в районе, который он стремился представлять.
При нормальных обстоятельствах кандидат с резюме Бориса Белоусова был бы не допущен к выборам. Но это были не обычные времена, и у Белоусова была одна запись в резюме, которая должна была доказать его гибель — его членство в Коммунистической партии. Количество членов КПСС падало в течение многих лет, и ситуация значительно ухудшилась во время перестройки. Вербовочные кампании в Воткинске закончились несолоно хлебавши, что вынудило местных чиновников Коммунистической партии признать: партия «просто упустила время». Гласность и перестройка заставили многих молодых людей, которых обычно принимали на работу, усомниться в «примере коммунистического отношения к жизни и труду», который мотивировал тех, кто ушел раньше них. Вопрос о том, кто последует за Коммунистической партией и как будут обстоять дела после того, как Коммунистической партии не станет, был важнее, чем любая идея возрождения того, что многие люди считали разложившимся и умирающим аппаратом.
Но гвоздем в крышку гроба политической судьбы Белоусова стало решение Коммунистической партии в начале января 1990 года повысить зарплату партийным и советским кадрам на 50 %. В то время как партийные чиновники объяснили это решение необходимым механизмом сохранения членства, который просто привел заработную плату вовлеченных лиц в соответствие с оплатой, которую получали другие категории работников, для работающего населения Воткинска это был непростительный поступок. Как отмечалось в статье «Ленинского пути» от 12 января 1990 года, «те, кто хотел, чтобы их считали лидерами перестройки, использовали какую-то непостижимую логику, чтобы начать перестройку с действия, очень типичного для периода застоя». В то время, когда многие советские граждане задавались вопросом, способна ли Коммунистическая партия поддержать народ, несмотря на свои собственные привилегии, решение об увеличении заработной платы партийных кадров, казалось, дало ответ— М.К. Кокорин, прокурор, выиграл голосование.
В то время как граждане Российской Федерации были заняты выборами в свой собственный Съезд народных депутатов, советский премьер Михаил Горбачев изо всех сил пытался заставить Верховный Совет, который сам по себе был побочным продуктом выборов 1989 года, согласиться с его планом наделить его президентскими полномочиями, превратив Советский Союз из системы, в которой верховодила Коммунистическая партия, в систему, где представитель народа, который не обязательно состоял в партии, мог управлять разрозненными республиками, входившими в состав СССР.
27 февраля, через два дня после демонстраций в Горьком, Верховный Совет проголосовал за созыв 12 марта внеочередной сессии Съезда народных депутатов, на которой было предложено рассмотреть конституционную поправку, предусматривающую создание новой президентской системы правления. Интересно, что Борис Ельцин порвал с другими членами Демократического движения и проголосовал за проведение созыва.
Согласие вынести вопрос о президентской форме правления на рассмотрение Съезда народных депутатов и согласие о том, кто будет исполнять обязанности президента, были совершенно разными вопросами. Это было особенно актуально, когда стало ясно, что Горбачев решил отказаться от всеобщих выборов и вместо этого будет добиваться своего прямого назначения путем голосования депутатов. 9 марта Борис Ельцин заявил журналистам итальянской газеты Corriere della Sera, что «Горбачев хочет быть избран Съездом народных депутатов, а не народом, и это метод, который я не одобряю и буду выступать против». Затем Ельцин зловеще добавил: «Это может изменить день, когда президент избирается всеобщим голосованием, возможно, через четыре года, а может быть, даже через один. Если Горбачев не изменит курс, его замена станет необходимой».
Слова Ельцина нашли отклик у посла США в Советском Союзе Джека Ф. Мэтлока-младшего. Мэтлок встретился с советским министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе 7 марта, когда тот сказал ему, что период с 10 по 12 марта будет «решающим» для будущего Советского Союза. По словам Шеварднадзе, существовала сильная оппозиция плану Горбачева по созданию президентской системы правления, которая возглавляла бы федерацию суверенных государств. Вопрос гражданства рассматривался Шеварднадзе как спусковой крючок для потенциальной гражданской войны, особенно если новоизбранный парламент Литвы попытается провозгласить независимость до созыва Съезда народных депутатов. В этом случае советские военные могли бы попытаться захватить власть в Литве и даже отстранить Горбачева от власти.
Утром 11 марта Верховный совет Литвы проголосовал 124 против 0 при шести воздержавшихся за независимость новопровозглашенной «Литовской Республики». Советский Союз балансировал на грани краха. Именно в этом контексте развернулся кризис с КаргоСканом 10 марта.
Собирая по кусочкам
После более чем четырехмесячных разногласий между американской и советской сторонами по поводу того, работал ли КаргоСкан, проблема достигла апогея в начале марта 1990 года, когда руководство Воткинского завода, разочарованное тем, что оно рассматривало как непримиримость со стороны американских инспекторов, решило взять дело в свои руки. Последовавшее за этим советское решение перевезти три 6-осных железнодорожных вагона с ракетами из Воткинска, не позволив устройству отсканировать их, вызвало бурю дипломатической активности, когда официальные лица США обратились к своим советским коллегам на всех возможных уровнях, включая госсекретаря и министра иностранных дел. Москва, однако, была отвлечена экзистенциальными проблемами, вызванными сочетанием созыва Съезда народных депутатов и надвигающегося провозглашения независимости Литвы. То, что обычно было бы серьезным кризисом, бледнело по сравнению с вопросами жизни и смерти, стоявшими перед высшими эшелонами советского руководства.
Более того, отнюдь не черно-белый случай советского мошенничества, кризис КаргоСкана был делом рук самих американцев, факт, который вскоре стал ясен американским чиновникам, когда они вступили в контакт со своими советскими коллегами. В посольстве США в Москве Эйлин Мэллой, сотрудник Госдепартамента, назначенный в Подразделение по осуществлению контроля над вооружениями (ACIU), ответственное за содействие выполнению задач, связанных с инспекциями в Москве, связалась с дежурным офицером, Бабаевским, лицом, занимающим подобную ей должность в советском Министерстве иностранных дел.
Бабаевский, по-видимому, был хорошо проинформирован о деталях кризиса и отметил, что воткинские чиновники действовали в рамках своих прав, согласно Меморандуму о соглашении, учитывая, что система КаргоСкан не была, по их мнению, работоспособной. Эйлин сказала Бабаевскому, что делегация США, возглавляемая доктором Джорджем Луком, направляется в Воткинск для решения технических вопросов и что Советам следует отложить отправку ракет до тех пор, пока делегация не завершит свою работу. Бабаевский сказал, что он свяжется со своим начальством и даст знать Эйлин, когда ему что-либо сообщат.
В 11:20 утра 10 марта, примерно через восемь часов после того, как первая ракета покинула Воткинск, посол Мэтлок прибыл в Министерство иностранных дел СССР для встречи с первым заместителем министра Александром Бессмертных. Бессмертных сообщил Мэтлоку, что решение об отправке ракет было чисто техническим, принятым директором завода Толмачевым, исходя из потребностей самого завода. По словам Бессмертных, замораживание поставок ракет с завода серьезно нарушило тщательно спланированный производственный график
