Между тем, в конце июня турки потерпели еще одну чувствительную неудачу. Зашедший в Ахтиарскую бухту 28 июня турецкий 60-пушечный линейный корабль был обстрелян артиллерией берегового отряда Кохиуса, которая нанесла ему ряд повреждений и вынудила утром 29 июня удалиться. Восстановить развитие событий нам помогут письмо И.Г. Кинсбергена И.Г. Чернышеву и донесение Кохиуса А.А. Прозоровскому.{978}
Вечером 27 июня береговые посты сообщили о появлении у крымских берегов со стороны Очакова двух неприятельских кораблей. Кинсберген попытался со своими кораблями выйти в море, но противный ветер не позволил ему сделать это. Тем временем, утром 28 июня один турецкий корабль вошел в Ахтиарскую бухту, и начальник участка генерал-майор Кохиус с частью своего отряда немедленно выдвинулся туда. С ним отправился и Кинсберген, не желавший сидеть без дела. Прибыв к Ахтиарской бухте, они обнаружили стоящий вблизи от берега турецкий корабль, по виду не менее чем 60-пушеч-ного ранга. Сразу же удалось пленить пытавшихся высадиться на берег для установления связи с крымскими татарами четырех чурок (в том числе чауша). После этого Кохиус решил открыть по противнику огонь, чтобы заставить его уйти в море и заодно продемонстрировать силу русских войск.
О дальнейшем Кохиус так сообщил А.А. Прозоровскому: «Отдав их (арестованных турок. — Авт.) под караул, приказал порутчику Ларионову из полукартаульного единорога бросать в корабль бомбу, которою у него отбита часть носа. Почему и они, оборотя его стороной, зачали со всего борта производить из пушек и ружей стрельбу. Такой огонь и продолжался с 6-го до 8-го часу. Но по искусству артиллерии поручика Ларионова от бросаемых бомб и брандскугелей зажигался раз с пять корабль (Кинсберген говорит о двух разах. — Авт.) и во многих местах пробиваем был. От чего восчувствовав неприятель свою опасность, поднял сильный крик и шум и, усугубя канонаду, в великом мятеже, будучи чрезвычайно наполнен людьми, бросался везде ко исправлению поврежденного и к утушению зажегшегося, беспрестанно наливая и насосом почерпая воду, а другие пылающие вещи и мертвые тела метая в море, которых сколько можно было усмотреть нащитано более 15-ти. С другой стороны, подполковник Бок, вышед на берег с командою и тремя орудиями, производством из оных выстрелов старался также его вредить. Сие продолжалось до ночи. На другой же день… часу в 12-м сей поврежденный корабль, несмотря на противную погоду, употребив все силы, вытянулся из гавани и взял ход прямо к Очакову».
Видневшийся же в эти дни на горизонте второй подобный корабль турок так и не рискнул приблизиться к берегу. Таким образом, успешное изгнание турецкого корабля сухопутными войсками продемонстрировало их высокую боеготовность. Выходу же русских кораблей Кинсбергена, как было сказано выше, помешала погода. А когда 29 июня ветер, наконец, позволил это сделать, турецкого корабля в море уже не оказалось.
После двух последних неудач Турция практически на два месяца прекратила какие-либо действия на Черном море (с июля до середины августа 1773 г. русские моряки не засекли около Крыма и Тамани ни одного судна противника). Более того, все дальнейшие действия турок были связаны только с Таманью и Керченским проливом: кроме района последнего, в других местах к Крымскому полуострову до конца войны они больше не приближались. Это стало большой удачей для России, так как, располагая превосходством в силах, турецкий флот имел гораздо больше возможностей создать проблемы именно при действиях против всего побережья Крыма. Безусловно, основную роль в изменении поведения турок сыграла победа Азовской флотилии в Балаклавском бою 23 июня 1773 г. Таким образом, косвенные итоги данного боя также имеют огромное значение, поскольку они фактически заставили турок действовать не в своих интересах.
Так завершилась первая половина кампании 1773 г. Успешные действия отрядов Я.Ф. Сухотина, выигранный Кинсбергеном бой и изгнание турецкого корабля сухопутными войсками позволили отразить все попытки турок отдельными вылазками спровоцировать на восстание крымских и ногайских татар. Первый раунд борьбы на Черном море турки проиграли. Турецкому командованию стало ясно, что нужна серьезная операция против Крыма и флотилии. Однако неудачи надломили моральный дух турок и направили большинство их действий по ошибочному пути. Уверенность же русских моряков флотилии и войск в Крыму в своих силах, наоборот, возросла.
3 июля эскадры Сухотина и Кинсбергена объединились западнее Балаклавы и 4 числа пришли на Балаклавский рейд.{979} И.Г. Кинсберген вступил в командование фрегатом «Второй», а общее командование эскадрой, состоявшей теперь из 2 фрегатов, 4 кораблей и 2 палубных ботов, принял Я.Ф. Сухотин. И хотя Сухотин, исходя из разведданных, получил предписание Сенявина совершить поход к Суджук-Кале,{980} до 22 июля эскадре пришлось простоять в Балаклаве. Причиной тому стал сильнейший шторм с 8 по 11 июля, в результате которого был серьезно поврежден рангоут стоявших на якоре кораблей: «Морея» лишилась обеих мачт, «Корон» потерял грот-стеньгу, «Журжа» лишилась грот-стеньги, имелись поломки и на «Таганроге».{981} Особенно сильно пострадали два первых корабля, у которых еще и открылась серьезная течь. В результате «Морея» и «Таганрог» вышли из строя. Затянулся ремонт и на «Журже».
Тем временем решилась судьба июньских предложений Кинсбергена. Указывая на то, что подготовка похода (в связи с необходимостью ремонта кораблей) приведет к ослаблению крейсерской службы у берегов Крыма, а сам поход (в связи с задействованием в нем практически всех сил флотилии) и вообще оставит их, а также Керченский пролив без морской защиты, А.Н. Сенявин выступил против него, но при этом оставлял право окончательного решения вопроса о ее организации за П.А. Румянцевым. В частности, он писал: «…Что хотя все состоящие на море корабли обращаются в крейсерстве, но так как при своих берегах случающиеся повреждения исправляют, возвращался в Керченскую или Балаклавскую бухты. Когда же иттить им к берегам неприятельским, то надобно и починивать все корабли, а паче те, коих продолжавшаяся в марте и апреле месяцах стужа по настоящему исправить не допустила, кои в таком состоянии для крейсерства на Черном море вышли. Почему за нужное тогда почитал взять их тогда от крейсерства в пролив и по дефектам исправить и удовольствовать. Вся же, назначаемая для сей Экспедиции, эскадра должна состоять из осьми кораблей новоизобретенного рода и двух фрегатов, да одного малого бомбардирского, и трех ботов палубных, на коих определенного к транспорту сухопутного войска со всеми начальниками поместиться может до тысячи человек без тягостей. А когда вышеозначенные фрегат[ы] и корабли выступят к Синапу, то в проливе на страже останется один бомбардирский корабль “Ясы”. А как в данном ему от Е. И. В. рескрипте предписано не упускать никогда из виду и обеспечивания Азовского моря и Крымских берегов, то в следствии того… изъясняясь, что и никак им к Синапу иттить неможно, ибо чрез то должен будет отлучаться от пролива и от крымских берегов на другую сторону моря, почему они и останутся от него невидимыми, а потому и несохраняемыми».{982}
В результате Румянцев принял решение отказаться от проведения данной экспедиции. При всей выгодности идеи активных действий флотилии риск действительно был очень большим. Не прошла и идея крейсерства отдельных судов флотилии у вражеского побережья, хотя ее осуществление было вполне реальным. Остается только сожалеть об этом, так как, еще по утверждению П.А. Толстого, Турция в начале XVIII в. очень активно использовала Черное море для торгового судоходства. В частности, он писал тогда: «Товары, которые приходят из Черного моря в Константинополь и расходятся по всей турецкой земле, пшеница, ячмень, овес, масло коровье, сало, конопли, мед, сыры, мясо соленое, кожи, воск во христианах расходятся, также и шерсть».{983}Более того, П.А. Толстой подчеркивал, что «ежели того с Черного моря не будет, хотя един год, оголодает Константинополь».{984},[135] Справедливости ради, заметим, что полноценную крейсерскую войну в Петербурге практически всегда недооценивали.
Между тем, с 22 июля действия флотилии активизировались. Сухотин с отрядом судов (сначала из 2 фрегатов и 2 кораблей, затем только из фрегатов) совершил поход к Суджук-Кале, но, не обнаружив там никаких судов противника, вернулся в Балаклаву.{985} Здесь он узнал, что флотилия лишилась 3 кораблей: «Морею» и «Новопавловск» из-за сильной течи поставили на мель в Балаклавской бухте, чтобы не затонули, а «Таганрог», еще способный к переходу, отправили на ремонт в Таганрог.{986}
Тем временем Сенявин стянул свои суда к Керченскому проливу. К вечеру 19 августа практически все корабли флотилии собрались у мыса Таклы. Здесь находились фрегаты «Первый» и «Второй», корабли «Хотин», «Азов», «Журжа», «Модон» и «Корон» и 3 палубных бота.{987},[136] За все время после 23 июня русские корабли пока ни разу не встречали турецких судов. Однако в то, что турки отказались от своих целей, поверить было сложно.
