сходства с реальностью».
Далее Щукин точно описал суть ракетного кризиса в Воткинске, отметив, что установленная система КаргоСкан «не соответствовала трем параметрам, которые были согласованы советской и американской сторонами». Щукин упомянул делегацию во главе с доктором Луком, заявив, что эта команда «изучила вопрос» и согласилась скорректировать параметры КаргоСкана в соответствии с советскими требованиями.
Когда его попросили прокомментировать, почему американская пресса сообщает о драме там, где ее не было, Щукин ответил, что «это произошло из-за недостатка знаний или по какой-либо другой причине», отметив, что «все предметы были вывезены с завода в соответствии с договором. Никаких нарушений с нашей стороны не было». Подчеркивая рутинный характер событий, Щукин заявил, что «шлагбаум, сигнальный фонарь и вся панель управления являются неотъемлемой частью и находятся под американским контролем».
Это было так, как если бы Виктор Щукин прочитал заключительные записи в хронологии, собранной Роем Питерсоном, подробно описывающей события, связанные с запуском первой ракеты 10 марта:
2:19: Сделан последний запрос на проведение рентгенографической визуализации. Советская сторона отказывается рассматривать его. У американской стороны больше нет вопросов.
2:20: Шлагбаум железнодорожного семафора SGA поднят, светофор TLB переключен на красный
2:21: Неисправность TLB-светофора — красный свет не переключается на зеленый.
2:23: Консоль оператора VPM переопределена вручную; TLB-светофор переключился на зеленый сигнал. Железнодорожный вагон 36899565 отправляется вопреки возражениям.
Последний вопрос Джесси Хелмса к Рону Леману был, пожалуй, наиболее соответствующим действительности. Советы утверждали, что решение о срочном выводе трех SS-25 с завода без создания снимков через КаргоСкан было чисто экономическим вопросом и производственной реальностью. Нет сомнений в том, что Воткинский завод, как и весь остальной Советский Союз, переживал трудные времена, и отсутствие доходов, вызванное тем, что они не смогли доставить заказчику ракеты по контракту, было источником большого беспокойства для руководства завода. Кроме того, завод окончательной сборки имел ограниченные возможности для хранения ракет либо в виде готовой продукции, либо на различных стадиях сборки. Весьма вероятно, что этот объем был удовлетворен и что любая дальнейшая задержка с освобождением места внутри объекта, вызванная затянувшейся отгрузкой собранных ракет, приведет к тому, что завод не сможет получить дополнительные компоненты ракеты, которые должны быть доставлены поставщиками, которые их поставляли. Рассматриваемые в этом контексте Советы не пытались ничего скрыть от инспекторов, и три ракеты, которые не прошли фотографирование на Кар-гоСкане, были просто частью обычного производственного цикла SS-25.
Однако смягчающим фактором против этой оценки является тот факт, что Советы признали, что на момент подписания Договора о РСМД на заводе окончательной сборки хранились компоненты примерно для 36 ракет SS-20. Если это утверждение верно, то возможности завода по хранению ракет и компонентов не были затронуты 7 или 8 ракетами, присутствовавшими на момент принятия решения о поставке трех ракет 10 марта. Аналогичным образом, в случае с делегацией, возглавляемой доктором Луком, аргумент о том, что ожидание еще нескольких дней приведет к финансовому штрафу, не находит сильного отклика.
Ключ к истине, стоящей за этими тремя ракетами, по-видимому, лежит в моем анализе «аномальных» ракет и того, что представляли собой эти аномалии, если вообще что-либо представляли. Возможно, что мои наблюдения были просто побочным продуктом неверной интерпретации данных, выводов на основе воспринимаемых закономерностей, которые не имели никакого отношения к реальности, и что моя оценка относительно трех «аномальных» ракет, которые многие считали «смертельно точными снарядами», была просто совпадением.
Однако, если мои оценки были верны, оставалось загадкой, что, если вообще что-либо делало три «аномальные» ракеты настолько чувствительными, то Советы скорее пошли бы на риск международного кризиса, чем подвергли бы их радиографическому изображению с помощью КаргоСкана. Письмо Хэлмза предполагает, что ракеты были новой версией SS-25, которая, как полагали, находилась в стадии разработки в то время и оценивалась как способная нести три независимо нацеленные боеголовки. Однако продолжение SS-25, которое впоследствии стало известно как С-27, или «Тополь-М», все еще находилось на стадии проектирования во время кризиса КаргоСкана и как таковое не могло быть виновником.
Однако зимой 1989/90 гг. из Воткинска был отправлен уникальный вариант SS-25, настолько секретный, что его потенциальное существование не было на радаре аналитиков разведывательного сообщества США. Истоки этого варианта SS-25 лежали в строго засекреченной системе Судного дня, используемой Советами, известной как «Периметр» или, более популярно, как «Мертвая рука». Цель системы «Периметр» состояла в том, чтобы гарантировать, что Советы сохранят способность нанести второй удар в случае тотальной ядерной атаки Соединенных Штатов, которая уничтожит советское руководство.
Специально модифицированные ракеты MR-UR-1 OOUTKKh/SS-17, оснащенные системой радиосвязи, известной как 15В99, вместо ядерных боеголовок хранились в укрепленных ракетных шахтах, где они были подключены к автономной системе командования и управления. Эта система собирала данные с датчиков, расположенных в стратегических точках по всему Советскому Союзу, которые измеряли вспышки света, концентрации радиации и сейсмическую активность, чтобы определить, подвергся ли Советский Союз ядерной атаке. Он также отслеживал важнейшую коммуникационную активность на национальном уровне, чтобы определить, остался ли кто-либо, кто мог бы отдать приказ о нанесении ответного ядерного удара. Если система «Периметра» определит, что советская система командования действительно была выведена из строя ядерным ударом, она бы затем запустила модифицированные ракеты SS-17, которые пролетели бы над всей территорией Советского Союза, передавая коды запуска, которые автоматически бы отправили все уцелевшие ракеты к их целям в Соединенных Штатах и Европе.
Ракеты SS-17, приписанные к системе «Периметр», вступили в строй в январе 1985 года. Почти сразу же советское верховное командование забеспокоилось об их живучести, поскольку США разработали новую баллистическую ракету подводного базирования «Трайдент Д-5», которая имела более короткое время полета до достижения целей (в некоторых сценариях менее трех минут) и высокий уровень точности, который не только сделал возможным внезапное ядерное нападение на советскую территорию, но и поставил под угрозу сами системы — шахтные ракеты SS-17 «Периметр», которые должны были гарантировать эффективный ответный удар.
Чтобы дополнить систему периметра на базе SS-17, Советы обратились в конструкторское бюро Надирадзе с просьбой модифицировать «Пионер VTTX»/SS-20 так, чтобы он мог нести систему радиосвязи 15В99, подобную той, которая использовалась SS-17 для передачи кодов запуска сохранившимся советским ракетам. 249-й ракетный полк в Полоцке был выбран для эксплуатации этой новой ракеты, известной как «Горн». 249-й ракетный полк был расформирован в марте 1986 года и немедленно переоборудован для эксплуатации командной ракеты «Горн», которая проходила испытания на ракетном полигоне в Плесецке. 26 декабря 1986 года 249-й ракетный полк, оснащенный девятью командными ракетами «Горн», заступил на боевое дежурство в полном составе, причем по крайней мере три его мобильные пусковые установки
