Мы гордимся тем, как хорошо вы выучили немецкий язык. Но с тех пор как вы поступили в университет… Эти радикальные студенческие группы оказывают на вас не очень хорошее влияние. Наша церковь выступает за мир и примирение.
– Я лишь сказала, что мы живем под оккупацией. Иисус жил под оккупацией!
Люди повернулись в ее сторону.
– Вы злитесь, Амаль. Злость приводит к ненависти, и…
– Я просто говорю правду!
– Сейчас я дам вам хороший совет, – тихо, но резко прервал ее священник. – Если вы хотите жить в нашей стране, вы должны знать нашу историю. И нашу ответственность. Потому что мы, немцы, знаем, к чему это приводит.
– Что?
– Ненависть к евреям. Так все здесь и начиналось. И слова превратились в дела!
Амаль была потрясена. Она собралась с мыслями, потом сказала дрожащим голосом:
– У вас есть друзья-евреи? Я никогда не видела, чтобы вы приглашали евреев. В проповеди вы говорите о Вифлееме и Иерусалиме. Но вы там никогда не были.
– Какое отношение это имеет к…
– Мы боремся против сионизма. Не против евреев. Когда вы, немцы, убивали евреев, я была еще ребенком в Яффе. У нас были друзья-евреи. Они приходили к нам на Рождество, а мы к ним – на Хануку.
– Вы, немцы, – повторил священник, качая головой. Его лицо раскраснелось. Амаль смотрела на него с вызовом. Наступившее молчание было ужасно; нить разговора оборвалась – очевидно, она задела его больное место. – Вы должны быть рады, что мы вас приняли, – наконец произнес он. – И, прежде чем читать нам, немцам, морали, приберитесь перед своей собственной дверью!
Амаль заметила устремленные на нее ошеломленные взгляды. Она еле сдерживалась, но взяла себя в руки и вернулась к столу, перед которым замер Мориц.
– Какие фигурки вас интересуют? – спросила она.
– Святое семейство, – ответил Мориц.
– Восемнадцать марок, пожалуйста.
Амаль аккуратно завернула фигурки в бумагу для сэндвичей и протянула ему. Мориц отметил, что она сохраняет самообладание, в то время как позади нее священник тихо, но сердито разговаривал с прихожанами. О наглости студентов в наше время. И зачем он вообще разрешил мусульманам жить здесь. Амаль взяла свою куртку со стула и обернулась к священнику:
– Я не хочу нарушать ваш покой. Я найду себе комнату. Спасибо за гостеприимство.
И ушла.
* * *
Мориц пошел следом за ней, но на расстоянии. Он остановился у дверей приходского центра, наблюдая, как Амаль под снегопадом переходит улицу. Она подошла к телефонной будке. Стекла были запотевшими, внутри кто-то разговаривал по телефону. Амаль ждала. Переступая с ноги на ногу от холода. Попыталась зажечь сигарету, но зажигалка была мокрой. Мужчина в телефонной будке повернулся к ней спиной, чтобы спокойно разговаривать дальше. Мориц решил подойти.
– Я не хочу вмешиваться, – вежливо сказал он, – но вы были правы. Не бывает жизни вне политики.
Он протянул ей зажигалку, она сначала проигнорировала его жест, но потом прикурила. Девушка избегала смотреть ему в глаза, чтобы он не заметил, что она плакала.
– И пока в мире нет порядка, нельзя оставаться нейтральным, – сказал Мориц.
Казалось, она почувствовала, что он понимает что-то в ее реальности, чего не понимают другие. Но ничего не сказала.
– В любом случае, спасибо за Марию и Иосифа. И добро пожаловать в Германию. Ahlan wa sahlan.
Он повернулся, чтобы уйти. Ее лицо просветлело.
– Вы говорите по-арабски?
– Несколько слов.
– Почему?
– Ах, когда я был в вашем возрасте, меня засунули в солдатскую форму и отправили в Северную Африку. Но никто не учил нас говорить на арабском. Только стрелять.
Амаль смотрела на него так, словно сомневалась, можно ли ему доверять.
– С тех пор я пытаюсь снова вести нормальную жизнь, – сказал он.
– И как, получается?
Он отвел глаза, затем ответил:
– По крайней мере, я могу понять, как вы чувствуете себя здесь, чужой.
Они помолчали, наблюдая, как снежинки падают на их ботинки и тают.
– Вы приехали из непростого региона, – сказал Мориц.
– Это самая красивая страна в мире. Поэтому все хотят ее. Вы когда-нибудь там бывали?
– Нет.
Человек в телефонной будке закончил говорить, повесил трубку и вышел. Мориц попрощался, пожелав Амаль всего хорошего.
– Счастливого Рождества, – сказала она. Через мгновение Мориц услышал сзади ее голос: – Извините!
Он обернулся.
– У вас не найдется десяти пфеннигов?
Он вернулся и дал ей монету. Улыбнувшись ему, Амаль закрыла дверь кабинки. Он ушел.
* * *
Свернув за угол, Мориц в нерешительности остановился. Надо было уйти. Чтобы осталось впечатление случайной встречи. Непреднамеренно появился и бесследно исчез. Почему он повернул назад? Это была ошибка. Но в Амаль было что-то такое, что ему не хотелось отпускать.
Она удивилась, когда он снова оказался перед телефонной будкой, смущенно улыбаясь. Она закончила разговор, который велся на арабском языке, и открыла дверь.
* * *
– Послушайте… я фотограф, – сказал он и протянул ей свою визитную карточку. – Я работаю для разных журналов. Может быть, я смогу как-нибудь поснимать вас?
– Я же не модель.
– Нет, я имею в виду сделать культурный портрет. Кто вы, как здесь оказались, чем занимаетесь. Уже то, что вы из Вифлеема, – это хорошая история.
– Нет.
– Почему нет?
– Знаете, почему я переезжаю оттуда? Люди хотят погладить меня по голове: бедное дитя из Вифлеема, заходите к нам как-нибудь, на кофе с пирожными. Но когда я рассказываю им о себе, то есть рассказываю по-настоящему, они вдруг замолкают. И никогда больше меня не зовут. – Амаль отвернулась, как будто сказала слишком много. – Простите, мне нужно идти…
– Я не прошу ответа прямо сейчас. Подумайте об этом.
Она ушла не попрощавшись.
Он не мог сказать наверняка, не заподозрила ли она чего-то? Похоже, он ей понравился. Но он слишком поторопился и из чувства взаимной симпатии перепрыгнул сразу через пару ступенек. Не зря же существуют правила сближения с объектом. Но, возможно, встречи, дающие жизни новое направление, всегда нарушают какое-то правило.
* * *
Мориц встретился с Ронни на рождественском рынке на Мариенплац. Они пили глинтвейн и ели пряники. На Морице было зимнее пальто, а на Ронни – тонкая кожаная куртка, которую он носил в любую погоду. Он был крепкого телосложения, и, казалось, его сила не дает ему замерзнуть. Он незаметно передал Морицу конверт. Внутри были список имен, фотографии и наличные деньги. Он спросил, не нужно ли Морицу еще что-нибудь. Тот ответил, что нет. Затем они пошли к припаркованной машине Морица. Пока он счищал снег со стекол, Ронни со смехом спросил, почему он все еще ездит на этом, как он выразился, «гитлермобиле». Давно пора обзавестись автомобилем, соответствующим его
