«А может, он просто боится меня? — подумала Андреа. — Может, подумал, что я черт или ведьма какая-нибудь?» Тут совершенно некстати Андреа припомнила, что она видела у Франческо возбужденную плоть, которая ее так поразила… Она от стыда уткнула лицо в подушку и, все больше уверяя себя в том, что ей ничего этого не надо, что она никогда в жизни не выйдет замуж, что рожать детей больно, а лежать с мужчиной противно, постепенно привела себя в такое возбуждение, что вся загорелась огнем. Ей захотелось пить, во рту пересохло… Воды под рукой не было, вставать было больно, а кроме того, где искать воду в доме Клауса, она не знала. Будить Клауса? О нет! Только не это! Андреа еще раз испытала самый жгучий стыд. Если сейчас она позовет его, то… Нет, нет, нет и еще раз нет! Но пить хотелось, хотелось все больше, все сильнее, жажда росла во всем теле, во всей душе ее, и одной водой ее уже не утолишь. Нервы у Андреа натянулись, как струны, в ней боролись могучие силы — инстинктивный стыд и инстинктивное желание. Наконец язык ее помимо воли произнес:
— Клаус!!!
Ответа не было. Бортник спал крепко.
— Клаус! — позвала Андреа, но бортник и на сей раз не проснулся.
— Кла-у-ус! — крикнула она так громко, что бортник вскочил с пола, как наскипидаренный.
— Чего? — сонно спросил он, протирая глаза.
— Я пить хочу, — с трепетом в голосе, замирая от страха и ощущения собственного падения, произнесла Андреа.
— А-а! — успокоенно сказал Клаус. — Сейчас принесу!
Он сходил куда-то и принес большое дубовое ведерко, наполненное чистой и прохладной ключевой водой. Пока он ходил, решимость Андреа быстро терялась и улетучивалась. Поставив ведро у постели Андреа, Клаус пустил в него плавать маленький ковшик в виде лодочки, а затем прошаркал в свой угол, где опять плюхнулся на медвежью шкуру и тут же снова захрапел.
Андреа выпила воды и совсем остыла. «Придет же такое в голову! — подумала она с досадой. — Еще подумает, что я такая же шлюха, как те, которых он прогнал от себя в городе… Ну и дура же я!»
И уже полностью успокоившись, она подумала, засыпая: «А все-таки замуж за него я бы пошла!»
ШАТО-Д’ОР ПЕРЕД НОВОЙ БИТВОЙ
Вернемся в обгорелый, опустошенный, но победивший Шато-д’Ор, где продолжались работы по устранению повреждений и приведению в порядок территории. Всего было уничтожено восемьсот монахов. Сюда входили не только убитые наповал во время боя, но и раненые, истекшие кровью на поле боя, и те, кто умер от ран уже после того, как их подобрали, и те, кого добили, «чтоб не мучился». Сорок человек были взяты в плен относительно здоровыми, более полутораста — ранеными. Люди Шато-д’Ора потеряли девяносто человек убитыми и полтораста ранеными, у Вальдбурга двадцать человек погибли и тридцать пять получили ранения.
К стенам замка с разных сторон стекались повозки. Родственники раненых и убитых съезжались за своими близкими — за одними, чтобы выходить, за другими — чтобы предать земле. Гонцы разносили скорбные вести. Приехала родня Мессерберга, де Бриенна, других рыцарей, павших в битве. Мужчины клялись отомстить за убитых, хотя мстить уже было некому. Женщины просто плакали, и это было разумнее. Прибывали все новые силы к лагерю, раскинувшемуся вдоль дороги, ведущей к Шато-д’Ору, — он начинался сразу за мостом замка. К полудню подошло более двенадцати тысяч человек с обозами. На несколько миль вдоль дороги протянулись шатры и шалаши, тут же паслись табуны лошадей.
Ульрих и его помощники, которых набралось невесть откуда более полусотни, скакали в разных направлениях, распоряжались, орали — якобы наводили порядок. В подчинении Ульриха оказалось шесть графов из восьми, имевшихся в марке, два виконта, двенадцать баронов покрупнее и сорок поменьше. Все они составили его штаб и военный совет. Первое заседание происходило в полдень, когда прибыли первые сведения о начале переправы войск герцога. На всех дорогах, по которым можно было подойти к Шато-д’Ору, были выставлены заставы и высланы разъезды, чтобы предупредить о начале наступления неприятеля.
Второе заседание военного совета прошло уже тогда, когда переправа вражеских войск через реку была закончена…
— Лазутчики наши доносят, что число воинов его высочества герцога, перешедших реку, составляет примерно пятнадцать тысяч. Войска маркграфа не только не противятся им, но и встали в их ряды! — так объявил Ульрих своему военному совету. — Это значит, что маркграф предатель и изменник. Он предал, как Иуда Искариот, его величество короля и своих вассалов. Поэтому я, граф Ульрих де Шато-д’Ор, призываю вас, мессиры, решить судьбу маркграфа — за деяние, недостойное христианина, он заслуживает лишения своего поста. Предки его получили этот титул и пост за заслуги перед Карлом Великим. Ныне маркграф желает сменить присягу, не спрашивая на то согласия своих вассалов. Итак, я спрашиваю вас, мессиры, достоин ли маркграф оставаться во главе нашей марки?
— Не-е-ет! — заорали с мест разъяренные мессиры. Ульрих внимательно вглядывался в лица графов. Их было шесть. Один из них — Альберт де Шато-д’Ор, формально остававшийся вассалом маркграфа. Граф Иоахим фон Адлерсберг был самым старшим по возрасту — ему было где-то под шестьдесят. Имел он семь сыновей — от сорока до тридцати лет от роду, все славные вояки и выпивохи. Адлерсберга маркграф разбил еще в те времена, когда Ульрих только находился в «проекте», точнее, победителем был отец нынешнего маркграфа. Из всех здесь присутствовавших графов он единственный сам подписал с маркграфом договор о вассалитете, за всех остальных, не считая Альберта, это сделали предки.
Фон Аннемариенбург перестал быть вольным графом еще в прошлом веке, и во всех неприятностях своего графства, сильно сокращенного по территории в ходе двухлетней войны, винил прадеда нынешнего маркграфа.
Граф де ла Пелотон проиграл не одну, а целых две войны с маркграфами — одну в этом веке, а другую ста годами ранее. Граф де ля Фражор, точнее, его предки семь раз бились с маркграфами, и после каждого очередного сражения территория графства таяла, как масло на сковородке. Граф де Легран дю Буа Друа, родственник виконта де Леграна дю Буа Курбе, происходил из старого графского рода, владевшего землями по разным берегам реки. В ходе сложных феодальных междуусобиц виконты, жившие в замке у Кривого леса, тянувшегося вдоль реки напротив Визенфурта, утвердились как вассалы герцога, а графы, оставшиеся на стороне короля и державшие свое знамя в замке у Прямого леса, владели землями ниже Визенфурта — по течению реки. Теперь дю Буа Курбе высадился на берег всего в трехстах шагах от границ владений дю Буа Друа. Поэтому граф сидел мрачнее тучи. Ульрих понял, что на этого можно надеяться больше, чем на других. Дю Буа Друа подозревал, что поход его родственничка имеет прежде всего корыстную цель, а именно — воссоединение древнего владения своих предков. Интересы герцога стояли у него на втором плане.
