000 человек.
Около полудня они начали мирно маршировать по широким проспектам московского Садового кольца, прежде чем направиться на Смоленскую площадь перед Министерством иностранных дел, где была установлена трибуна для выступлений. Не было ни бунта, ни штурма Кремля, просто мирное выражение населения, уставшего от правительства, которое, казалось, больше не отстаивало их наилучшие интересы. В конце концов участники разошлись, оставив спецназ и войска МВД гадать, из-за чего был весь сыр-бор.
Мы с Энн вернулись в Воткинск на следующий день, 26 февраля, только для того, чтобы обнаружить город, перевернутый с ног на голову. Через неделю после митинга в Ижевске появился слух о том, что Движение за демократию проведет демонстрацию в Воткинске в воскресенье, 25 февраля, приуроченную к московским «митингам». Как и в случае с Москвой, местные власти прогнозировали, что будут широко распространены социальные беспорядки, включая «репрессии против определенных членов аппарата». Для Владимира Садовникова, бывшего генерального директора Воткинского заводского объединения, угроза насилия в отношении его самого и его семьи стала настоящим ударом. «Они убьют меня в первую очередь, — сказал Садовников своей жене. — Есть люди, которые хотят поквитаться со мной».
С тех пор как Садовников ушел с поста генерального директора Воткинского завода, он вел тихую жизнь полупенсионера. Он продолжал быть депутатом Верховного Совета Удмуртской АССР, представляя Воткинск, и регулярно проводил собрания в Доме культуры, чтобы выслушать мнения тех, кого он представлял.
Но по мере ухудшения экономической ситуации в Воткинске среди тех людей, которые стремились переложить вину за свое нынешнее затруднительное положение на плечи человека, который в недалеком прошлом руководил городом и его жителями, как великодушный лорд, появилась горечь.
Слухи следовали за слухами, большинство (если не все) необоснованные: Садновников использовал заводскую машину для своих личных дел (неправда: его личная «Волга» была того же цвета — белого, — что и заводская «Волга»), или что бывший директор увольнял людей без причины (он был руководителем крупного завода государственного значения; увольнения, безусловно, происходили, и чувства уволенных неизменно были задеты). Но большая часть рабочей силы боготворила этого человека, что ясно свидетельствовало о том, что он управлял фабрикой справедливо и сбалансированно. Рассказы о коррупции и самообогащении опровергались скромной реальностью его жилища и образа жизни, но основанная на фактах правда больше не имела значения — если кто-то был членом коммунистической элиты, кем, несомненно, был Садовников, то они в сознании недавно получивших власть рабочего класса автоматически были виновны в каждом предполагаемом преступлении.
Утром 25 февраля, опасаясь худшего, бывший генеральный директор Воткинского машиностроительного завода забаррикадировался с женой и двумя сыновьями в их скромной трехкомнатной квартире в центре Воткинска, приготовившись отбиваться от любого, кто мог появиться с 9-миллиметровым автоматическим пистолетом Barretta. Ничего не произошло: несмотря на слухи, на улицах Воткинска было тихо.
На следующее утро Садовников проснулся рано, оделся и обнял жену, прежде чем выйти из дома. Его пистолет лежал в кармане пальто. Он пообещал позвонить ей в течение часа. Бывший генеральный директор сдержал свое слово. «На моем столе лежит папка с бумагами, — сказал он своей жене по телефону. — Прочти это завтра».
В 9:20 утра Владимир Геннадьевич Садовников поднялся по лестнице Дома культуры, достал пистолет и выстрелил себе в висок. Он умер мгновенно. В его куртке были найдены записки, адресованные семье, коллегам с Воткинского завода и правоохранительным органам.
Садовников обвинил болезнь Паркинсона в решении покончить с собой, но в последнем письме намекал на человека, который потерял свое место в обществе. «Я прошу тех, кого я как-то обидел, простить меня, — написал он. — Если я и причинил кому-то боль, то только потому, что мне казалось, что я сделал это ради дела. Вопросы были сложными и имели огромное государственное значение. Я прошу, чтобы меня не считали трусом в том, что касается моей судьбы. Я никогда не сгибался и дошел до конца на своих двоих. Рано или поздно всех ждет один конец».
Самоубийство Садовникова выявило раскол в обществе в отношении человека, который когда-то доминировал во всех аспектах жизни города. Первый секретарь Удмуртской коммунистической партии Петр Грищенко, который в 1987 году призвал заменить Садовникова (только для того, чтобы получить упрек от министра оборонной промышленности в то время Павла Финогенова), продолжил свою программу личной вражды, отказавшись разрешить рабочим Воткинского завода переиздать свой некролог для их любимого бывшего генерального директора в газетах, контролируемых Коммунистической партией. Грищенко также бойкотировал похороны Садовникова.
Однако рабочие Воткинского машиностроительного завода этого не сделали.
Когда Владимир Геннадьевич Садовников, двукратный кавалер золотой звезды Героя Социалистического Труда и человек, который более чем заслужил прозвище Отец Воткинска, был похоронен на Южном кладбище Воткинска. Десятки тысяч мужчин и женщин, которые работали на фабрике, которую он любил, и жили в городе, который он помогал строить, прошли мимо гроба в холод и снег, чтобы отдать последние почести.
Жизнь, однако, продолжается, независимо от трагедии или от того, насколько она близко подходит к цели. Для рабочих Воткинского машиностроительного завода это означало, что, как только они похоронили своего давнего генерального директора, им пришлось обратиться к тому самому политическому процессу, который ускорил изменения, подтолкнувшие Садовникова к самоубийству, в данном случае к выборам, назначенным на 4 марта.
На заседании Воткинского горкома 28 декабря 1989 года Воткинский завод выдвинул Бориса Михайловича Белоусова, министра оборонной промышленности, своим кандидатом по Автозаводскому национально-территориальному округу 133 Совета народных депутатов Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, в который входил Воткинск. Белоусов был хорошо знаком как с Удмуртской Республикой, так и с Воткинской областью, проработав 24 года на Ижевском механическом заводе, начав с должности механика по мотоциклам в 1956 году и продвинувшись в 1976 году до должности директора.
Согласно статье «Наши кандидаты: мы рассчитываем на его помощь», опубликованной в «Ленинском пути» 7 февраля 1990 года, Белоусов работал в отделе оборонной промышленности Удмуртской коммунистической партии с 1969 года, где был полностью проинформирован о работе, проделанной в Воткинске. В 1980 году Белоусов был назначен заместителем министра оборонной промышленности СССР, а в 1985 году стал первым заместителем министра. В 1987 году Белоусов был назначен министром машиностроительной промышленности, а в 1988 году, когда это министерство было объединено с Министерством оборонной промышленности, Белоусов стал во главе недавно слившихся воедино структур.
Будучи министром оборонной промышленности, Белоусов смог извлечь выгоду из своей текущей министерской работы по подготовке закона о преобразовании оборонной промышленности в гражданское применение. Белоусов понимал взаимосвязь между заводами, подобными Воткинскому машиностроительному заводу, городами, регионами, в которых они работали, и подчеркивал необходимость социального развития населения, проживающего
