МакАллистер кивнула.
— Кто-то снял уже с них показания?
— Да, сейчас их копируют; все эти люди готовы еще раз все рассказать, если потребуется. Они просто рвутся нам помочь. Криминалисты уже собрали материал в доме, а ее медкарту должны привезти нам к полудню.
— И карточку ребенка тоже?
— Вот. — Он открыл папку и передал ей книжку в мягкой красной обложке. — Это его личная медкарта, — объяснил он, словно она не видела уже тысячу таких же.
— Что-нибудь необычное? — спросила она, просматривая карточку.
— Нет. Если верить документам, он развивался, как любой нормальный ребенок.
— Как и следовало ожидать, согласно тому, что мы узнали о болезни Тея-Сакса. — Вздохнув, она закрыла книжку и толкнула ее через стол. — Она по-прежнему утверждает, что не совершала этого, — сообщила детектив, — и, должна отдать ей должное, она говорит довольно убедительно.
— Так обычно и бывает, — заметил он. — Вспомните Хантли и ту нищенку из Дьюсбери, как там ее звали?
— О ней лучше не вспоминать, — ответила МакАллистер, — и ты прав: мы здесь видели представления, более достойные Оскара, чем любые из тех, что показывают по телевидению, но я также думаю об Анжеле Каннингс и Салли Кларк, которые, как выяснилось, говорили правду.
— Но здесь речь не идет о «смерти в колыбели», — напомнил он ей.
— Однако я не хочу немедленно предъявлять ей обвинение — по крайней мере, пока не прочитаю все показания и не проверю алиби всех.
— Понятно, — кивнул Фримен, — но вот еще кое-что, что вас, возможно, заинтересует. — И, снова открыв папку, он достал оттуда черный блокнот и толкнул его ей через стол.
У МакАллистер ушло немного времени, чтобы понять, что это своего рода дневник, и, прочитав лишь несколько первых страниц, она смогла сказать, что дневник обеспечит самое серьезное доказательство против Николь Грант.
— С него уже сняли копию? — уточнила она.
— Да. И есть еще два таких же: оба исписаны от корки до корки; так что, если вам пока нечего почитать перед сном…
— Очень смешно, — язвительно заметила она и, встав с кресла, протянула ему кассеты с записью допроса. — Сделай все, что нужно, — приказала она и вздрогнула, услышав, как какой-то пьянчужка пытается закатить скандал дежурному сержанту. — Мы можем задержать ее на двадцать четыре часа, не предъявляя обвинения. Но если только никто не признается в совершении преступления и все алиби подтвердятся, завтра в это же время она окажется в Иствуд-парк.
ГЛАВА 21
— Я не могу больше выносить эту неизвестность! — прорычал Спенс, меряя шагами кухню миссис А. — Мне дурно становится, когда я думаю о том, что она сейчас там, в окружении злодеев и подонков. Мы даже не знаем, предоставили ли ей адвоката.
— Они сказали, что предоставят, — напомнил ему Дэвид. — Я думаю, они обязаны.
— Но он или она может принести хоть какую-то пользу? Вот, что я хочу знать.
— По крайней мере, ей ни с кем не придется делить камеру, — заметила Кристин. — То есть такого не было в «Чисто английских убийствах», а ведь сценаристы и редакторы проделывают уйму работы, чтобы представить все как можно ближе к действительности.
Спенс наградил ее взглядом, заметив который, она пожалела, что вообще заговорила. Затем, прижав стиснутые кулаки к голове, он беспомощно зарычал.
Однако Кристин была права насчет камеры: по крайней мере, ему не придется волноваться еще и о том, что Никки может в физическом смысле тереться около отребья рода человеческого. Но мысли о том, что ее где-то заперли, что она испугана до безумия, горюет о Заке и, возможно, ни на минуту не сомкнула глаз за всю ночь, явно не принадлежали к тем, которые можно легко отогнать. Господь свидетель, он и сам почти не прилег, так же как и Дэнни, который делил с ним комнату для гостей, и когда они за полночь спустились на первый этаж что-нибудь выпить, то обнаружили за столом миссис А. и Дэвида, монотонно потягивающих чай.
Там они сейчас и сидели — за столом, только к ним присоединилась еще и Кристин, и все молча смотрели, как Спенса колотит дрожь от безысходности и страха.
— Я только не знаю, как кто-то вообще мог подумать, что она способна на такое, — разглагольствовал он, — кроме меня: я, гребаный идиот, — простите, миссис А., — идиот, каким я являюсь, отправился к ней вчера и спросил, не совершила ли она это на самом деле. О чем, черт возьми, я думал? Все мы знаем, что она и мухи не обидит, не говоря уже о собственном сыне; и как мне такое даже в голову могло прийти?!
— Перестань себя так казнить, — сказал ему Дэвид. — Этим ты ей точно не поможешь, и тебе от этого тоже никакой пользы. Мы должны думать о чем-то созидательном, о том, что можем сделать.
Миссис А. встала из-за стола.
— Сегодня утром мне нужно съездить на работу, — сказала она. — Придет менеджер; он возьмет мои отчеты и отвезет их в полицию. — Она посмотрела на Спенса. — Пока я буду там, я наведу кое-какие справки о… теле и о том, когда мы сможем его забрать. Мы должны организовать похороны.
Когда ее слова проникли в его сознание, Спенс снова прижал кулаки к голове и с силой надавил, словно пытаясь заставить замолчать шум и ужас, царящие у него в голове.
После того как миссис А. ушла, все остались сидеть там же, где и раньше, подавленные нарастающим беспокойством, а Кристин мучилась усугубленным чувством вины за то, что она сообщила полиции, когда давала показания. Правда, лгать было нельзя, а значит, она не могла не сообщить им о разговоре, который произошел у нее с Никки и во время которого та доверительно поделилась желанием, чтобы Зак умер сейчас. Конечно, это не означало, что Никки это сделала, но она ведь сказала, что сделала бы, если бы у нее хватило храбрости; так что, возможно, что-то произошло, и она нашла-таки в себе силы. Откуда им знать наверняка, если в то утро Никки была дома одна? Могло случиться что угодно, что заставило ее слететь с катушек. Или, возможно, она спланировала все заранее… Как бы там ни было, главное — что она не хотела, чтобы Зак прошел через все муки ужасной болезни, и никто не мог винить ее в этом; к тому же его присутствие чертовски портило ей жизнь и в других отношениях. Так или иначе, независимо от того, во что другие хотели верить, в глубине души все они должны были признать, что велика вероятность того, что Никки действительно задушила Зака, а теперь сожалеет об этом и пытается выйти сухой из воды.
Встав со ступа, Дэнни подошел к окну и слепо уставился на пруд, полный золотых рыбок, и на живописный вид на город, раскинувшийся внизу. Он понимал, что в данный момент ему полагалось быть на пути в Лондон, но об отъезде не могло быть и речи, ведь Никки все еще находилась в полицейском участке, — даже если бы это и значило, что в результате он потеряет работу. Никки всегда поддерживала его, и, значит, он просто не вправе оставить ее сейчас, хоть и не знал, чем именно может помочь.
