ вступать с ним в интимную связь обусловлен нежеланием быть бессовестно использованной в чужих целях. Она влюблена в Томаса, но у нее, как я вижу, есть собственная гордость. Даже если девочка не страдает половой апатией, понимание того, что муж ее не любит, просто не может не сказаться на их отношениях пагубно.
Я наблюдаю за тем, как они все больше отдаляются друг от друга. Это очень грустно. Если два человека отдалятся на достаточно большое расстояние, может так статься, что они в дальнейшем уже не преодолеют его. Я очень боюсь за Томаса и Присциллу».
Глава 63
После того как сыновья ушли на войну, Сайлас, Анри и Джереми начали проводить «мужские дни в Сомерсете» каждую четвертую субботу круглый год, а не только зимой, как прежде. Смерть Томагавка лишила встречи первоначального смысла, но к этому времени свежее мясо, добытое индейцем на охоте, давно уже перестало быть мотивацией для посиделок вокруг костра.
Последние четыре года беседы, которые вели между собой друзья, были не особенно веселого свойства. Их сыновья принимали участие практически во всех стычках и пограничных перестрелках, происходивших на территории штата после того, как северяне оккупировали Галвестон. Бойцы местной самообороны капитана Берлесона охраняли торговые пути внутри штата, железные дороги, мосты и телеграфные линии, а также делали вылазки на вражескую территорию с целью диверсий на мостах и железнодорожных путях неприятеля. Томас и Филипп едва не попали в плен в Шривпорте, где они встречались с группой сторонников Юга, намеревавшихся взорвать канонерки, пришвартованные на реке Сабин.
