Юноша расстался со своей чудесной покровительницей с чувством благодарности и почтения. Запомнив дом и улицу, он пошел обратно на базар.
Вернувшись на базар, он пришел как раз вовремя, чтобы защитить и выручить своего хозяина Калум-бека. Перед лавкой была страшная давка. Мальчишки плясали вокруг купца и издевались над ним, а старики хохотали. Сам он дрожа от ярости и в большом смущении стоял перед лавкой, с шалью в одной руке и женским покрывалом в другой. Эта странная сцена произошла вследствие одного обстоятельства, случившегося в отсутствие Саида. Калум встал перед дверьми лавки вместо своего красивого слуги и начал зазывать покупателей, но никто не хотел покупать у отвратительного старика. В это время по базару проходили двое мужчин с намерением приобрести подарки своим женам. Что-то отыскивая, они уже несколько раз прошли мимо лавки и теперь шли назад, оглядываясь по сторонам.
Заметив это, Калум-бек, думая извлечь какую-нибудь пользу, закричал:
– Сюда, господа, сюда! Что вам угодно? Вот прекрасные покрывала, великолепный товар!
– Добрый старичок, – заметил один, – может быть, твои товары и хороши, но жены у нас с причудами; к тому же в городе вошло в обычай ни у кого не покупать покрывала, кроме как у красивого приказчика Саида. Мы уже с полчаса ходим повсюду, разыскиваем его и не находим. Не можешь ли сообщить нам, где его найти? В другой раз мы что-нибудь купим и у тебя.
– Слава Аллаху! – воскликнул Калум-бек скаля зубы. – Сам Пророк привел вас к настоящим дверям. Вы хотите купить покрывала у красавца Саида? Ну и пожалуйте сюда, это его лавка!
Один из мужчин рассмеялся над маленькой и безобразной фигурой Калума и над его уверением, что он и есть красивый приказчик. Другой же, полагая, что Калум хочет сыграть над ним шутку, не остался в долгу и крепко выругал его. Калум-бек вышел из себя. Он призывал в свидетели соседей, что именно его лавка называется «лавкой прекрасного приказчика». Но соседи, завидовавшие ему вследствие того, что с некоторого времени он приобрел много покупателей, ничего не хотели знать. Тогда оба мужчины ожесточенно напали на старого обманщика, как они его назвали. Калум защищался больше криками и бранью, чем кулаками, и таким образом собрал у своей лавки толпу народа. Полгорода знало его за скупца и скрягу, и все окружающие были рады тумакам, которые он получал. Один мужчина уже поймал его за бороду, но его кто-то схватил за руку и одним пинком свалил на землю, так что его тюрбан упал, а туфли отлетели в сторону.
Толпа, которой, по-видимому, очень хотелось видеть, как будут колотить Калум-бека, стала громко негодовать, а товарищ поваленного оглянулся на того, кто осмелился свалить его друга. Но увидев перед собой высокого, сильного юношу, со сверкающими глазами, не решился напасть на него, так как, кроме того, Калум, которому его спасение казалось чуть ли не чудом, начал кричать, указывая пальцем на молодого человека:
– Ну, чего вам еще нужно? Вот он, господа, перед вами! Вот Саид, красивый приказчик!
Кругом все громко смеялись, прекрасно понимая, что Калум-бек терпел напрасно. Свалившийся мужчина сконфуженно поднялся и прихрамывая пошел со своим товарищем дальше, не купив ни шали, ни покрывала.
Калум-бек, введя в лавку своего слугу, воскликнул:
– О ты, звезда всех приказчиков, венец базара! Право, вот это я называю прийти вовремя и приложить руки к делу! Ведь малый очутился на земле, как будто он никогда не стоял на ногах, а я… я не нуждался бы больше в цирюльнике, чтобы причесывать и помадить себе бороду, если бы ты пришел двумя минутами позже. Чем я отплачу тебе за это?
То было только внезапное чувство сострадания, которое руководило мыслями и действиями Саида. Теперь, когда это чувство прошло, он почти раскаивался, что избавил злого человека от примерного наказания. Будь в его бороде дюжиной волосков меньше, думал Саид, он сделался бы на двенадцать дней кротким и сговорчивым. Однако Саид постарался воспользоваться благодушным настроением купца и выпросил у него, в благодарность за услугу, позволение пользоваться одним вечером в неделю для гулянья или для чего бы то ни было. Калум согласился, отлично зная, что его подневольный слуга слишком благоразумен, чтобы бежать без денег и хорошей одежды.
Вскоре Саид достиг желаемого. В ближайшую среду, день, когда молодые люди высших сословий собирались на общественной площади города для военных упражнений, он сказал Калуму, что хочет воспользоваться этим вечером для себя. Получив позволение, он тотчас отправился на ту улицу, где жила фея, и постучался в дверь. Дверь сейчас же распахнулась. Слуги, по-видимому, уже были уведомлены относительно его прихода, потому что, не спрашивая о его желании, повели его по лестнице в роскошную комнату. Там ему прежде всего подали умывание, которое должно было сделать его неузнаваемым. Смочив им лицо, он взглянул в металлическое зеркало и почти не мог узнать себя сам. Лицо его стало загорелым от солнца, появилась великолепная черная борода, и вообще у него был вид по крайней мере на десять лет старше, чем на самом деле.
Затем его повели в другую комнату, где он нашел полное великолепное одеяние, которое не постыдился бы надеть сам калиф багдадский в тот день, когда в полном блеске своего великолепия он производит смотр войскам. Кроме тюрбана из тончайшей ткани с застежкой из брильянтов и высоких перьев цапли, кроме одежды из тяжелой красной шелковой материи, затканной серебряными цветами, Саид нашел там панцирь из серебряных колец, сделанный так искусно, что при каждом движении тела он сгибался, и в то же время настолько крепкий, что его не могли пробить ни копье, ни меч. Дамасский клинок в богато украшенных ножнах, с рукояткой, осыпанной камнями, которым, по мнению Саида, не было цены, дополнял его воинский наряд. Когда в полном вооружении Саид вышел за дверь, один из слуг подал ему шелковый платок и сказал, что этот платок посылает ему хозяйка дома. Если Саид вытрет им лицо, то борода и смуглый цвет кожи тотчас же пропадут.
Во дворе дома стояли три прекрасных лошади. Саид вскочил на самую лучшую, двое слуг – на остальных, и он весело поехал к площади, на которой должны были происходить военные игры. Блеск его одежды и великолепное вооружение привлекали к нему взоры всех людей, а когда он въехал в круг, образованный толпой, то поднялся всеобщий шепот изумления.
Это было блестящее собрание храбрейших и благороднейших багдадских юношей. Даже братья калифа гарцевали на конях, покачивая своими копьями. Когда Саид въехал, никем, по-видимому, не узнанный, к нему подъехал с несколькими товарищами сын великого визиря и, почтительно поклонившись, пригласил принять участие в их играх и спросил о его имени и родине. Саид отвечал, что его зовут Альмансор и он приехал из Каира; теперь он путешествует и, наслышавшись так много о храбрости и ловкости багдадских юношей, не удержался, чтобы не посмотреть их и не поучиться у них искусству. Молодым людям понравились осанка и мужественный вид Саида-Альмансора. Приказав подать ему копье, они предложили ему выбрать партию, так как все общество было разделено на две партии, чтобы вступать в борьбу как один на один, так и отрядами.
Но если уже внешность Саида привлекала к нему внимание, то теперь еще более изумлялись его необыкновенной ловкости и проворству. Его лошадь была быстрее птицы, а меч еще проворнее свистел по всем направлениям. Саид бросал копье так легко, на такое расстояние и так метко, словно это была стрела, пущенная из верного лука. Он побеждал самых храбрых из противной партии и по окончании игр был так единодушно провозглашен победителем, что один из братьев калифа и сын великого визиря, сражавшиеся на его стороне, стали упрашивать его сразиться также с ними. Брата калифа, Али, он победил, но сын великого визиря сопротивлялся ему так мужественно, что после продолжительной борьбы они сочли за лучшее отложить решение на следующий раз.
На другой день после этих игр весь Багдад только и говорил, что о прекрасном, богатом и храбром иностранце. Все видевшие его, даже побежденные, были восхищены его благородным обращением, и Саид собственными ушами слышал, как об этом говорили в лавке Калум-бека и только выражали сожаление, что никто не знает, где он живет. На следующий раз Саид нашел в доме феи еще более прекрасное платье и вооружение еще драгоценнее. На этот раз столпилась половина Багдада, и сам калиф смотрел с балкона на это зрелище. Он тоже удивлялся чужестранцу Альмансору и по окончании игр повесил ему на шею большую золотую медаль на золотой цепи, чтобы выразить ему свое изумление. Эта вторая, еще более блестящая победа сделала только то, что возбудила зависть среди молодых людей Багдада. «Возможно ли, – говорили они между собой, – чтобы иностранец, прибывший сюда, в Багдад, отнимал у нас славу, честь и победы! Неужели он будет хвастаться в других местах, что среди цвета багдадской молодежи не нашлось ни одного, кто мог бы сравняться с ним и взять верх?» Так они говорили и решили в ближайшие военные игры напасть на него, как бы случайно, впятером или вшестером.
