и законсервированных)480.
«Оперативная готовность № 1» включала следующие меры:
«Боевое ядро флота в часовой готовности к выходу в море. Весь состав флота мирного времени в 4-часовой готовности. Зенитная артиллерия изготовлена к действию. Ремонт кораблей форсированно заканчивается. Войсковые тылы развернуты, флотские — в пределах необходимого. Усиленная воздушная разведка. Подводные лодки рассредоточены и готовы к выходу в море.
Усиленный дозор у баз. Авиация рассредоточена на оперативных аэродромах.
По готовностям № 1, № 2, № 3 никаких военных действий не открывать (выделено мной. — М.А.). Дальнейшее развертывание флота может быть либо по мобилизации, объявляемой в общем порядке, либо распоряжением народного комиссара ВМФ без объявления общей мобилизации в составе мирного времени»481.
Таким образом, «оперативная готовность № 1» и «боевая готовность № 1 (полная)» (БГ № 1) не были тождественны. При объявлении «ОГ № 1» приводилось только боевое ядро, составлявшее около 25 процентов сил флотов.
Сигнал на приведение в «ОГ № 1» не давал флотам и флотилиям разрешения на применение оружия по кораблям и самолётам противника. Для этого требовались дополнительные указания. В ночь с 21 на 22 июня 1941 года у командующих флотами не было никаких документов, разрешавших применять оружие, лишь устные, никак не документированные указания наркома. Последствия известны: при налёте немецкой авиации на Севастополь командующий ЧФ вице-адмирал Ф.С. Октябрьский не решился дать приказ открыть огонь; его отдал, взяв на себя всю ответственность, начальник штаба ЧФ контр— адмирал И.Д. Елисеев.
«Вечером 21 июня руководство Наркомата ВМФ из сообщений Наркомата обороны узнало о возможном нападении нацистской Германии в ночь на 22 июня, но не приняло никаких дополнительных мер повышения боевой готовности флотов до утверждения Сталиным представленного наркомом обороны проекта директивы военным советам приграничных округов.
Отработанная система оперативных готовностей и прямая телефонная связь Наркомата ВМФ с ФКП и главными базами флотов и флотилий позволили в короткое время перевести их в ОГ № 1. Этот процесс был в основном завершён до первых ударов противника по нашим ВМБ. … За сигналом о переводе в ОГ № 1 последовала директива наркома ВМФ № зн/88, некоторые из положений которой носили противоречивый характер.
Перевод флотов на ОГ № 1 не помешал противнику ночью 21 июня провести минно-заградительные действия, которые осложнили обстановку на море и стали причиной потерь482.
В первые часы войны общего, исходившего от Наркомата ВМФ письменного разрешения применять оружие по врагу в соединениях и частях западных флотов не было. Были устные указания Кузнецова, о которых мы знаем только из его мемуаров и воспоминаний Трибуца, а также устные указания на местах. Это объясняет, почему наряду с решительным отражением вражеских налётов (Севастополь, Измаил) были случаи пассивности (Кронштадт, Лиепая). Если бы в то время противник нанёс массированные авиаудары по морским и авиационным базам ВМФ, флот, вероятно, понёс бы не менее серьёзные потери, чем Красная армия в первый день войны
Последующие шаги Наркомата ВМФ и ГМШ по развёртыванию сил и организации действий западных флотов затянулись до вечера 22 июня. Они были санкционированы И.В. Сталиным…»483.
21 июня 1941 г. советское правительство в очередной раз попыталось добиться диалога с германским руководством. В этот день в «9 часов 30 минут вечера» В.М. Молотов вызвал к себе В. фон дер Шуленбурга.
Запись «Беседы наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова с послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом (21 июня 1941)»:
«Секретно
Шуленбург явился по вызову. Тов. Молотов вручил ему копию заявления484 по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы, которое должен был сделать тов. Деканозов Риббентропу или Вайцзеккеру
Шуленбург отвечает, что это заявление он передаст в Берлин и заявляет, что ему ничего не известно о нарушении границы германскими самолетами, но он получает сведения о нарушениях границы самолетами другой стороны.
Тов. Молотов отвечает, что со стороны германских пограничных властей у нас очень мало имеется жалоб на нарушения германской границы нашими самолетами. Какие-либо нарушения границы с нашей стороны представляют собой редкое явление, и они неизбежны, например, из-за неопытности летчиков в отдельных случаях. Нарушения границы германскими самолетами носят иной характер. Тов. Молотов заявляет Шуленбургу, что герм. прав., должно быть, даст ответ на наше заявление. Затем тов. Молотов говорит Шуленбургу, что хотел бы спросить его об общей обстановке в советско-германских отношениях. Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией, что миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, не может ли он дать объяснения этим явлениям.
Шуленбург отвечает, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует. Шуленбург подтверждает, что некоторые сотрудники германского посольства действительно отозваны, но эти отзывы не коснулись непосредственно дипломатического состава посольства. Отозван военно-морской атташе Баумбах, лесной атташе, который не имел никакого значения. Из командировки в Берлин не вернулся Ашенбреннер — военно-воздушный атташе. О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения.
Тов. Молотов заявляет, что, по его мнению, нет причин, по которым Германское правительство могло бы быть недовольным в отношении СССР. Советско-югославский пакт, который так раздували за границей, как противоречащий советско-германским взаимоотношениям, ограничен, как я ранее пояснял, узкими рамками и не мог отразиться на наших взаимоотношениях. В настоящее время этот вопрос вообще потерял свою актуальность.
Шуленбург повторяет, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы. В свое время он был принят Гитлером. Гитлер спрашивал его, Шуленбурга, почему СССР заключил пакт с Югославией. О концентрации германских войск на советской границе Гитлер сказал ему, что это мероприятие принято из предосторожности. Он, Шуленбург, разумеется, телеграфирует о сказанном ему сегодня, но, может быть, целесообразно получить соответствующую информацию от тов. Деканозова. Он, Шуленбург, слышал сообщение английского радио, что тов. Деканозов был принят несколько раз Риббентропом. Германское радио ничего не сообщало об этом.
Тов. Молотов отвечает, что ему известно это сообщение английского радио. Оно не соответствует действительности.
В заключение тов. Молотов выражает сожаление, что Шуленбург не может ответить на поставленные вопросы.
Записал Павлов»485.
Телеграмма Шуленбурга о состоявшейся беседе с Молотовым была отправлена в германское министерство иностранных дел в 1 час 17 минут утра 22 июня 1941 года486.
Указание «по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы» В.М. Молотов направил В.Г. Деканозову 20 июня 1941 г. поздно вечером. Ему предписывалось сделать заявление в форме
