раз окинул взглядом книжную полку, и взял с неё «Цветы для Элджернона». Так хотелось, чтобы Мики, читая хорошие книги, рос хорошим человеком…
Их встреча прошла сухо и безрадостно. Слава передал рюкзак, а Мики сообщил:
— В моих анализах не обнаружили наркоту.
— Я знаю.
Врач, перехватив Славу в коридоре, уже озвучил эту информацию, но на фоне всего происходящего она не вызвала особых эмоций.
Мики, насупившись, сказал:
— Я же говорил, что не наркоман.
Слава иронично усмехнулся:
— А знаешь, где обнаружили наркоту? В твоём рюкзаке в аэропорту.
Демонстративно подняв глаза к потолку, Мики перекинул рюкзак через плечо, буркнул: «Пока» и удалился из комнаты для гостей. Как обычно, задним числом, Слава пожалел о своей холодности: нужно было его похвалить. Он, кажется, этого хотел.
Славе не нравилось, что с ним происходило в последние два дня: раздраженный и взвинченный, будто заложник собственных эмоций, он злился на Льва, а срывался на детях.
Когда вернулся домой, отыгрался еще и на младшем. Ваня скакал кругами, пока Слава готовил ужин, и ноюще-требовательным тоном просил поиграть с ним в Майнкрафт. Слава, в лучших традициях, вывалил на Ваню все ужасные родительские фразы, пришедшие на ум: и «Хотеть не вредно», и «Я тебе русским языком говорю…», и «У меня от тебя уже голова болит».
Это было несправедливо, конечно: голова у него болела не от Вани. А ребёнок, надувшись, пошел играть один, и больше со Славой тем вечером не заговаривал.
Но, наверное, так не бывает, чтобы человеку слишком долго не везло, и ночью произошел самый удивительный момент в его отцовском опыте: его починили обратно. И всё снова обрело понятный смысл.
Обессиленный от навалившегося дня, Слава, смахнув покрывало с постели, хотел было сложить его в четверть, но, помедлив, прижался к мягкой ткани щекой, сел на пол возле батареи и расплакался. Горячий чугун жёг спину через футболку, но он не обращал на это никакого внимания: у него же разваливалась жизнь. Он снова там, где не хотел быть, и, если перед вылетом он знал ответ на вопрос: «Зачем?», то теперь определенно его забыл. Теперь в голову лезли десятки гораздо лучших и удачных решений помощи Мики, и ни одно из них не требовало возвращения в Россию. Ну, например, принудить его ходить к психотерапевту – если уж начал принуждать, то не все ли равно, к чему? Может, это и не полноценная реабилитация, но и Мики не такой уж запущенный пациент, разве нет?
Конечно, вся эта ситуация не требовала возвращения. Он вернулся, потому что дурак, потому что поверил, что что-то ещё может быть как раньше – и к чему это привело? К чайнику, пролетевшему в полуметре от его головы?
«Ну ты и кретин, - ругался он сам на себя. – Какие ещё нужны доказательства?»
Он старался быть тихим, не всхлипывать, не скулить – в общем, не издавать звуков. И когда дверь спальни неожиданно открылась, он резко поднялся с пола и первое, что захотел сделать, наорать на Ваню: «Ты что, забыл, как стучаться?!»
И даже набрал в грудь побольше воздуха для этой злой фразы, но Ваня, заметив размазанные разводы слёз на лице отца, замер на пороге, и теперь испуганно хлопал глазами, не решаясь двинуться ни назад, ни вперед. Наорать на испуганного ребёнка не так-то просто, особенно когда ты сам… Когда ты сам немножко испуганный ребёнок.
Слава с усталом вздохом спросил:
- Что ты хотел?
Ваня мигнул:
- Я уже забыл.
- Нужно стучаться, - напомнил Слава, поднимаясь и бросая скомканное покрывало на стул.
Как ни в чём не бывало, он принялся расстилать постель, а Ваня продолжал на него смотреть, сминая в пальцах края пижамной кофты с рождественскими оленем. Штаны тоже были рождественскими, в красную клетку, и немного свисали с похудевшего после больницы Вани. Слава сердито поднял взгляд.
- Ну что?
- Ты плачешь.
- Да, мне было грустно. Уже всё в порядке.
- Что-то с Мики?
В голосе Вани послышались тревожные нотки, и Слава интенсивно замотал головой:
- Нет-нет, с ним всё хорошо.
- Лев тебя обидел?
Слава усмехнулся: не: «Что-то со Львом?», а: «Лев тебя обидел». Надо же…
- Вань, это взрослые проблемы.
- Значит да.
- Я не буду это с тобой обсуждать, - однозначно сказал Слава.
- Почему? – поинтересовался Ваня, проходя в спальню и ложась поперек родительской кровати, не спросив разрешения.
Слава, не найдя, что ответить на такую наглость, растерянно произнёс:
- Я не хочу обсуждать с тобой то, что тебя не касается. Это… не детская история, ясно?
- Это меня касается, - запротестовал Ваня. – Это же про Льва.
- Он твой отец.
- И что?
- Не хочу, чтобы ты думал, что он какой-то… плохой.
- Всё в порядке, - заверил Ваня. – Я уже давно так думаю.
Слава обессиленно опустился на край кровати, повернувшись к сыну.
- Иди спать, а?
Ваня раскинул руки по сторонам, развалился поверх одеяла, и мечтательно произнёс:
- Вот бы поспать на такой огромной кровати…
- Предлагаешь кроватями махнуться? – усмехнулся Слава.
- Можно полежать с тобой?
Слава вздохнул, и неспешно опустился на кровать рядом с Ваней: тоже поперек, только с другой стороны. Так и легли: плечом к плечу, но вверх ногами. Ваня, обрадовавшись, прижался носом к Славиной щеке, как ласковый пёс, и горе-отец наконец рассмеялся. Нос у Вани тоже был, как у пса – холодный.
Мальчик перевернулся на бок, в сторону Славы, и неожиданно мягко провёл ладонью по его жестким чуть вьющимся волосам.
- Не грусти, - негромко попросил он.
- Не буду, - шепотом отозвался Слава.
- Обещаешь?
- Ну, совсем не грустить я тоже не могу.
- Почему?
- Всем иногда грустно. Тебе ведь бывает грустно?
- Да, - согласился Ваня. – Например, сейчас.
- А сейчас почему?
- Потому что грустно тебе.
Славе стало стыдно и неловко за свои слёзы, и за то, что не придумал, как их объяснить по-другому. Может, и надо было сказать, что что-то с Мики… Что переживает, например. Просто переживает. А теперь Ваня будет думать черт-те что.
Сделав вид, что неожиданно вспомнил об этом, Слава неуклюже сменил тему:
- Как там, кстати, Нина?
- Мы ещё не виделись, - насупился Ваня. – И она пока не отвечает.
- Скоро ответит, - сказал Слава.
Просто так сказал. Он не очень
