Грациелла Лучано не покидала зала суда до самого конца дневного заседания. О своем решении убить Кароллу она никому не рассказала, она решила, что в одиночку осуществит правосудие, в котором было отказано ее сыну Майклу, и сделает это завтра утром.
Тереза опустила занавеску, отошла от окна и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказала:
— Мама едет, я слышу мотор «роллс-ройса».
С такого расстояния Тереза не могла видеть, что Грациелла сама сидит за рулем. Мойра забарабанила длинными кроваво-красными ногтями по маленькому столику.
— Вообще-то можно было рассчитывать, что она будет ждать нас здесь.
Мойра посмотрела на свои руки и нахмурилась. Столик оказался пыльным.
— Похоже, старой служанке нужны помощники, она одна не справляется. В моей комнате тоже все покрыто слоем пыли.
София достала из золотого портсигара сигарету и чиркнула золотой зажигалкой «Данхилл». Она двигалась плавно, как танцовщица. Закурив, она бросила зажигалку и портсигар обратно в черную сумочку из мягкой кожи.
— Скажи, София, сколько сигарет ты выкуриваешь в день?
— Не знаю, много. Можно мне выпить?
Тереза покосилась на часы и пробурчала, что, пожалуй, рановато. Не было еще и пяти.
Снаружи послышался лязг металла. Тереза снова посмотрела в окно.
— Господи, машина врезалась в столб ворот! Глазам не верю, Грациелла за рулем! Она сама ведет машину!
София улыбнулась:
— Придется поверить. Ты бы видела, во что она превратила бронированный «мерседес».
— Куда же девался шофер? На воротах нет ни одного охранника, и за садом, насколько я могу судить, никто не ухаживает, он в ужасном состоянии. Как можно так запускать виллу?
Все четыре женщины в ожидании смотрели на двойные двери. Они услышали голос Грациеллы, потом послышались шаги на лестнице. Неожиданно появилась Адина. София попросила ее принести бутылку шампанского и бутерброды, а сама вышла из комнаты, чтобы позвать свекровь. Вскоре она вернулась. Закурив очередную сигарету, София произнесла:
— Мама устала, она встретится с нами в восемь часов за обедом. Нас просили одеться.
— А кто еще будет? Марио Домино придет?
— Нет, Тереза, не придет, примерно неделю назад он умер.
Тереза сняла очки.
— Мне никто не сказал. Почему мама мне не сказала?
— Что ж, теперь ты знаешь.
Адина принесла поднос со стаканами и бутылку шампанского. София жестом показала горничной, чтобы та поставила поднос рядом с ней, затем открыла шампанское и разлила по четырем стаканам.
— Я же сказала, что не хочу пить! — резко бросила Тереза.
— Знаю, это для Адины.
Адина смущенно приняла стакан и лишь пригубила шампанское, затем тихо вышла из комнаты.
— Ну раз она не спускается к нам, пойду приму душ. Пойдешь со мной, Роза?
— Нет, я еще не допила шампанское.
Тереза ушла и закрыла за собой дверь. Мойра стала выбирать глазами бутерброд.
— Роза, она всегда такая раздражительная?
— Нет, тетя Мойра, но в последнее время у нее были довольно серьезные причины для волнений. Она, знаете ли, вроде как потеряла мужа.
София укоризненно посмотрела на девушку.
— Роза!
— Простите. Я просто не могу видеть, как мы все ходим на цыпочках друг вокруг друга, когда на самом деле нам хочется завизжать, во всяком случае, мне. Этот дом похож на морг, я жалею, что приехала сюда.
— А я нет, — сказала Мойра, подливая себе шампанского. — Совсем не жалею, потому что мне очень нужны деньги. Как же я ждала этой телеграммы! Ваше здоровье!
— Что ж, тетя Мойра, по крайней мере вы искренни. Тетя София, как себя чувствует бабушка?
— Думаю, нормально, но мы с ней почти не разговаривали. За обедом мы все ее увидим.
София достала маленький флакончик с пилюлями и проглотила одну, запивая шампанским. Затем подошла к двери и грациозно развернулась.
— Я пойду прилягу.
Мойра допивала шампанское, все еще продолжая выбирать бутерброд.
— Роза, ты ведь не расскажешь про то, что произошло тогда ночью в Атлантик-Сити, правда?
— С какой стати мне рассказывать? Пожалуй, я пойду приму ванну.
— Эй, не оставляй меня. Я не хочу оставаться одна в этом жутком месте.
— Вы и не одна, мы все здесь. Увидимся позже.
Роза вышла из комнаты, не потрудившись закрыть за собой дверь. Мойра поспешила следом.
Большой стол, за которым легко могли бы разместиться пятнадцать человек, был застлан белоснежной накрахмаленной скатертью, и по сравнению с широким пустым пространством та часть стола, где был сервирован обед на пятерых, казалась загроможденной. В этот вечер было подано лучшее столовое серебро; тяжелые ножи и вилки, украшенные монограммой в виде большой буквы «L», Адина отполировала до блеска. Обеденный сервиз из тончайшего фарфора — свадебный подарок Грациелле от мужа — сверкал так, как будто тоже был отполирован. Рядом с каждым прибором стояло по пять стаканов из граненого хрусталя, в разных местах в пределах досягаемости возвышались графины с красным и белым вином, в центре стола — огромный серебряный канделябр на девять свечей.
Четыре женщины дожидались появления Грациеллы. София, ошеломляюще прекрасная в своем черном платье от Валентино, превосходно оттеняющем матовую белизну ее кожи и блеск темных глаз, выглядела очень изысканно. Тереза тоже приложила усилия к тому, чтобы хорошо выглядеть, но ее черное платье отстало от моды и неважно сидело. Роза надела простое черное платье из блестящего атласа с короткими рукавами. Платье было явно дешевое, однако на хорошенькой девушке выглядело вполне пристойно. С короткими волосами, торчащими во все стороны неровными пучками, и без единого украшения Роза казалась даже моложе своих двадцати лет. Чрезмерно густой макияж, наложенный вокруг больших карих глаз, только подчеркивал отсутствие губной помады и тонального крема.
Лицо Мойры, напротив, покрывал слой грима чуть ли не в дюйм толщиной. Кудрявые волосы — результат химической завивки — стали жесткими от лака, вся она сверкала фальшивыми бриллиантами колец, ожерелья, браслетов и длинных висячих серег. На ее черном платье по вырезу горловины и по подолу поверх туго накрахмаленной многослойной нижней юбки шли пышные оборки. Когда женщины расселись по местам, как-то так получилось, что Мойра оказалась чуть в стороне от остальных.
Грациелла вошла в комнату величаво, как герцогиня. Еще до того как женщины успели решить, следует им встать или нет, Адина уже усадила хозяйку за стол. Разлили вино, и Грациелла подняла стакан, чтобы провозгласить тост:
— За всех вас. Спасибо, что приехали, и благослови вас Бог.
Женщины чокнулись и выпили, но сама Грациелла лишь пригубила вино. Обстановка за столом была довольно натянутой. Наконец Адина подала суп из раков и горячие булочки, и все принялись за еду.
В кузнице было нестерпимо жарко от горна. Громкий лязг молота, перековывающего камеру сгорания, заставлял стоящих в кузнице мужчин морщиться. Лука внимательно наблюдал за каждой операцией, задавал вопросы, а однажды даже надел защитную маску и подошел совсем близко, наблюдая, как мастер обрабатывает металл.
Старый ремесленник, ему было около восьмидесяти, действовал методично и невыносимо медленно. Он очень гордился своей работой и придирчиво оценивал результат каждого этапа. Он предупредил, что придется отлить и специальные пули — оружие такое старое, что к нему не подойдут никакие боеприпасы из имеющихся в его запасах.
Данте посмотрел на часы.
— Долго еще?
— Четыре-пять часов, — ответил старик.
Данте выругался.
— Синьор, я профессионал, мне нужно еще переделать боек, а потом потребуется подгонка. Вся проблема в длине ствола.
— Делайте все, что считаете нужным, синьор. Как вы верно отметили, вы профессионал, так что я вас понимаю. — Лука покровительственно похлопал старика по плечу, потом отошел к Данте и небрежно заметил: — Думаю, когда работа будет закончена, его лучше убрать.
Данте фыркнул и покачал головой:
— Поверь мне, он не станет болтать, ему восемьдесят лет.
Глаза Луки блеснули.
— Я тоже профессионал, синьор, а этот старик — отличный свидетель.
Грациелла дождалась, пока Адина поставит на стол поднос с кофе и выйдет из комнаты. Прежде чем приступить к разговору, она хотела быть уверенной, что им никто не помешает. Наконец она заговорила на сицилийском диалекте.
— Защита потребовала, чтобы подсудимым были зачитаны вслух все показания по делу. Если правительство не предоставит судье полномочия отказать им в этом праве, Пол Каролла выйдет на свободу.
— А разве его не собираются судить в Штатах по обвинению в торговле наркотиками? — резко сказала Тереза. — Не верю, что в этой стране обвиняемым будут предоставлены их так называемые права, пусть они даже предусмотрены законом. В Палермо процесс не сходит с первых страниц газет, о нем пишут по всему миру.
