всё это пригодится. - Шарп говорил настолько очевидные вещи, что мог любого свести с ума.
- Я думал, со всеми вычислениями и расчетами мы уже закончили. Господь свидетель, как же я ошибался. - Причин для радости у Джо не было, хотя о двигателях он знал немало.
- Я тоже не в восторге, но уйти мы уже не можем. Придется работать. - Шарп снова оказался прав. Джо не стал его бить. Ответить, почему, он бы не смог, даже, если бы от этого зависела его жизнь.
Коммандер Минору Гэнда работал в кабинете в Гонолулу, который раньше занимал офицер ВМС США. Помещение было гораздо просторнее, чем те, что обычно занимали японские офицеры, но в остальном, ничем от них не отличалось. Работа Гэнды тоже была вполне обычной. Это немного раздражало его. Он бы не возражал, если бы его перевели сражаться куда-нибудь на Филиппины или в Голландскую Ост-Индию. Здесь слишком тихо. Он искал новых вызовов, новых битв.
Прошло всего минут десять, как он расстался с этой мыслью, как вдруг в кабинет вбежал взволнованный радист.
- Господин, разведка засекла два американских авианосца, направляющихся в сторону островов!
- Ну и ну, - задумчиво произнес Гэнда. Он был удивлен. Он не ожидал, что американцы решатся напасть на Гавайи. - Давай подробности.
- Подробностей нет, господин, - ответил радист. - Сообщение с лодки-разведчика оборвалось в самой середине.
- А, ясно. Понимаю, - сказал Гэнда. Более подробной информации от разведчиков получить не удастся. От духов погибших воинов храма Ясукуни, ничего не добиться. Нужно думать о том, как наказать американцев за проявленную глупость. - На "Акаги" и "Сорю" передали?
- Так точно, господин, - сказал радист. - Капитан Хасэгава сказал, что хочет, чтобы американцы подошли ближе, чтобы он мог выпустить самолеты. Им и так придется подходить ближе, чтобы атаковать Оаху.
- Hai. Honto, - сказал на это Гэнда. Именно поэтому лодки-разведчики находились так далеко - в тысяче километров к северу и востоку от Гавайев. Ни один палубный бомбардировщик не способен пролететь такое расстояние и вернуться обратно. Гэнда взглянул на часы. Почти три. Он бы совсем не удивился, если бы американская эскадра шла к Оаху всю прошлую ночь, как японцы в декабре. Размышляя вслух, он сказал:
- На нашей стороне был фактор внезапности. Нас они на этом не поймают. К завтрашнему утру мы будем полностью готовы к встрече.
- Да, господин. Хотите, чтобы я что-то передал на авианосцы?
- Только одно: удачной охоты.
Взлетно-посадочная полоса аэродрома Халеивы была самой красивой в мире. Позади зарослей пальм и травы виднелся пляж и ровная бирюзовая полоса Тихого океана. Но ни красота, ни идеальный климат не волновали лейтенанта Сабуро Синдо. Когда он смотрел на север, то думал лишь об упущенной возможности. Как только он переехал на берег, американцы решили сунуть голову в пасть тигра. Ими займутся пилоты, оставшиеся на борту "Акаги" и "Сорю". А он...
Подобно тому самому запертому в клетке тигру, он расхаживал взад-вперед по взлетной полосе. Остальные пилоты внимательно следили за его перемещениями. Лейтенант бросил на них взгляд, затем замер так, чтобы они смотрели на запад, в сторону заходящего солнца.
- Надеюсь, нам не повезет, - сказал он. - Надеюсь, тем, кто сейчас на авианосцах удастся найти и потопить американцев раньше, чем они завершат ночной бросок на Оаху. Но если им этого не удастся, утром мы увидим американские самолеты у себя над головой. Понятно?
- Hai! - хором ответил строй пилотов.
- Было бы неплохо, - бросил Синдо. - Потому что до их прибытия вы будете сидеть и ждать. Сидеть и ждать, чтобы они пожалели о том, что решили появиться у берегов этого острова. Вы понимаете?
- Hai! - снова ответил строй.
Синдо нахмурился.
- Тогда, ладно. Я останусь с вами и буду наблюдать. Любой, кто упустит хоть одного американца, хоть одного, слышите? - будет отвечать передо мной. По сравнению с любым самым вонючим янки, я намного опаснее. Вам понятно?
- Hai! - в третий раз ответили пилоты.
- Вот и хорошо. - Синдо повернулся к ним спиной. - Свободны. - Он слышал ворчание своих людей, но оборачиваться не стал. Пусть ворчат. Если они боятся его, врага они бояться не будут. Волновало его лишь это.
Выдергивая сорняк, Джейн Армитидж сломала ноготь. Она даже не выругалась и не из-за того, что не хотела выглядеть неподобающе для леди. Ей до этого больше не было никакого дела. В эти дни не стоило переживать из-за сломанного ногтя. Она взглянула на руки. До войны единственное, что портило их внешний вид - это небольшая мозоль на среднем пальце правой руки, писательская мозоль. Теперь желтые наросты покрывали всю ладонь. Пальцы изрезаны и покрыты шрамами. Ногти... о них вообще уже можно не думать. Выглядели они ужасно и до того, как сломался этот. Она быстро откусила остатки. Зачем тратить время и ходить домой за ножницами? После чего Джейн вернулась к работе.
Скоро этот день закончится. Солнце уже закатывалось за хребет Ваиана. Она примет душ, недолгий и холодный, но это будет настоящий душ. Затем пойдет на ужин. Она удивилась тому, какую необычайно важную роль для неё стала играть еда, когда её стало не хватать. От мыслей об ужине в желудке Джейн заурчало. После еды, урчание не стихнет.
Всегда мало... Все в Вахиаве становились худее с каждым днем. То же самое можно было сказать о любом на Оаху, о каждом жителе Гавайских Территорий, но с началом войны Джейн никуда из Вахиавы не выбиралась. Ей казалось, что она вернулась назад во времени, как в повести Герберта Уэллса. Разве она не похожа на жалкого крестьянина из Средневековья, на всю жизнь связанного со своим крошечным клочком земли?
Джейн перестала дергать сорняки. На этот раз не из-за сломанного ногтя. Где-то вдалеке слышался гул. Она нахмурилась. Японцы летали не так часто, как ВВС США до того, как Гавайи сменили владельца. Возможно, это из-за того, что им не хватало топлива. Либо они считали, что
