В объятиях бабочки
1
Порой мы думаем, что жизнь всего лишь череда, сменяющих друг друга дней, напоминающих калейдоскоп, узор которого неуловимыми яркими пятнами проносятся перед взором. И красоту этих проходящих дней, наполненных любовью, радостью и счастьем мы порой и не успеваем оценим. За яркими пятнами колейдоскопных рисунков мы не видим узор витиеватых линий наших мыслей, чувств, надежд. Именно они – эти невидимые нити линий есть жизнь, но, к сожалению не сами мы наносим этот узор линий на полотно жизни.
Карлыгаш шла с работы, уверенно ступая своими широкими и пыльными в открытых сандалиях ногами по утоптанной тропинке через парк домой. Молоденькие деревца, словно ветки, воткнутые в сухую рыжую землю, не давали ни тени, ни прохлады, некоторые из них и вовсе едва достигали роста высокой женщины. Солнце ещё стояло высоко, рассеивая по земле чуть покосившуюся тень. «Опять будет жаркий и душный вечер», – подумала Карлыгаш, одёргивая со своих широких плеч, прилипшее к телу цветастое платье. Объёмная хозяйственная сумка большим тёмным баулом оттягивала ей руку, выдавая недюжею мужскую силу в руках. Рыжая пыль клубилась за ней, оседая на сухой стянутой коже ног, окрашивая их в один цвет с обувью.
Скрипнув железной дверью, она вошла во двор своего хозяйства. Всё было привычно. Ничто не радовало и не угнетало взгляда. Её ждал самый обычный суетный вечер, когда Карлыгаш торопилась закончить положенные к этому часу дела: собрать во двор скотину, надоить молока, отделить сливки, накормить семью ужином и, наконец, лечь в постель после очередного трудного дня, так похожего на все предыдущие.
Она домывала последние чашки, машинально раскладывая их на решётчатой сушилке для посуды. Ее раздражала накопившаяся за день усталость и намерение старших детей улизнуть из дома, чтоб провести полночи где-то на улицах: «Опять бездельники проболтаются всю ночь, завтра к обеду только встанут. Скорее подросли, да женились бы», мыслью о женитьбе взрослеющих сыновей, она подводила какую-то только ей известную итоговую черту только ей известном арифметическом сложении:
– Ербол, куда опять собрались? Кто утром выгонит коров, ты или Болат? Бабушка заболела, не буду ее будить, а то совсем ослабнет.
– Ма-а, что ты ругаешься, походим немного с пацанами и придем. А рано утром разбуди Айгерим с Ботагоз, все равно все утро не спят – хихикают, нам спать не дают.
– Когда же вы уже нагуляетесь со своими пацанами? Ботагоз, отнеси бабушке айран1 в той желтой чашке, и спать ложитесь, утром рано разбужу, погоните коров к окраине вместо бабушки. Этих бездельников не допросишься.
С этими словами Карлыгаш захлопнула дверь в дом, оставив за ней шум людского говора, скрип ворот, лай собак, огни первых звезд и окутывающую землю мягким покрывалом темноту. В доме слышался шепот Ботагоз, она выспрашивала у бабушки маршрут дороги, по которой лучше погнать коров, чтобы не отстать от стада. В ее шепоте чувствовалось волнение от желания сделать порученную ей работу и беспокойство от недающей покоя мысли: «Хоть бы Айгерим не заартачилась рано утром вставать, тоже ведь любит допоздна побегать со своими девчонками. Хотя, раз мама сказала, куда она денется», – размышляла маленькая девочка. Бабушка напутствовала внучку, при этом громче стонала и кряхтела – не то от усиливающейся боли, не то от чувства вины перед девочками, не то из-за природной вредности, а может, ища большего сочувствия со стороны снохи. Но Карлыгаш внешне оставалась безучастна и к беспокойству дочери и к страданиям старушки, ну какой старый человек не стонет и не болеет. А что же ее интересовало? Интересовал ли в данный момент ее муж – тихий, не смелый человек, работающий в отдаленном отделении на животноводстве, предпочитающий решать проблемы безмолвным молчанием, вернее человек, не имеющий проблем? У него есть дом, жена в доме, дети, престарелая мать и работа, с которой он хорошо справляется, есть его родственники и родственники жены, с которыми они видятся, шумно общаются и, слава богу, ни с кем не ссорятся. Интересовали ли ее мальчики – где они ходят, с кем общаются, о чем говорят, чего хотят, о чем мечтают? Старший Ербол через год окончит школу, там, через годик и Болат получит аттестат. Интересовали ли ее девочки – старшая десятилетняя Айгерим, которая, пользуясь своим старшинством, так и норовит всю домашнюю работу спихнуть на младшую сестру, а самой побегать по улицам с девчонками, поднимая пыль дорог и внося немалую лепту в создании шумной и оживленной жизни улиц. Младшая Ботагоз родилась на полтора года позже Айгерим и в отличие от сестры спокойная и задумчивая, но никогда никого не интересует, о чем думает этот ребенок и думает ли вообще…
Зачем Карлыгаш нужно было думать обо всем этом? Ведь это то, что всегда с ней, наполняет её жизнь заботами. Она сбросила на пол одежду с запахом ее пота и уличной пылью, которую, встав, вновь наденет, в которой будет встречать новый день с криками птиц, блеянием, мычанием животных, лаем собак, в которой утром поприветствует соседку – мужнину сестру, в которой пойдет доить коров, собирать на стол нехитрый завтрак для семьи: хлеб, свежие сливки, чай, сахар, оставшиеся лепешки. Но это завтра. А сейчас Карлыгаш поблагодарила бога за прожитый день, попросила Его, чтобы завтра не приходила машина с почтой из области, чтоб на работе просто поболтать со Светкой, а не раскладывать и разносить почту по всему селу, радуя сельчан и зля цепных собак. Глаза смыкались, а губы растянула улыбка, при мысли, что быть может завтра, Светка расскажет с подробностями о проведенной ночи.
2
Это была юность года с ее короткими ночами, с длинным световым днем, с теплым ласкающим солнцем, с сочной зеленью молодой травы, со свежим благоуханием утреннего воздуха. Кругом было ликование и тождество ЖИЗНИ. Все кругом дышало и шептало: «ЖИВИ! ЖИВИ!».
Карлыгаш проснулась с тонкой полоской зарева, не дожидаясь первых лучей солнца. В доме тихо – только в соседней комнате слышно сопение ее девочек. Она заглянула, и при виде спящих детей ее сердце наполнилось трепетным чувством, которое тутже отразилось на ее губах – улыбкой счастья. Ботагоз свернулась калачиком рядом с бабушкой, ее рука касалась бабушкиного лица, как будто даже во сне она заботилась о ней. Они были близки, о чем-то всегда беседовали, часто их разговоры носили вуаль таинственности, словно они это делали нарочито, чтоб окружающие их не понимали. Ботагоз с бабушкой
