Сохранился черновой автограф рассказа (ГПБ, ф. 795, ед. хр. 3, 4 л.). Первоначальное заглавие («Порода») в автографе зачеркнуто. Под ним написано «6. Бурмистр»; На полях рукописи четыре программы «Записок охотника» (см. Приложение I, Программы, I–IV), проект обложки отдельного издания «Записок охотника», рисунки пером и многочисленные надписи, не относящиеся к тексту. Подпись: Ив. Тургенев.
В настоящем издании в текст ЗО 1880 внесены следующие исправления:
, строки 11–12. Вместо «из Лючии и Сомнамбулы тоже помнит» — «из Лючии и Сомнамбулы тоже иное помнит» (по черн. автогр., Совр, ценз. рукоп. и всем изданиям до ЗО 1874).
, строка 31. Вместо «сторожился» — «сторонился» (по черн. автогр. и на основании письма Тургенева к Белинскому от 14 (26) ноября 1847 г.).
, строка 35. Вместо: «стояли два мужика» — «стояло на коленках два мужика» (по черн. автогр.).
, строка 37. Вместо «в домашних заплатанных рубахах» — «в замашных заплатанных рубахах» (по черн. автогр.). Опечатка — в Совр. (Впервые на это обратил внимание Б. М. Эйхенбаум, исправив текст в Т, Сочинения, т. I, с. 129.)
Работа над рассказом «Бурмистр» могла начаться не ранее первых чисел апреля, так как Программа I на полях черновой рукописи «Бурмистра» не могла быть набросана ранее этого времени (Клеман, Программы, с. 95). В черновой редакции рассказ был окончен к середине июня ст. ст. 1847 г. Основная работа над черновой редакцией приходится на конец мая — первую половину июня в Зальцбрунне, куда Тургенев приехал вместе с Белинским 22 мая (3 июня). В середине июня о существовании нового рассказа уже знал Некрасов. В письме от 24 июня (6 июля) 1847 г. он просил Тургенева: «Белинский говорит, что Вы еще написали рассказ; если не думаете скоро написать другой, то высылайте хоть этот; это нам к осени куда хорошо; нас то и дело спрашивают, будут ли в „Современнике“ еще Ваши рассказы» (Некрасов, т. X, с. 71). Тургенев предназначал рассказ для августовской книжки «Современника», о чем свидетельствует пометка в той же Программе I. Однако он не выслал рассказ в срок.
В июле работа над рассказом, видимо, была прервана из-за поездки в Лондон, откуда Тургенев приехал уже в Париж 18 (30) июля 1847 г. Здесь к началу сентября рукопись «Бурмистра» была перебелена и отослана в Петербург, о чем Тургенев писал из Куртавнеля 5 (17) сентября Белинскому, прося его взять на себя корректуру.
В журнальной публикации были сделаны две цензурные купюры: устранено указание на то, что Пеночкин был «гвардейским» офицером, и снято шутливое восклицание его — «Конституция!». Оба слова были восстановлены Тургеневым в цензурной рукописи 1852 г., где обнаруживаются также следы весьма значительной стилистической правки.
В ЗО 1859 во фразе: «…а только на нашей земле…» (131, 36 наст. изд.) была допущена опечатка, искажающая смысл, — «…а только не нашей земле…». В ЗО 1860 эти бессмысленные в контексте слова подверглись корректорской правке, в результате которой появились строки: «…а только не на нашей земле…». Этот испорченный текст воспроизводился в трех последующих прижизненных изданиях (1865, 1869, 1874) и бытовал таким образом двадцать лет. Тургенев заметил ошибку и устранил ее только при подготовке ЗО 1880.
В ЗО 1880 Тургенев проставил дату написания рассказа: «Зальцбрунн, в Силезии, июль, 1847 г.». Дата не совсем точна (основная работа над «Бурмистром» падает на конец мая — первую половину июня), но она стала традиционной как авторская датировка. По мнению Ю. Г. Оксмана, Тургенев сделал пометку о дате с целью «подчеркнуть ее, связь с точной датой письма Белинского к Гоголю: „15 июля 1847 г. Зальцбрунн“» (Оксман, Сб, 1959, с. 207).
Рассказ «Бурмистр» — один из самых острых антикрепостнических рассказов цикла. В художественной системе образов, в решении основного конфликта заложена идея социального антагонизма двух классов. Здесь появляется также новая для «Записок охотника» тема — зарождение кулака-эксплуататора в крепостной деревне. Материал для этого давали, в частности, наблюдения над хозяйством В. П. Тургеневой в Спасском.
В своем рассказе Тургенев затронул многие вопросы, обсуждавшиеся в журналистике того времени. В суждениях Пеночкина «об отличных качествах русского мужика», о принципе управления крепостными крестьянами и т. п. писатель сатирически использует основные положения реакционных публицистов[116]. В 1846–1847 годах, в связи с общим упадком сельского хозяйства в крепостной России, на страницах многих газет и журналов («Северная пчела», «Земледельческая газета», «Журнал министерства внутренних дел», губернские ведомости) печатались статьи о системе управления крепостными, о мерах по искоренению недоимок, способах и размерах наказания крестьян. Основные меры по поднятию сельского хозяйства сводились к рекомендации усилить различные виды помещичьего и государственного принуждения. В рассказе «Бурмистр» Тургенев рисует истинное положение дел в крепостной деревне при «образованном» помещике, «умном» бурмистре и при «выгодной для крестьян» оброчной повинности.
Белинский считал рассказ лучшим после «Хоря и Калиныча» (Белинский, т. 10, с. 346). Анненков вспоминает о первой непосредственной реакции критика на рассказ: «Он <Тургенев> написал в Зальцбрунне своего замечательного „Бурмистра“, который понравился и Белинскому, выслушавшему весь рассказ с вниманием и сказавшему только о Пеночкине: „Что за мерзавец — с тонкими вкусами!“» (Анненков, с. 334).
Герцен имел в виду, в частности, этот рассказ, когда писал: «У Тургенева есть свой предмет ненависти, он не подбирал крохи за Гоголем, он преследовал другую добычу — помещика, его супругу, его приближенных, его бурмистра и деревенского стаосту» (Герцен, т. XIII, с. 177, перевод с немецкого).
Современники были единодушны в признании высокохудожественных достоинств рассказа. Боткин восторженно писал Анненкову 12 октября 1847 г.: «Какая прелесть „Записки охотника“: „Пеночкин“ и „Контора“, помещенные в 10-м № „Современника“! Какой артист Тургенев! Я читал их с таким же наслаждением, с каким, бывало, рассматривал золотые работы Челлини» (Анненков и его друзья, с. 553). Даже рецензент «Отечественных записок», скептически отнесшийся к молодому автору и поставивший Тургенева ниже Даля и Григоровича, отметил «Бурмистра» в числе трех лучших рассказов цикла (Отеч Зап, 1848, № 1, отд. III).
В 1852 г. наибольшие придирки чиновника Главного управления цензуры Е. Волкова вызвал именно этот рассказ. В рапорте на имя министра он подчеркивал, что характер помещика описан с самой злой иронией, указывал на недопустимость таких слов, как «государственный человек» (в применении к безграмотному мужику), «либеральничать», возмущался рассказом о подкупе посредника при размежевании и станового по делу о мертвом теле. Негодование чиновника вызвал сам факт появления в печати слова «конституция»: «Хотя тут и понятно, что Пеночкин, употребив слово Конституция, хотел выразиться иронически, но тем не менее г. ценсор не должен был бы допускать этого слова к печати, вспомнив, что оно повторялось простым народом на Сенатской площади во время страшной катастрофы 14 декабря» (Оксман, Сб., 1959, с. 275).
В сотую годовщину рождения Тургенева Короленко в речи о Тургеневе и «Записках охотника» говорил: «…и Пеночкин, человек с прекрасными манерами (из рассказа „Бурмистр“), который хладнокровно приказывает: „Насчет Федора — распорядиться“, и господин Зверков, искренне убежденный в неблагодарности крепостной девушки <…>, всё это для того времени обыкновенные явления и обыкновенные люди, которыми была полна тогдашняя жизнь… И ужас был именно в этой обыденности…» (Короленко В. Г. Собр. соч. в 5-ти т. М.: Молодая гвардия, 1961. Т. 5, с. 374).
Обобщающий смысл образа Пеночкина, истинную суть «гуманности» тургеневского «цивилизованного» помещика вскрыл В. И. Ленин. Он дважды обращался в своих публицистических статьях к тургеневскому персонажу: в 1901 г. в статье «Внутреннее обозрение» и в 1907 г. в статье «Памяти графа Гейдена» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 301, и т. 16, с. 43).
Бурмистр — назначенный помещиком управляющий из крепостных крестьян. В поместье В. П. Тургеневой бурмистром был крепостной человек Иосиф Григорьевич Горбылев, которого крестьяне звали «главным министром». По воспоминаниям современников, Горбылев получил однажды с лутовиновских крестьян в свою пользу несколько тысяч рублей недоимки, хотя помещица простила им долг. Мошенничество раскрылось, но изворотливый бурмистр после недолгой опалы вновь вошел в доверие к барыне (Рында, с. 21).