Бланка прислушалась к тембру ее голоса. Сколько в нем оттенков и глубины! Голос бывает умнее человека, которому он принадлежит.
— И ты тоже считаешь, что обязательно: или — или?
С улицы донеслись крики. Мальчишеский дискант нараспев провозглашал:
— Вечерний выпуск! «Нотисиас де Ой», «Революсьон», «Эль-Мундо»! Новые подробности нападения банды гусанос на дом крестьянина Вальдивиа! «Красные батальоны» идут на сафру! Мерилин Монро отравилась!
Голос приближался. Мерильда высунулась в окно.
— Хуанито! Хуанито! Дай газету.
— С удовольствием, сеньора!
В окне появилась наголо стриженная круглая голова. Смуглая кожа. Оттопыренные уши. Круглые веселые глаза.
— А где же Мерилин отравилась? — спросила Мерильда, просмотрев газеты.
— Разве нет? — притворно удивился Хуанито. — Значит, в другой раз.
«Обманул, негодник!» — догадалась Бланка и строго спросила:
— Зачем же ты тогда кричишь на весь город?
Мальчишка растянул в улыбке рот до ушей, обнажил щербатые зубы.
— Реклама, сеньорита. Кто на что клюнет. Гоните пятьдесят сентаво за доставку на дом.
— Лови! — Мерильда бросила ему монетку.
Он ловко поймал, заложил за щеку и одобрительно цокнул языком.
— Хочешь кофе? — спросила Бланка.
— Факт.
— Сейчас я тебе открою.
— Зачем утруждать себя, сеньорита? — ухмыльнулся он. — Але-гоп! — и ловко перемахнул через подоконник.
Мерильда не обращала на мальчика внимания. Она откинулась на кушетке, разглядывала газету. Задумчиво проговорила:
— Когда-то через всю первую страницу: «Вчера на балу во дворце президента блистала Мерильда де ла…» И фотография на полстраницы. А теперь — производительность труда и всенародные успехи… А о смерти Мерилин Монро напечатают мелким шрифтом на последней странице…
Она сбросила газету на пол.
— Если не возражаете, — Хуанито поднял газету, разгладил ее, присоединил к остальной пачке. — Бизнес.
Поклонился:
— Вы очень любезны, сеньоры. Прием прошел в дружеской и сердечной обстановке.
Он был забавен, мальчишка-бродяжка большого города. В нем все перемешалось: улица, обрывки кинофильмов, впечатления от образа жизни множества людей. Что может получиться из такой мешанины? Бланка остановила его:
— Подожди, Хуанито, выпей еще чашку. Может, ты голоден? Перекуси.
— Если вы так настаиваете, сеньорита.
Он начал уплетать за обе щеки. Он был голоден, но, наверное, только сейчас, когда предложили ему еду, почувствовал это. Легкость в животе, видимо, привычное состояние его желудка. Бланка вспомнила мальчишек в горных селениях. Не такие разбитные, но очень похожи на него.
— Тебе сколько лет?
— Семь, помноженное на четыре и разделенное на два.
— А кто твои родители?
— В данный исторический момент… — Мальчуган погрустнел. — Но они были, сеньорита. Мой отец сражался в Сьерра-Маэстре и пал смертью храбрых. А маму я не знаю. Она трагическая жертва рухнувшего ненавистного режима.
— Бедный мальчик… — Бланка провела рукой по его остриженной голове. Волосы уже отросли коротким ежиком. Блестящие, густые, они переливались, как черный плюш, но были жесткими и колючими. — Где же ты живешь?
— Законопатили в шикарный детский дом, но мне там не понравилось… Сейчас я живу на прекрасных проспектах нашей столицы. Днем мотаюсь по городу, а ночью дрыхну в вестибюлях редакций. Во всех редакциях я — свой человек!
Мерильда захлопнула крышку доверху набитого чемодана.
— А чем живешь? Пятью минутами страха?
— Не оскорбляйте честного труженика, сеньора! — встал он в позу и с гордостью изрек: — Я общественно полезный гражданин республики и даже перевыполняю норму.
Бланка улыбнулась.
— А о чем ты мечтаешь? Кем хочешь стать, когда вырастешь?
— Скоро меня возьмут в славную Революционную армию. Я уже сбацал кольт — вот такой, калибр — девять миллиметров.
— Как, как?
— Ну, взял, — небрежно пояснил Хуанито. — Реквизировал у революционно ненадежного элемента. Вот только патронов к нему нет.
Мерильда покачала головой:
— О, этот гражданин еще станет генералом. А читать ты хоть умеешь?
Мальчик изобразил на физиономии многозначительность.
— Будьте спокойненьки, сеньора! Куба — территория Америки, свободная от неграмотности. Я выучился читать по заголовкам газет. А уж складываю — хоть до миллиона. В настоящий ответственный момент осваиваю умножение.
Он на мгновение сосредоточился:
— Сто пятьдесят три на тридцать семь — пять тысяч шестьсот шестьдесят один. Ну как? Классно?
Мерильда недоверчиво посмотрела на него.
— Можешь представить!
— А семь тысяч двести сорок пять на тысячу сто двадцать восемь…
— Ну, ты электронно-счетная машина, — остановила Бланка. Пододвинула ему еще бутербродов. — Можешь подчищать до крошки, гражданин.
Она сняла с полки альбом фотографий. Начала листать. Замерла. Он… Почувствовала, как холодеют кончики пальцев. Ради него она и пришла сюда, если быть честной перед самой собой…
— Подари мне это фото.
Мерильда заглянула в альбом.
— Батисты? Этот выскочка хоть научился целовать дамам ручки.
— И пытать детей! — Бланка вырвала фотографию Батисты и швырнула в камин. Плотная бумага вспыхнула и свернулась черным рулоном.
— Я не сентиментальна, — сказала Мерильда.
— Кровавый диктатор — ваш родственник? — изумился мальчик.
— Не беспокойся, — усмехнулась Мерильда. — Мулатов в нашем роду не было.
Она снова посмотрела в альбом и спросила Бланку:
— Чье же фото ты хочешь?
— Это… — Бланка вынула снимок.
Хуанито тоже посмотрел, скривился:
— Красавчик… Чистюля.
— Можешь забирать, — разрешила Мерильда. — И вместе с ним — всю мою родословную. Мне ни к чему. Пожалуй, эти туфли я возьму.
Молчание.
Мальчуган продолжал разглядывать снимок.
— Вы его любите, сеньора?
— Проваливай! — разозлилась Бланка.
Мальчуган не обиделся. Вытер ладонью рот, подошел к открытому окну, поклонился:
— Премного благодарен, сеньора и сеньорита. Доброй ночи!
И перемахнул через подоконник. Через минуту его пронзительный дискант уже донесся из темноты.
Бланка подошла к окну. Ветер колыхал тяжелые шторы, как волны. Шумел океан. Сквозь листву, дробясь, сочились огни. Скользнул луч прожектора. Далеко внизу, справа, где глухо урчал океан, вспыхивал и гас сигнальный огонь маяка Эль-Морро. Четыре века возвышается он на узком и высоком мысе у входа в бухту Гаваны. Сколько кораблей шли на его огонь? Каравеллы, фрегаты, крейсеры, белые дизель-электроходы и яхты. Когда-то Эль-Морро, крепости-форта, боялись флибустьеры, рыскавшие у Антильских островов. Сейчас грозный бастион превратился в кроткий светильник. Но все так же вспыхивает его огонь. Вечный огонь. Добра или зла? Все относительно. Солнечный свет — добро или зло? Революция — добро или зло? Все — смотря для кого… Девушка прислушалась. Высокий голос Хуанито затихал где-то на дальней улице.
