Наоми опустила взгляд на свои руки. И снова она позволила эмоциям захватить ее. Снова утратила над собой контроль.
— Наоми, — Такеши позвал ее и дождался, пока она посмотрит ему в глаза. — Я могу ничего тебе не рассказывать, как делает Нарамаро. Ты сама однажды выбрала правду, — он отпил чая, не сводя с нее пристального взгляда.
Как же просто было ответить — «да»! Короткое слово, один звук. Оно слетит с ее губ, и больше она никогда не узнает ни об убитой маленькой девочке, ни о чем ином. Наоми чувствовала, что ее ответ будет значить очень много, гораздо больше, чем может показаться с первого взгляда. То, что она скажет сейчас, определит дальнейший путь, по которому пойдет их брак.
— Я не хочу так, — она подавила рвущийся из груди вздох. — Не хочу не знать.
Такеши медленно кивнул, показывая, что услышал ее. В отличие от Наоми, он в ее выборе не сомневался ни мгновения.
— Значит, Хоши? — она решила вернуть беседу в прежнее русло. — Звезда. Томоэ и Хоши.
Иногда ей становилось страшно. Ей потребовалось несколько долгих месяцев, чтобы свыкнуться с рождением собственной дочери. И она до сих пор не переставала себя винить. Сумеет ли она свыкнуться с неродной девочкой? Хватит ли у нее любви на обеих?
Наоми с тоской покосилась на Такеши. Не с ним было обсуждать ее переживания.
Каждый раз смотря на мужа, она удивлялась. Не верила, что он и впрямь сидит напротив нее. И никуда не исчезнет — ни через час, ни через день. И завтра утром она увидит его вновь. И сегодня ночью услышит его дыхание, ощутит тепло его тела и сможет к нему прикоснуться.
Столь непривычной смотрелась на нем домашняя юката темного-синего цвета с одним лишь камоном на спине. Юката была неплотно запахнута и обнажала полоску голой кожи на груди. Наоми уже и забыла, когда в последний раз видела своего мужа не в официальном строгом кимоно и не в хакама да куртке из грубой ткани, опоясанным катаной.
— Я буду у Яшамару, — сказал Такеши, когда закончилась чайная церемония. — Хочу переговорить с ним и с Масато, и с теми, кто оставался все это время в поместье. Благодарю за чай, — он склонил голову, встал из-за стола с легкостью, которую сложно было заподозрить в одноруком калеке, и покинул комнату.
Наоми поднялась ему вслед. Ее вдруг заполнило тянущее, тоскливое чувство. Ведь она всегда будет провожать его, и смотреть в спину, и ждать, когда он вновь распахнет двери их дома.
Справившись с мимолетной слабостью, она решительно направилась к слугам — следовало подать на ужин больше рыбы и сладостей, и достать с полок бутылки саке, к которым давно уж никто не притрагивался. В поместье вернулся хозяин. Им было, что праздновать этим вечером.
Она спустилась с крыльца и уже почти повернула за угол дома, когда услышала мужские голоса, и в одном из говоривших узнала Мамору. Наоми чувствовала, что от стыда у нее заалели щеки, но все же она остановилась и прислушалась к разговору.
— … гнались за ним по всей стране. Господин не останавливался. Бывало, мы иногда так и дремали — верхом, во время езды.
Припав щекой к стене, Наоми медленно и осторожно заглянула за угол. Мамору стоял в окружении таких же мальчишек как он. Но во время войны они оставались в поместье, а он всюду сопровождал их господина, о чем сейчас и рассказывал.
— Скакали мы за Нобу Тайра недели три. Под конец господина да и всех старших самураев было не узнать — обросли бородой почти до самых глаз. А настигли его у побережья. Такеши-сама его прямо там и казнил…
— А как же он одной рукой? Как управляется с катаной? — рассказ Мамору прервал один из юношей, чей голос был полон жадного любопытства.
— Так же, как прежде, — коротко отозвался сын Яшамару, явно насторожившись. Кажется, ему не пришлось по нраву, что кто-то мог усомниться в его господине.
После короткой заминки рассказ Мамору полился дальше. Он поведал, как они выбросили тело Нобу Тайра в море, а голову залили смолой и привезли обратно в родовое поместье. Как сожгли дотла каждый минка, каждую постройку в огромном поместье, и еще долго преследовали на землях Тайра расползшиеся по ним отряды самураев, сохранивших верность мертвому главе их дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Для себя Наоми решила, что никогда не станет спрашивать Такеши о том, как он настиг и убил Нобу Тайра. Рассказ Мамору лишил ее всякого желания услышать еще раз ту же историю из уст мужа.
— И Такеши-сама всюду брал тебя с собой. Ты закрывал его в битвах? — у мальчишки, который задал вопрос, горели глаза. Должно быть, он представлял, как в гуще сражения Мамору подставляет свою спину, чем спасает их господину жизнь.
— Все больше бежал следом, — юноша смущенно хмыкнул и провел пальцами по переносице.
— Не к лицу самураю преуменьшать свои заслуги, — от неожиданно раздавшегося голоса мужа Наоми испуганно подпрыгнула наравне с мальчишками.
Такеши, очевидно слышавший весь разговор, вышел из-за угла напротив в сопровождении Яшамару. Юноши принялись кланяться и бормотать приветственные слова, а Наоми прижалась спиной к стене, чувствуя быстрый стук сердца. Не рискнув больше выглядывать из своего убежища, она медленно направилась в сторону минка для слуг, надеясь, что ее присутствие осталось незамеченным.
Краем взгляда Такеши зацепился за удалявшийся прочь от главного дома поместья силуэт жены и хмыкнул. Кажется, Наоми, равно как и он сам, подслушивала разговор юношей. Он посмотрел на Мамору, который вовсе не казался смущенным. Но еще полгода назад он непременно бы покраснел и опустил взгляд в землю. Война вытравила из него все, что оставалось от мальчишки. Никто, кто встретится с ним сейчас, не подумает назвать его мальчишкой.
«Не к лицу самураю врать», — мог бы добавить Такеши. Мамору сказал, что он управляется с катаной «так же, как прежде». Забавно. Во время самых первых своих набегов, произошедших еще тогда, когда они стояли лагерем посреди заснеженных полей, Такеши не единожды падал с Молниеносного, поскольку не сразу привык взбираться на него, держась за седло одной рукой.
Но он промолчал и, сопровождаемый Яшамару, прошел вглубь поместья, оставив юношей слушать рассказы Мамору. Когда они отошли от ближайших минка на расстояние, достаточное, чтобы скрыть их разговор от любопытных ушей, до того молчавший Такеши заговорил:
— У меня есть к тебе просьба.
Яшамару поднял на господина несколько растерянный, удивленный взгляд. Такеши-сама никогда не просил, он приказывал. Да и не зачем ему было просить! Каждый самурай знал, что его жизнь ему не принадлежит — она принадлежит даймё, и он вправе распоряжаться ей по собственному усмотрению. Тем удивительнее для Яшамару звучали слова Такеши-самы.
— Мачеха и сводная сестра Наоми все еще живут в поместье Токугава. Мне некогда было разбираться с ними, пока шла война, но теперь, я знаю, я должен вырвать у змеи ядовитый клык. Проще всего их убить, но лишние волнения на землях Токугава мне сейчас не нужны, — Такеши говорил медленно, чеканя каждое слово.
Их прогулку в саду сопровождал шелест гравия под ногами и пение птиц на макушках деревьев. Ветер слабо трепал полы темной юката Такеши и широкие хакама Яшамару, ворошил волосы, убранные в пучки.
— Я мог бы отправить их в самую дальнюю деревню, запереть в минка и никогда не видеть, но этих женщин не следует упускать из вида.
Яшамару подавил неуместную сейчас ухмылку. Порой Мисаки передавала ему рассказы Наоми-сан о ее жизни в поместье Токугава. Если хотя бы малая часть ее слов известна Такеши-саме, то и не стоило ожидать от него иного решения. Да и Кацуо с Масато пару раз обмолвились о том, что все слова госпожи Токугава напоминают яд.
— Лучше всего будет выдать Ханами замуж за человека, которому я доверяю, как себе. Который не позволит ее словам и словам ее матери отравить свой слух, — Такеши остановился и повернулся к Яшамару с тем, чтобы смотреть ему в глаза. — Я хочу, чтобы Ханами стала женой Мамору.
Мужчина прикрыл глаза и склонил голову.
— Вам нет нужды просить об этом, Такеши-сама. Моя жизнь и жизнь моего сына — ваши.
