Я спросил у Руфо, какие шансы давали нам машины.
— А зачем тебе знать? — задал он контрвопрос.
— Ну, я кое-что знаю о кибернетике.
— Это тебе так кажется. И все же... Да, машины дали прогноз. Примерно 13 процентов — за успех, 17 процентов — против и 70 процентов — за то, что нас всех ждет гибель.
Я присвистнул.
— А чего ты свистишь? — рассердился Руфо.— Ты-то знал не больше, чем знает кавалерийская лошадь, и потому не боялся!
— Боялся.
— Да у тебя не было времени бояться. Так и было запланировано. Наш единственный шанс на успех заключался в невероятной быстроте и полной неожиданности действий. Но я-то знал! Сынок, когда ты предложил нам ждать там, в Башне, а сам ушел и не вернулся, я был так напуган, что уже ни о чем не мог даже сожалеть.
Намеченный рейд прошел так, как я это изложил выше.. Или почти так, поскольку я видел лишь то, что был способен воспринять мой ум, а вовсе не то, что было на самом деле. Я имею в виду «магию». Сколько раз бывало, что дикари называли магией то, что для цивилизованного человека было делом обычным, но чего дикари понять не могли. И как часто какая-нибудь этикетка вроде слова «телевидение» вполне устраивала «культурного» дикаря, хотя для этого явления «магия» — самое подходящее определение.
Впрочем, Стар на этом слове никогда не настаивала. Она применяла его в тех случаях, когда я сам настаивал на нем.
А я был бы страшно разочарован, если бы все, что я видел, оказалось чем-то, что Вестерн-Электрик будет выпускать после того, как Лаборатория Белла раскусит эти штуки. Должна же где-то существовать магия, хотя бы для поддержания интереса к жизни!
О, конечно, погружение меня в сон во время первого перемещения между мирами должно было просто предохранить беднягу дикаря от психического потрясения. Да и «черные ложа» вовсе не переносились с нами — это было постгипнозное внушение, сделанное экспертом, моей собственной женой.
А говорил ли я, что случилось с мерзавцами? Их просто изолировали до тех пор, пока они не начнут строить межзвездные корабли. Это вполне в духе свободных нравов Империи. Ее Мудрость никогда не таит зла.
Глава 18
Центр — дивная планета, земного типа, но у нее нет тех недостатков, которые свойственны Земле. За многие тысячелетия она была перекроена и превращена в страну чудес. Пустыни, снега, джунгли, все это сохраняется для развлечений, а наводнения и прочие стихийные бедствия при помощи техники и науки изъяты из обращения.
Она не перенаселена, но для своих размеров — а она с Марс, хотя имеет океаны — обладает весьма многочисленным населением Сила тяжести почти земная (что, видимо, является константой для планет такого типа). Около половины населения — приезжие, поскольку красоты планеты и ее уникальные культурные возможности делают ее фокусом для всех Двадцати Вселенных и раем для туристов. Для комфорта приезжающих делается все возможное, все глубоко продумано, как в Швейцарии, но с применением техники, Земле неизвестной.
У нас со Стар было около дюжины резиденций в разных местах планеты (и бесконечное множество в других Вселенных), которые варьировались от дворца до крохотной рыбачьей избушки, где Стар сама готовила еду. Но главным образом мы жили в апартаментах, расположенных в искусственных горах, где было спрятано Яйцо и жил обслуживающий его персонал К нашим апартаментам примыкали холлы, конференц-залы, секретариат и т. п. Если у Стар возникало желание поработать, то — пожалуйста Но посланники и даже путешествующие императоры с сотен планет имели столько же шансов быть приглашенными в наше частное жилище, сколько бродяга, постучавшийся в заднюю дверь дворца на Беверли-Хиллз, имеет шансов быть званым в гостиную.
Однако если Стар кто-нибудь нравился, она могла затащить его к нам на вечерок. Так, однажды она позвала крошечного симпатичного гномика с четырьмя руками и с привычкой сопровождать свою жестикуляцию отплясыванием чечетки. Стар никогда не устраивала официальных приемов и не считала для себя обязательным появляться на общественных мероприятиях. Она не давала пресс-конференций, не произносила речей, не принимала депутаций, не закладывала зданий, не открывала Дней чего-то там, не подписывала бумаг, не опровергала слухов и не делала многого другого, пожирающего время, из того, что делают у нас на Земле Важные Шишки и Суверены.
Она давала консультации отдельным людям, иногда вызывая их из других Вселенных, она имела в своем распоряжении информацию отовсюду, информацию, организованную в систему, сложившуюся за многие столетия. Благодаря этой системе она узнавала о проблемах, требующих ее внимания. Постоянно раздавались жалобы на то, что Империя игнорирует «жизненные интересы», что она и делала в действительности. Ее Мудрость давала советы лишь по тем вопросам, которые она сама выбирала, а фундамент, на котором держалась вся Империя, заключался в том, что большинство проблем решалось без вмешательства извне.
Мы часто бывали на приемах. Мы любили балы и вечеринки, и для Ее Мудрости и ее консорта[92] их выбор был весьма обширен. В Протоколе был один важный пункт: Стар не принимала и не отдавала визитов, а показывалась в гостях, только когда ей хотелось, причем не терпела, чтобы за ней ухаживали. Это была прямая противоположность тем порядкам, которые существовали в столичном обществе при ее предшественнике, в чьи времена Протокол был строже, чем в Ватикане.
Одна из наших хозяек пожаловалась мне, что общественная жизнь стала куда скучнее при новых порядках, и намекала на желательность моего вмешательства. Я сделал, что мог,— нашел Стар, передал ей эти замечания, и мы тут же ушли — прямиком на бал к пьяницам-художникам — это было то еще зрелище!
Центр — такое смешение культур, рас, обычаев и стилей, что тут обязательны лишь немногие правила. Одно из самых жестких гласит: «Не навязывайте мне ваши обычаи». Люди одеваются так, как они привыкли одеваться дома, или же экспериментируют с чужими моделями. Любое общественное сборище выглядит как костюмированный бал Гость может появиться на званом обеде в чем мать родила, и это не вызовет никаких разговоров. Некоторые так и поступают — меньшинство, конечно. Я говорю не о негуманоидах или гуманоидах с шерстистым покровом — им одежды и так не нужны. Я говорю о людях, которые, будь они одеты в американский костюм, и в Нью-Йорке были бы не отличимы от прочих, а также о других людях, что привлекли бы внимание даже на Иль-дю-Леван, так как у них вообще нет волос — даже бровей. Для них это источник гордости, демонстрация превосходства над нами — волосатыми обезьянами, и они этим гордятся, как гордится мужлан из Джорджии отсутствием меланина[93]. Поэтому они ходят голыми чаще других представителей человеческих рас Мне они казались удивительно странными, но ко всему ведь можно привыкнуть.
Стар вне дома носила платье постоянно, я тоже. Она никогда не упускала возможности приодеться — единственная и простительная слабость, которая иногда могла заставить Стар забыть о своем императорском статусе. Она никогда не одевалась дважды в одно и то же платье и постоянно рядилась во что-то новенькое, очень обижаясь, если я этого не замечал. Некоторые ее новинки могли вызвать инфаркт даже на Ривьере. Стар считала, что женская одежда никуда не годится, если у мужчин не возникает желания сорвать ее ко всем чертям.
Самым эффектным, из костюмов Стар оказался простейший. Руфо случайно зашел к нам, и ей захотелось одеться так, как мы были одеты во время похода за Яйцом. И вот — раз-два — то ли костюмы уже ждали нас, то ли их заказали и исполнили мгновенно, что вернее, так как невианская одежда — редкость на Центре.
Луки, стрелы, колчаны появились с той же быстротой, и мы тут же превратились в Вольных Стрелков. Я был рад возможности пристегнуть к поясу Леди Вивамус, которая со времен Большой Черной Башни одиноко висела на стене моего кабинета.
Стар стояла, широко расставив ноги, уперев кулаки в бедра, с гордо откинутой головой, сверкающими глазами и пылающими щеками.
— Ах, как это замечательно! Мне так хорошо, я снова чувствую себя молодой! Любимый, обещай мне, обещай без обмана, что когда-нибудь мы снова отправимся на поиски приключений! Меня просто тошнит от того, что постоянно приходится сдерживать себя.
Она говорила по-английски, ибо язык Центра не подходит для выражения таких эмоций. Он вроде пиджин-инглиша — сложился за тысячи лет языковых заимствований, изменений, крайне унифицирован, невыразителен и функционален.
— Годится! — согласился я.— А как насчет Руфо? Хочешь выйти на Дорогу Доблести?
— Только если ты зальешь ее асфальтом.
— Чушь! Пойдешь, я тебя знаю. А когда и куда, Стар? Да черт с ним — куда! Просто — когда? Давай не пойдем на вечеринку и отправимся тотчас же!
