Шелестов вышел проводить старого друга. Пока Быканыров осматривал и закреплял лыжи, майор думал: "Как много раз выручал меня этот надежный товарищ. И сколько раз еще доведется мне обращаться к его помощи?"
Он пожал руку охотника и стоял на ступеньках дома, пока Быканыров и Таас Бас не скрылись из глаз за строениями рудничного поселка.
"Теперь надо предупредить Якутск", – решил Шелестов, вернувшись в комнату.
– Сколько осталось времени до сеанса, Надюша?
Эверстова посмотрела на часы и ответила: тридцать две минуты.
– Ого! Не так уж много, – заметил Шелестов и, достав из полевой сумки карандаш и бумагу, сел за стол.
Подумав, Шелестов написал короткую телеграмму полковнику Грохотову:
"Полагаю, что напал на след преступников, которые скрылись в тайге. Принял решение преследовать их. Самолет отправил в Якутск. Прошу к его прилету подготовить офицера-оперативника, умеющего хорошо ходить на лыжах, и следующее, необходимое в тайге: недельный запас продовольствия, комплект сухих батарей для радиостанции, три пары лыж, палатку с печкой, две саперные лопаты, два бинокля, два компаса, четыре спальных мешка, походную аптечку. Кроме этого, прошу выяснять, кем и сколько времени работал на Джугджуре Белолюбский Василий Яковлевич. Прошу также прислать представителя судебной экспертизы для вскрытия тела Кочнева".
– Успеете зашифровать? – спросил Шелестов, подавая лист бумаги Эверстовой.
– Успею.
– Ну, а я лягу.
– Ложитесь, ложитесь, Роман Лукич. Ведь вам завтра рано вставать.
– А вам?
– Мне что, я все ночи сплю, а вы…
– Я тоже сплю, и сейчас вы в этом убедитесь.
Эверстова принялась зашифровывать радиограмму, а Шелестов, быстро раздевшись, залез под одеяло.
Закончив сеанс с Якутском, Эверстова закрыла радиостанцию, положила ее себе под подушку и, готовя постель, посмотрела в сторону майора. "Уснул, слава богу", – и она выключила свет.
Но она ошиблась. Шелестов не спал. Он размышлял над трагической судьбой инженера Кочнева.
"Как все это нелепо. Поехал человек в командировку и больше уже не вернется. А дома, в Москве, его ждут. Была у него, видно, семья, жена, дети… Знают ли они о том, что самый близкий для них человек погиб? Наверное, уже знают. Якутск, конечно, уведомил Москву. Кто же его убил? Белолюбский или этот "Красноголовый" – Шараборин?
Шелестову было не по себе. Сознание, что убийца инженера на свободе и даже еще не установлен, отравляло его отдых, отгоняло прочь сон.
Шелестову казалось, что он действует медленно, вяло, нерешительно, что на его месте кто-то другой действовал бы активнее и за это же время добился бы определенных результатов. Ему всегда так казалось. Да и в самом деле, не пора ли на сегодняшний день иметь в руках что-то более точное, чем одни предположения?
"А что более точное? – задумался майор. – Гм… самое точное – это дать ответ на вопрос, кто и с какой целью убил Кочнева. Пока, к сожалению, на этот вопрос может ответить лишь один человек – убийца. Но через несколько дней отвечу и я. Кое-что для меня уже ясно сейчас. Что к убийству Кочнева имеет отношение Белолюбский – это для меня уже решенный вопрос. Что во всей этой истории не последнюю роль играет план, над которым работал Кочнев, – в этом я убежден. Что Белолюбский не тот, за кого себя выдает, – истина, не требующая доказательств. А дальше… Дальше идет нагромождение фактов, конкретных фактов, между которыми я еще не вижу пока закономерной взаимосвязи. При чем здесь, например, взрывчатка? С какой стати Белолюбскому понадобилось брить чью-то рыжую голову? Что за человек приходил украдкой на рудник, и можно ли утверждать, что это именно "Красноголовый"?
Анализируя свои ощущения, Шелестов приходил к выводу, что не по себе ему было, главным образом, оттого, что он не смог сразу распознать в коменданте Белолюбском несоветского человека, авантюриста. А не распознав его, он допустил ошибку, доверился Белолюбскому и дал ему поручение.
Это ошибка, определенная и непоправимая, но… внутренний голос, между тем, протестовал:
"Ты что, майор, чародей, что ли, что хочешь, взглянув на человека, ставить вдруг безошибочный диагноз, честен он или нечестен, враг или друг! Нет, брат, это не так просто! И в твоих действиях я не вижу никакой ошибки. Ты лучше подумай вот над чем: допустим, что ты не дал никакого поручения Белолюбскому. Не дал и все. И тогда бы Белолюбский не исчез. И тогда бы твой друг, опытный охотник, не нашел подозрительных следов, идущих от пруда в тайгу. И тогда бы ты не попал в дом Белолюбского, не нашел бы рыжих волос, остатков взрывчатки, не заинтересовался бы личным делом коменданта. Видишь, что получается! И действуй ты не так, а иначе, возможно, что и до сегодняшнего дня у тебя бы в руках ничего не было… Да… вполне возможно…"
С отяжелевшей от долгих раздумий головой майор Шелестов забылся лишь под самое утро.
В ПОГОНЮ
Лейтенант Григорий Петренко вышел от полковника Грохотова около часу ночи в приподнятом настроении.
Секретарь полковника предупредил его:
– Машина у подъезда. Вы готовы?
– Вполне, – ответил Петренко и, подойдя к вешалке, начал одеваться.
– Вы так хотите лететь? – удивленно спросил секретарь.
– Нет, что вы, – улыбнулся Петренко. – Я уже почти северянин. Окончательно оденусь на аэродроме. Ну, привет, – и он подал руку секретарю…
Петренко быстро сбежал по ступенькам со второго этажа, уселся в закрытый "газик", и шофер тронул машину.
"Вот это да!" – подумал Петренко уже в дороге.
И действительно, где он только не побывал за последнее время. Семь суток ехал поездом чуть ли не через всю страну от Москвы до Большого Невера. От Невера через город Незаметный – центр Алданских золотых приисков, через хребет Холодникан, по скованной льдом Лене, пробирался четверо суток до Якутска автомашиной, а сейчас уже катил на аэродром, чтобы сесть в самолет. Его направляли в командировку, в распоряжение майора Шелестова, которого он в глаза не видел и который ожидал его где-то далеко, в тайге, на руднике со странным наименованием Той Хая. А там, как предупредил полковник Грохотов, придется иметь дело с оленями, лыжами, а возможно, и с кое-чем другим.
Петренко недавно исполнилось двадцать четыре года. С тех пор как он помнит себя, его неотразимо привлекал и манил к себе север. Его влекли далекие неизведанные пространства, суровые края, глухая, изрезанная звериными тропами, тайга. Его всегда волновали книги и фильмы о севере.
